В концертном зале имени Арнольда Каца в рамках VI Транссибирского арт-фестиваля состоялся концерт, посвященный памяти знаменитого дирижера и педагога, создателя Новосибирского академического симфонического оркестра, базового коллектива нашей филармонии. Памяти Арнольда Михайловича Каца. Собравшиеся в зале зрители услышали мировую премьеру симфонической фантазии «Музыка моря», написанную учеником Аскольда Мурова, члена Сибирской композиторской организации Бориса Лисицына.
Симфоническая фантазия посвящена памяти Арнольда Михайловича, под руководством которого оркестр исполнял произведения тогда еще начинающего композитора.
Вот что говорит об этом событии его автор Борис Лисицын: «Арнольд Кац сделал очень много для всех нас — и исполнителей, и композиторов, однако, по-моему, мы еще не написали произведения, достойного его памяти. «Музыка моря» — одна из попыток это сделать: ведь в жизни Арнольда Михайловича было сочетание красоты и драмы, которое и вдохновило меня на эту работу». Одночастная симфоническая фантазия делится на два раздела — которые, по словам композитора, можно условно обозначить «До шторма» и «После шторма», и навеяна она встречей с холодным океаном в районе Владивостока. А суть общей идеи своего произведения, восторженно встреченного зрителями и получившего высокую оценку критиков, профессиональных дирижеров и музыкантов, Борис формулирует так: «Пьеса должна звучать красиво и драматично, как, в общем, и звучит жизнь каждого из нас».
«Музыку моря» исполнил академический симфонический оркестр Новосибирской филармонии (художественный руководитель и дирижер — Томас Зандерлинг). За дирижерским пультом стоял главный дирижер и музыкальный руководитель Большого театра России Туган Сохиев.
А теперь открою небольшой секрет. Мы с автором музыки, комопозитором Лисицыным учились в школе в одном классе, начиная с пятого. И наши дружеские отношения с тех пор серьезно не прерывались. Вот и сегодня он в гостях в нашем доме, и мы беседуем с ним вполне по приятельски, но то же время в формате интервью.
— Борис, мы с тобой знакомы без малого пятьдесят лет. В отличие от меня, закончившего музыкальную школу без какого-то внятного результата, ты впервые взял в руки гитару еще в школьном ансамбле. Затем жизнь кардинально изменилась. Ты неожиданно для одноклассников оказался сначала в музучилище, а затем в консерватории у известно российского композитора Аскольда Мурова. Чем можно объяснить такой разворот в жизни?
— Все вышло случайно. Я начал для разнообразия ходить в театр оперы и балета. Там, как и сейчас, было два зала — напротив друг друга. И вот как то раз я заскучал на спектакле, вышел в фойе и из простого любопытства открыв дверь в соседний концертный зал, вдруг улышал нечто, что меня потрясло. «Реквием» Верди.
Закончив работу, я решил, что самое время показать ее Кацу. Пошел на концерт. Дождался его окончания. Подошел у маэстро и поросил посмотреть мою партитуру. Он полистал, заулыбался и… послал меня к Аскольду Мурову. Так все и началось. Следующие десять лет я просто учился музыке, сначала в музыкальном училище, а потом в консерватории, по ее окончании написал дипломную работу, одноактную оперу «Пир во время чумы».
— Речь идет о той опере, которую режиссер новосибирской студии телевидения Ким Долгин перенес на телеэкран? Как это случилось?
— Если ты помнишь, премьеру оперы давали в зале консерватории, Элеонора Титкова поучаствовала в постановке, поэтому некое действо на сцене было. В зале среди приглашенных был и сам Ким Долгин. И как он признался мне незадолго до смерти: «Я вышел из консерватории, шел по первомайскому парку и был под сильным впечатлением и тогда уже решил, что я должен ее поставить».
— Борис, почему было принято решение ставить телевизионную версию максимально современно? Как бы на городской свалке, где все участники были в какой-то затрапезной одежде?
— Тогда шел 1988 год. Страна под названием СССР ускоренно катилась к своему концу. Нарастали проблемы и по всему миру, это тоже хорошо чувствовалось. Ким принял решение очень, на мой взгляд, символичное: все действие должно происходить именно на свалке. Что до сих пор мне не нравится, так это отсутствие театральных костюмов. Мало действия. Динамики не хватало. Но опять же вспомним, каков был год. Не хватало ни денег, ни времени. Лепили из того что было.
Но самое главное, что фонограмму к фильму писал академический симфонический оркестр и дирижировал им Юлиан Факторович. А пели солисты новосибирской оперы и студенты консерватории.
— Так получилось, что у меня и с главным дирижером Людмилиным был разговор о привлечении в театр сибирских композиторов, и такой же разговор тогда случился с вновь назначенным худруком Володей Владимировым. Я призывал их продолжить традицию постановок балетов, опер на музыку сибирских композиторов и, насколько помню, предлагал познакомится с работами Сергея Кравцова и Бориса Лисицына. Это что-то изменило? Ведь следующим этапным произведением стала опера-балет «Снежная королева», которую поставили в оперном театре.
— Я встретился с Людмилиным и сообщил, что работаю на партитурой оперы-балета «Снежная королева». Он предложил вынести этот вопрос на худсовет. Так и сделали. Прошло несколько месяцев и я даже подзабыл об этом и особенно ни на что не рассчитывал, когда внезапно мне позвонил Владимиров и сказал, что принято решение ставить «Снежную королеву». Принимали его очень хорошо, но в стране как раз начался хаос, СССР развалился и, собственно говоря, людям было не до театров.
Любопытная деталь. Самый высокий гонорар в СССР выплачивали за написание оперы. Вот и мне выдали две тысячи пятьсот рублей, а вторую часть гонорара должны были выплатить после Нового года. Но утром нового 1992-го, когда я, как и все остальные граждане, пришел в магазин, то увидел, что сметана стала стоить в тридцать раз дороже, и мне оставшихся денег хватит разве что на чашку кофе.
— Да, надо было выживать… Как ты выкручивался, ведь серъезная музыка перестала приносить деньги?
— Ну как… Театры, драматические театры. «Старый дом», другие. Много писал для них. Пытался, правда, заниматься бизнесом, не получилось.
— И ты оказался в Америке, как случилось. Ты ведь выезжал по так называемой линии городов побратимов, потом снова уехал на полгода… А когда окончательно принял решение переезжать?
— Да, тогда состоялась интересная поездка — много городов, встреч, мне как-то пришлось сделать авторскую транскрипцию оперы Рахманинова «Алеко» и ее продирижировать. Но тогда у меня и в мыслях не было там жить. Потому что мне довольно быстро стало понятно, что быть композитором в Америке дело неблагодарное и неоплачиваемое. Я вернулся в Россию и у меня было твердое чувство, что я должен работать и жить именно здесь. Это были самые тяжелые годы и копозиторских перспектив-то и тут тоже не оказалось. Но как раз в это время моя жена ездила в Сан-Франциско и приняла там участие в лотерее Грин Кард. И к моему, ни то счастью, ни то к сожалению, она победила. Так я и оказался в Сан-Франциско, где и живу, оставаясь по духу русским человеком, регулярно приезжающему в Новосибирск, и не потерявшему связь с сибирской композиторской организацией.
Первые несколько лет ушли на техническое переоснащение и поиски своего языка. Я там пробелы в этом особо остро почувствовал. Ведь в современной музыке важно быть оригинальным. Повторы никому не нужны. И вот тут я понял, что мое происхождение, мои сибирские корни при правильном использовании могут дать очень хороший результат. Вот так получился «Шаман».
— За последние два года эта связь стала очень заметной. В прошлом году с успехом прошел твой автосркий вечер в камерном зале филамронии, где ты показал сразу три премьеры: вокальный цикл на стихи Цветаевой «Марина» для сопрано и струнного оркестра, «Ламенту» для струнного трио и потрясщего слушателей «Шамана», пьесу для виолончели соло.
В нынешнем все сложилось еще более удачно. Если судить по реакции в соцсетях, на сегодняшний день это самое яркое фестивальное событие. Как так получилось?
— Знаешь, я заметил, что когда я просто пишу… для театра или по заказу, я пишу музыку. Но когда под воздействием внешнего фактора, производящего на меня серьезное впечатление, у меня открывается некий канал связи с чем то высшим, я начинаю писать ту музыку, что оттуда приходит. А это уже музыка с большой буквы. В этом случае таким фактором, оказавшим на меня огромное влияние, послужило посещение северной части Тихого океана, где я увидел величественную, подчас дикую мощь природы, вдруг переходящую во вполне тихое состояние, вскоре сменямоей очередным буйством… Как в жизни.
Я перенес это ощущение в ноты. А дальше все пошло очень удачно. Великолепный оркестр и выдающийся дирижер Туган Сохиев... Туган прочувствовал мою партитуру и смог с оркестром донести до зрителя все что я хотел сказать. В моей партитуре важна каждая нота, лишних нет, и дирижеру удалось каждую ноту выделить, поставить на свое место и донести до слушателя. За это я ему очень благодарен. И еще я очень доволен, что эта моя работа произвела хорошее впечатление на рядового слушателя, не профессионала. После концерта и, как ты правильно заметил, в соцсетях мне многие выражали признательность. В современной музыке это бывает нечасто. Я очень это оценил и очень этому рад.
— Борис, тебе выпал, благодаря «Арт-фестивалю», редкий шанс, вас заметила широкая публика и очень важные профессионалы. Думаю, что такой шанс никак нельзя упускать. Как ты думаешь?
— Моя новая работа уже в процессе. Если «Музыка Моря» написана нетональным языком с использованием линеарности и минимализма, то следующая работа строится на нетрадиционных звучаниях и приемах игры, но без потери контакта со зрителем, чем страдают многие подобные эксперименты. Так что очень надеюсь, что это будет интересным и для исполнителя и для слушателей.
Александр САВИН, специально для «Новой Сибири»
