Сергей Плотов: Когда уже нам станет скучно жить?!

11
5276

Сценарист и драматург, участник Третьего театрального фестиваля новых музыкальных проектов «Другие берега» рассуждает о радостях и горестях современного юмора. 

В КОНЦЕ сентября в Новосибирске откроется третий театральный фестиваль новых музыкальных проектов «Другие берега». Одним из участников форума станет столичный мюзикл «Все о Золушке». С автором либретто этого спектакля Сергеем Плотовым наш корреспондент не так давно встретился в центре Москвы.

Сергей Юрьевич почти 15 лет живет в столице, работал на радиостанции «Эхо Москвы», сценаристом в Театре сатиры, писал эпизоды для сериалов «Моя прекрасная няня» и «Кто в доме хозяин?» В качестве автора мюзиклов работал с композиторами А. Журбиным, А. Семеновым, Р. Паулсом, В. Матецким и другими. Автор пьес, идущих в московском Театре сатиры, Театре имени Вахтангова, Театре наций, Театре мюзикла, Театре оперетты. Автор поздравительных миниатюр Г. Хазанова, которые затем вышли книгой «Каша из топора» в издательстве «АСТ». О творчестве Плотова как поэта говорит Игорь Иртеньев: «Отличительная черта его поэзии — интертекстуальность. Хотя игра с цитатами стала почти общим местом, легкость и щегольство, с которыми делает это Плотов, вызывают зависть».

— Мы проходим мимо здания СТД. Отсюда первый вопрос: в какой момент вы решили проститься с челябинским театром?

— Не было такого момента, чтобы бац — и осенило! В Челябинске со временем понял, что сочинить и придумать я могу гораздо лучше, чем изобразить. Поэтому с актерством было покончено довольно рано. С режиссурой позже. Когда пишу, за всех сыграю, всех прострою…

— Ну и ваши выступления — это же театр одного актера!

— В какой-то степени. Я прохожу по разряду «художественное чтение». Малохудожественных текстов. (Улыбается.) Отношу себя к эстрадникам. Конферансово-куплетное прошлое сказывается. Знаю, как работать с залом, как и в какой момент его прихватить, на что должны быть потрачены первые полторы минуты выступления, как выстроить программу, чтобы возникло ощущение импровизации — когда люди спрашивают: «Какой перекур? Неужели 50 минут прошло?» Для меня очень ценно, что публика не замечает, как летит время.

— Попробуем выбрать из списка, кто вы — сценарист, драматург, либреттист,  поэт, литератор, юморист?

— А все подряд! Не могу выбрать что-то одно. Все это перетекает друг в друга. Например, сейчас у меня любимая забава — сочинять мюзиклы. Конечно, работаю как поэт, когда пишу тексты для музыкальных номеров. Но и как актер при этом, поскольку музномер — не вставная песенка, а продолжение драматургии другими средствами, поэтому вживаюсь в образ. И получается находить определенный ритм, лексику, отталкиваясь не от себя, а от образа. А когда выстраиваешь всю драматургию, делаешь это как режиссер. Один хороший режиссер в свое время сказал: «Задача режиссера — сделать так, чтобы зритель напряженно следил, съест Волк Красную Шапочку или нет. Хотя все знают, что будет».

— У вас был трехлетний опыт ежедневного написания стихов. Готовы ли повторить эту практику?

— Повторить?!? Нет. Это была разовая акция. А причины ее появления — чисто психологического характера. Во время работы в театре у меня наступил очень поганый период в жизни. Надо было что-то делать. С собой. А я непьющий. Выбор действий был небогатый. И я решил каждый день писать по стихотворению. Просто чтобы с ума не сойти. А потом им нашлось применение — проект «Ну и денек». Когда я написал 30 майских стихотворений, встретил в Нижнем Новгороде на фестивале актерских капустников «Веселая коза» Виктора Шендеровича. Он узнал, чем я занимаюсь, услышал «майский цикл» и вскоре буквально за руку привел на «Эхо Москвы». Поставил перед Венедиктовым и сказал: «Вот! Торгуйтесь!»

— Виктор Анатольевич вас позже сосватал еще в журнал «Знамя»…

— Да много куда: и в «Знамя», и в «Плавленый сырок», и в «Бесплатный сыр», где меня настигло куплетное прошлое. Интересно, что  куплеты до сих пор работают! Когда у нас очередная хрень где-то происходит, автоматом включается желание как-то отреагировать на это в рифму.

— А как вы попали в журнал поэзии «Арион»?

— Расскажу, как я оказался в редакции этого журнала, — вместе с поэтом Игорем Иртеньевым мы решили сходить получить гонорар. Мы были на конкурсе актерской песни имени Андрея Миронова, что проходил в Театре сатиры. И вдруг Игорь предлагает: «Тут рядом «Арион», давай зайдем». Пришли. Главред Алехин спрашивает Игоря: «Слышал — на «Эхе Москвы» появился Иртеньев для бедных?» Я ничего не успеваю сказать. А Игорь отвечает: «Нет. А что, интересно пишет?» Алехин говорит: «Ну, так, не очень». Игорь продолжает расспрашивать его с серьезным видом, а я еле сдерживаюсь, чтобы не расколоться. Пару минут спустя Иртеньев признался: «Вот он стоит!» Алехин засмущался. А Игорь меня разрекламировал как сильного автора, который в журнале «Магазин Жванецкого» несколько раз печатался.

— В предисловии к вашему второму сборнику Иртеньев признается, что завидует мастерству Сергея Плотова. А вы кому-нибудь завидуете?

— Я не завистливый человек. Восхищаюсь очень многими людьми. Вообще, считаю, что в России неиссякаемый запас изящной словесности: все время, начиная с Пушкина, у нас было хорошо с хорошими поэтами. Нефть иссякнет, а хорошие поэты останутся! А еще у нас никак не кончаются мудаки. Вот два наших национальных богатства. Не знаю, как они связаны… С некоторыми прекрасными поэтами посчастливилось приятельствовать. Это Гандлевский, Иртеньев, Ким, Ряшенцев…

— Интересно, какова пропорция хороших поэтов и редких мудаков?

— Черт его знает! Стараюсь избегать каких-либо поэтических тусовок, но как-то занесло. Сижу, слушаю стихи, а сам думаю: ё-мое, наверное, поэзия — самый демократический жанр в искусстве. У нас почему-то все уверены, что знают, как играть в футбол, строить дома, воспитывать детей и писать стихи. И вот мысленно говорю выступающим: «Ребята, у меня точно не заниженная самооценка — но до вас мне расти и расти. Что остается делать? Только восхищаться! Но все же почему вы решили выйти к публике со своими неграмотными, а порой и откровенно графоманскими строками, ничуть их не смущаясь?» В какие-то минуты я жалею о поголовной грамотности российского народа. Но сейчас все идет к тому, чтобы эту ситуацию исправить.

— Пожалуй, поспорю — к примеру, Тотальный диктант снижает скорость увеличения безграмотных людей…

— Хорошо, тогда ответь мне: почему что-то в рифму — поэзия, а что-то — нет? Непонятно, какие внутренние механизмы по различению графомании и хороших стихов тут работают… Причем другой человек воспринимают стихи не так, как ты, — а совершенно иначе! Количество поклонников Асадова до сих пор зашкаливает, но для меня это точно не поэзия.

— Сергей, люди двести лет бьются, чтобы это внятно сформулировать!

— Ряшенцев в свое время хорошо сказал: «Если, прочитав чужие стихи, захотелось написать свои — это поэзия». Пока держусь за это определение. Вот еще, кстати, тема — если затронуть поэзию в целом, включая бардовскую песню, но не бардятину типа «Над костром пролетает снежинка». Кортнев блестяще спародировал плохую авторскую песню и закрыл тему. Так вот, если мы перечислим, кто нам нравится, то у каждого из них будет своя интонация. Абсолютно узнаваемая. Стихи без авторской интонации — общее место.

— Формат поэтического слэма вам интересен?

— Пусть каждый занимается, чем хочет. Меня поэтические турниры, разного рода баттлы не привлекают. Ведь там же трюки: «Дайте тему, и я через полчаса выдам стихи!» При владении техникой это очень легко. То есть это трюки на уровне: был палец — нету — опа, снова есть. А публика в восторге.

Продолжая разговор о поэзии, хочу сказать, что Евгений Александрович Евтушенко сильно подкузьмил своей фразой «Поэт в России больше, чем поэт». Ладно, читатель в это поверил — и черт бы с ним. Но очень много людей, пишущих стихи, поверили в это! И стали воспринимать себя как мессию, как истину в последней инстанции. Художнику надо быть самоироничнее, иначе неминуема его быстрая гибель как творческого человека. Писать стихи — это работа. Привычная, любимая. А совершенно непостижимая вещь — это сочинение музыки. Композиторы вызывают у меня огромное восхищение.

— А кто еще — актеры, режиссеры?

— Меня восхищает то, что я точно никогда не смогу повторить, — балет, танец. Люблю наблюдать за прекрасно танцующими людьми.

— И что, покупаете билеты в Большой театр за бешеные деньги?

— Нет, в театры я хожу по контрамаркам. Наверное, в этом есть элемент жлобства. Но, действительно, вот уже много десятилетий хожу в театр только по приглашениям. Когда был в Америке, покупал билеты на мюзикл «Чикаго». Это классическая бродвейская постановка — 30 лет спектакль идет ежедневно. Что сказать? Запредельный уровень мастерства. А еще за деньги сходил на концерт сэра Пола Маккартни — тоже в Нью-Йорке, в «Барклай-холле». 2,5 часа без антракта. Абсолютный кайф.

— И как вам после Бродвея московские мюзиклы?

— Ну, как объяснить? Вот есть сериалы «Брекин Бэд», «Игра престолов» —  и сериалы канала «Россия». А называются одинаково. Или есть пицца, купленная в небольшой семейной пиццерии в центре Рима, — и замороженная из «Пятерочки». Внешне они весьма похожи… В России мюзикл только начинает развиваться. Конечно, от Америки мы отстали на всю жизнь. Но это не повод не двигаться в эту сторону. Проблема в том, что нигде не учат на артиста мюзикла. И как сочинять их — тоже. У мюзикла свои законы — это не водевиль, не музыкальная комедия, не оперетта. Пытаюсь самостоятельно постичь алгоритм написания мюзикла, разговариваю с российскими классиками этого жанра — Ряшенцевым, Кимом. Стараюсь выяснить, как они выстраивают драматургию. Весьма познавательно  общение и с композиторами.

— Кто самый требовательный композитор — из тех, с кем вместе работали?

— Сотрудничество выстраивается с каждым по-разному. Расскажу, чему учусь у них. Как либреттист я начинал с Журбиным. Сейчас у нас будет пятый совместный проект. Он меня сразу научил очень важной вещи. Сказал: «Никогда не пиши квадратом! Ритм стихотворения надо постоянно ломать. За каждую синкопу композитор в ноги поклонится».

С Рыбниковым работали над кое-какими текстами для новой версии «Звезды и смерти Хоакина Мурьеты». Он сказал интересную вещь: «Смотри, этот номер лирический, а образ в арии героя агрессивный. Поищи соответствия».

— То есть кровушки никто не попил?

— Нет. Очень интересно с Александром Сергеевичем Зацепиным. Горжусь знакомством с ним. Он работает только так: сначала музыка, потом текст. Представляешь, у всех знаменитых зацепинских песен могли быть совсем другие слова! Но и Дербенев был очень высоким мастером. В его текстах не вынуть ни единого слова, ничего не заменить.

Зацепин присылает смешную «рыбу». Он использует только позитивные слова: «милый», «мой», «дорогой»… Сегодня поеду на завершающую встречу с ним по поводу нашего очередного большого проекта.

— А при живом Меньшове не страшно было браться за либретто мюзикла «Любовь и голуби»?

— Нет. Объясню, почему. Дело в том, что я учился актерскому мастерству в Омской драме — где Владимир Гуркин служил актером. Вместе ездили на гастроли. Помню, то ли в Свердловске, то ли в Челябинске простыли и сидели рядышком с горчичными пластырями на груди… Пьеса Гуркина «Любовь и голуби» писалась как раз в те годы. Практически сразу ее поставил Геннадий Тростянецкий, играли Юрий Кузнецов, Юрий Музыченко, Наташа Василиади…

Сейчас мы работали по пьесе. А фильм несколько отличается от нее. Меньшов пришел на премьеру, сказал много очень теплых слов. Сравнение с культовым фильмом было неизбежно, и нам предстояло сделать что-то совсем другое. Андрюша Семенов написал замечательную музыку, мы с ним много чего сделали для Театра сатиры.

— Сколько «Золотых масок» завоевано при вашем участии?

— Екатеринбургский спектакль «Картинки с выставки», что поставили мы с Александром Бороком, выиграл номинации «Лучший спектакль» и «Работа художника». Он до сих пор идет в театре кукол! В мюзикле «Все о Золушке» «Маску» получила Оксана Костецкая за роль феи. Это мой любимый спектакль. Далеко не всем доволен из того, что мною сделано, и это нормально. Но в нашей «Золушке» все получилось лучше, чем представлял себе. Потом с этой же командой сделали мюзикл «Синяя, синяя птица» в Театре наций.

Если говорить о новых спектаклях — в Театре Фоменко в конце июня сыграли премьеру музыкального спектакля «Завещание сэра Чарльза Адамса, или Дом семи повешенных», где я драматург и автор текстов к песням. Очень хороший спектакль получился в Малом театре, куда отдал свою версию пьесы Уайлдера «Сваха» — это то, что все знают как «Хелло, Долли!» Уайлдер подтибрил сюжетик в Германии, где в 1852 году поставили одноактовочку «Он хочет шутить». А я переписал эту историю вместе с режиссером Владимиром Ивановым. И 30 апреля сыграли замечательную премьеру «Всегда зовите Долли!» — с Ириной Муравьевой и Валерием Афанасьевым в главных ролях.

— Желаю вам третьей «Золотой маски»! 

— Обсчитались! Еще одну «Маску» получил спектакль «Старый сеньор и…» в Театре кукол имени Образцова, режиссер и художник — Виктор Никоненко. Этот спектакль состоит из трех новелл Маркеса. Одна называется «Монолог старухи», все убеждены, что ее написал Маркес. А это моя стилизация под него! Для другого образцовского спектакля, «Мюнхгаузена», мы с Зацепиным написали четыре песенки.

Сейчас обсуждаем новую работу, все уже сделано — думаю, скоро заключим договор с Театром оперетты. У меня там половина текстов к номерам на музыку Журбина. Вообще, сезон расписан — еще несколько работ впереди. Также запланировано много поездок с концертами. Пол-апреля ездил по Германии, в начале мая летал в Берлин с театром «Школа современной пьесы».

— И над чем смеются русские эмигранты?

—  Надо сказать, немецкая эмиграция прекрасно осведомлена о том, что у нас происходит. Израильская — тем более. В Хайфе концерт шел в два раза дольше обычного — после каждого четверостишия приходилось опускать айпад, с которого читаю, и пережидать хохот. Завтра в 9 утра вылетаю в Нью-Йорк. Американцы уже не так хорошо знают, кто есть кто у нас. Но тоже стараются внимательно следить за событиями в России, хорошо реагируют и на словесные игры, и на ситуативный юмор… Специально для эмигрантов не пишу. Вот относительно новая вещь — семиминутная история «Анютино горе»: переписал «Анну Каренину» в стиле Чуковского. Везде заходит на истерику.

— Наш юмор разделяется на письменный, телевизионный эстрадный. Много ли сегодня королей российского юмора?

— Думаю, их много. У нас сейчас огромная сеть юмористических «макдональдсов», где быстренько получил простенький продукт — и свободен. А я предпочитаю рестораны высокой кухни.

— В то же время живы мэтры — Жванецкий, Хазанов…

— Жванецкий — отдельная история. Это настоящий большой мастер. Геннадий Викторович Хазанов давно ушел в театр. Не так давно смотрел спектакль Туминаса в Театре Вахтангова «Фальшивая нота», где Хазанов играет вдвоем с Гуськовым. Хазанов — очень сильный драматический актер.

— Есть такой человек-явление Семен Слепаков — сценарист, продюсер, автор-исполнитель… Как вам его песни?

— Мы знакомы, но не более того. Многие песни Семена мне очень нравятся. У Слепакова есть своя интонация, это бесспорно. «Я увидел, Кать, твою мать» — дико смешная песня. У него также есть блестящая версия старого шлягера «Крутится, вертится шар голубой». Когда юмориста пробивает на лирику — это всегда очень ценно.

— Галкин — звезда?

— Максим очень талантливый человек. Конечно же, он звезда. Очень заточенный на работу артист. Абсолютный профи. Но не могу сказать, что как только увижу афишу чьего-то сольника, то побегу смотреть. А ведь раньше люди бежали к телевизору с криком: «Райкина показывают!» У Карцева с Ильченко был потрясающий дуэт…

«Квартет И» — замечательные ребята, опять же со своим стилем. Смотрел их несколько спектаклей. «День радио» и «День выборов» на сцене — просто чумовая история! Кортнев там так отжигает — удивительного таланта человек. И человеческих качеств высочайших. Очень горжусь нашей дружбой.

— Вас легко рассмешить?

— Да! Колюсь на сцене на раз. Человек с каменным лицом — это не про меня.

— Какую книгу считаете самой смешной?

— «12 стульев» и «Золотой теленок». Вот это уровень юмора — когда вдруг грустно становится и тут же снова смешно. Еще высоко ценю «Трое в лодке, не считая собаки» и «Похождения бравого солдата Швейка». На этих книгах формировалось мое чувство юмора.

— Много лет вы пишете в интенсивном режиме — какой допинг используете?

— Просто сажусь и пишу. Муза — мой наемный работник. Не могу ждать, пока меня осенит, — надо кормить родных и близких. За письменным столом включается ремесло. Еще помогает то, что постоянно наблюдаю за людьми, внимательно слушаю чужую речь.

Недавно прислали сценарий «на лечение». Вроде идея симпатичная, но все очень плохо сделано. Я просто отказался. Текст надо было переписать по новой.

— А я вот прошу не отказаться и закончить детский стишок: «Дети в подвале играли в Кокорина…»!

— (Хохочет. Две секунды спустя) — «Слава футбола навек опозорена!» (Снова смеется.)

— Сейчас снимается довольно много комедий — от «Иронии судьбы-2» до «Нашей Раши. Яйца судьбы». Как оцениваете? Хотя наверняка что-то пропустили…

— Наверняка даже что-то писал! «Карнавальная ночь-2», «Зайцев, жги!», «Все включено», «Все включено-2»  и так далее. Пока не встретил картину, после которой остался бы очень доволен как зритель. Это все следствие конфликта интересов продюсера и создателей фильма. Сколько плохих спектаклей по Чехову — а ведь хороший драматург! Любой хороший текст можно зарубить чем угодно — торопливостью, не тщательностью подхода, заменой профессионалов на лояльных людей или родню… А еще частенько бывает так, что половину бюджета на фильм сперли до начала работы над сценарием! Но не беда — возьмем артиста подешевле. Но он, как правило, и похуже будет… А дальше продюсер вспоминает, что это все предстоит каким-то образом продать. Вот и начинаются требования: не умничайте, давайте что-нибудь попроще, публика дура и так далее. Для меня разговоры на тему «Зритель хочет это видеть» — в пользу бедных. Публика смотрит то, что ей показывают. Хочет ли он, не хочет — про какого зрителя мне все время рассказывают?

— Завершаем беседу. Чем трагичнее жизнь вокруг, тем лучше для сатирика. Так?

— Мое кредо: не могу молчать. Это вопрос личной психологической гигиены. Теоретически могу не высказываться по поводу каких-то дел. Но вряд ли получится. Мне же на себя утром в зеркало глядеть. По поводу легкой жизни сатирика недавно мне высказал один приятель: «Хорошо устроился — знай себе критикуй систему и живи припеваючи!» Хочется ответить — а кто тебе мешает так жить, если понял алгоритм? Но только не такая уж это большая радость. Хвалить систему гораздо выгоднее и приятнее.

Открываешь новости, читаешь какую-то дикую мерзоту и потом проверяешь, не фейк ли это! Пытаюсь оправдать людей, творящих этот ужас, тем, что они сидят на мощных препаратах. Потому что, если они придумывают идеи и произносят фразы в здравом уме и трезвой памяти, то мне пора уходить из профессии. Оруэлл и Кафка — наивные лошки по сравнению с нашими деятелями!

— Доживем ли до времени, когда нам будет скучно жить?

— Очень этого хочу.

Юрий ТАТАРЕНКО, специально для «Новой Сибири»

Фото из личного архива Сергея ПЛОТОВА

Whatsapp

11 Комментарии

Оставить ответ

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.