Регион готовится к 35-летию Чернобыльской катастрофы, в ликвидации последствий которой принимали участие многие новосибирцы.
НОВОСИБИРСК — один из ведущих центров, хранящих память о крупнейшей в истории человечества техногенной ядерной катастрофе. В апреле исполняется 35 лет с того страшного дня, регион готовит к этой дате серию событий. Накануне председатель Сибирского регионального союза «Чернобыль» Владимир Дроздов провел корреспондента «Новой Сибири» по залам музея ядерных катастроф и рассказал о работе союза.
— Всем посетителям уверенно говорю: музей у нас уникальный. Здесь много редких книг, огромная коллекция важных фотографий, оригинальные документы, артефакты, предметы, связанные с ядерными катастрофами. Вот здесь хранятся оригиналы журналов наблюдений людей, работавших на Чернобыльском саркофаге. Официальные документы, больше их нигде нет. А это самодельный блокнотик, в котором один из моих коллег, сегодня он волонтер в нашем союзе, записывал параметры своих выходов на крышу. Видите — дата, время, доза. А вот это копия исторического документа — докладная замминистра энергетики в ЦК КПСС о том, что в Чернобыле ничего страшного не случилось, дополнительных мер не требуется. А вот на этих снимках то, что происходило на АЭС в момент создания записки на самом деле.
— А киноаппарат — тот самый, с которым работали в Чернобыле новосибирские кинодокументалисты?
— Нет. Но точно такой же. Тот, которым оператор Виктор Гребенюк запечатлел знаменитые на весь мир кадры падающего вертолета, захоронен на новосибирском дезактивационном кладбище. И вот справка, что техника, которую Гребенюк привез в Новосибирск, не подлежит дезактивации. Но поскольку это все же было имущество студии кинохроники, заставили привезти.
Наши новосибирские документалисты работали на саркофаге — кинорежиссер Валерий Новиков, оператор Виктор Гребенюк, ассистент оператора Сергей Шихов, редактор и сценарист Виктор Попов.
СЪЕМОЧНУЮ группу вызвал в Чернобыль начальник Сибакадемстроя Геннадий Лыков, руководивший возведением саркофага и получивший впоследствии за эту работу звезду Героя Труда.
В Чернобыле на ликвидации аварии работало более 2700 новосибирцев. Кроме строителей — авиаотряд подразделения Вооруженных сил СССР, кадровые военнослужащие и воины-резервисты в составе 29 сибирского полка химзащиты под командованием полковника Виктора Лелюха.
— У вас тут особое чувство испытываешь: как будто вы про Великую Отечественную войну рассказываете, где тоже сибиряки особую роль играли.
— Так и есть. Я в Чернобыле работал в конце 1986 года, призвали через военкомат, как на сборы, — «партизаном». И все говорили: если какой-то полк отказался идти, посылали сибиряков. Сибиряки шли и делали. Может быть, поэтому среди сибирских чернобыльцев столько выдающихся людей, судьба каждого из которых достойна книги. Может быть, поэтому в жизни нашего союза столько особых знаков.
— Знаков?
— У нас есть такой плакат — мы его всегда привозим в школы на встречи, оставляем учителям вместе с рекомендациями-методичками по ведению уроков мужества, используем в выставках. На нем две фотографии. Слева — знаменитое дерево-крест, символ Чернобыля, простоявшее в бору рядом с АЭС с начала XX века, но не пережившее катастрофу. Справа — почти точная его природная копия, появившаяся в Нарымском сквере береза. Ее увидели после того, как мы к 10-летию катастрофы, в 1996 году, открыли там стелу памяти.
А вот иконы «Чернобыльский Спас» и «Чернобыльская Богоматерь». Они созданы по инициативе союза «Чернобыль» с благословения митрополита Тихона в Новосибирске. В музее хранятся списки, такие еще есть в Кемерове, Ленинграде, Омске. Сами иконы в Вознесенском соборе.
— С чего начинается общение в вашем музее? Что современные люди, дети знают про катастрофу? Как вас встречают школьники?
— Для многих подвиг чернобыльцев и масштаб тех событий — откровение. Вот сегодня придет девочка, школьница — она часто бывает, просит книги, пишет рефераты. А началось ее увлечение на одном из уроков мужества. Таких случаев не скажу, что много — но они есть.
Как-то пришли в школу, а на встречу собрали 4-классников. Мы были к этому не особо готовы. Поэтому решили рассказывать как есть, по-взрослому. Показали фильм, рассказали, что там было, что мы там делали. А после урока подходит ко мне девочка и говорит: «Можно вас обнять?» Знаете, до слез… С тех пор мы всегда в начале таких встреч показываем видеокадры — эвакуация, равной которой по масштабам в мирное время не бывало, работы, где все бегом и каждый выполняет только одну короткую операцию, секунды, потому что дольше там находиться нельзя из-за высокого радиационного облучения, строительство, гигантские объемы бетонных работ в условиях высокого радиационного излучения… А потом каждый встает и рассказывает о себе: что было.
Бывает, что дети спрашивают, каких монстров мы там убивали. Для них Чернобыль — это игра. В лучшем случае сериал.
Задача нашего союза — социальная и правовая поддержка участников ликвидации катастрофы, которых с годами становится все меньше, но кроме этого мы храним память о тех событиях, а также обо всех ядерных катастрофах. У нас в Новосибирске живут очевидцы аварии на химкомбинате «Маяк» в 1957 году — это так называемая Кыштымская катастрофа, первая в СССР техногенная радиационная чрезвычайная ситуация, возникшая 29 сентября 1957 года в закрытом городе Челябинск-40 (сегодня Озерск) и до недавнего времени никому не известная. Есть свидетели аварии на ядерной энергетической установке атомной подводной лодки К-431 Тихоокеанского флота — она произошла 10 августа 1985 года в бухте Чажма и повлекла облучение сотен людей, жертвы. Новосибирцы могут рассказать о работе Семипалатинского полигона, на котором за 50 лет вплоть до 1989 года велись ядерные испытания, было взорвано не менее 616 ядерных и термоядерных устройств. В нашем активе есть ветераны подразделений особого риска — это воинские формирования Вооруженных сил СССР, личный состав которых работал на спецтехнике, обслуживал испытательные полигоны, арсеналы, привлекался к работе на опасных объектах, к участию в испытаниях ядерного оружия, в учениях с его применением, проводил и обеспечивал работы по сбору и захоронению радиоактивных веществ. В Новосибирске живут эвакуированные припятчане, которые вспоминают о своем городе со слезами. С годами мы стали общественной организацией инвалидов, граждан, принимавших участие в ликвидации последствий катастрофы, а также лиц, пострадавших от этой и других радиационных аварий, принимавших участие в испытаниях ядерного оружия.
— Как получилось, что «Чернобыль» так расширил круг своих уставных задач?
— Новосибирский региональный союз «Чернобыль» был четвертой организацией на территории СССР — после Чернобыля, Харькова и Москвы. Потом, когда началось создание региональных организаций по всей России, нам отвели территорию от Урала до Дальнего Востока — я лично помогал в их создании, уже с учетом нашего опыта. Мы прошли этот путь полностью, и круг вопросов, которыми союз занимается сегодня, продиктован самой жизнью.
Мы часто опережали практику, формировали ее. Когда в мае 1990-го вышло 325-е постановление Совета Министров СССР и ВЦСПС, формализовавшее первые социальные льготы для чернобыльцев, у наших ребят уже были удостоверения — с печатью и логотипом союза. С момента аварии прошли годы, чернобыльская проблема выросла до таких масштабов, что потребовалось создать правовую базу по всем категориям пострадавших. Документ предусматривал льготы, но механизма их реализации еще не существовало. Так наши удостоверения люди предъявляли в общественном транспорте. Помню, показал удостоверение в Москве — и меня в метро пропускают. Москвичи спрашивают: о, ты где такое взял?
— Кто и как создавал союз в Новосибирске?
— А мы, чернобыльцы, сами его и создавали. Началось все в 1989-м. Люди встречались, разговаривали, обменивались информацией о том, кто болеет, кому какая помощь нужна, думали, что делать. Потом появились первые заметки в газетах, прошло заседание инициативной группы — у меня в квартире. Узнали, как создавали свой союз харьковчане, пошли в «Красный Крест», где встретили Наталью Васильевну Якимову, руководителя новосибирского «Красного Креста», она же член правления и президиума российской организации, мы по праву включаем сегодня в число основателей новосибирского «Чернобыля».
— Больше тридцати лет… С тех пор вы из союза молодых героев, которые участвовали в совершении подвига, стали ветеранской организацией.
— Ну, лично я и тогда не был шибко молодым — мне было 45. А сегодня 79, и я с первых дней союза в его активе, а с 1990-го — председатель. Полжизни здесь. А ведь и до сих пор иногда понимаю, что статус чернобыльцев ясен не для всех. Как-то звоню в одно госучреждение с просьбой помочь в установке памятника в Бердске. Мне говорят: простите, но мы помогаем устанавливать только памятники защитникам Отечества. Простите, говорю, а мы что защищали? Не все понимают, что на планете нет уголка, на котором бы не было пепла Чернобыля. Радиоактивное облако от той катастрофы трижды облетело планету.
Нам один моряк, он был в бухте Чажма в момент аварии ядерной на подлодке К-431, рассказывал про те события, и мы решили, что надо сделать с ним интервью. Идея понравилась, но пока мы готовились, он помер. Мы все уже немолодые, я всегда боюсь не успеть сделать что-то важное.
— Наверное, ваш музей — это как раз об этом. Он у вас в каком статусе сегодня?
— Экспозицию мы создали в 2009 году — тогда она была первой в России. Сегодня начали делать описание, чтобы придать ей статус. Приезжали представители городского музея, рассказали, как все нужно сделать.
Помните крушение поездов Новосибирск — Адлер под Уфой в 1989 году, в котором погибло много новосибирцев? Сбитый украинской армией самолет Новосибирск — Тель-Авив над Черным морем в 2001 году? Человечество забывает свои трагедии быстро. Уверен, если и мы хоть на какое-то время перестанем говорить о себе — все быстро забудут. Но я считаю, вычеркивать из истории Чернобыль недопустимо. Мы обязаны сохранить эту память, сберечь информацию о новосибирцах, о тех, кто живет сейчас, о тех, кто ушел.
Константин КАНТЕРОВ, «Новая Сибирь»
