Сколько бы уроков из истории ни выносила российская экономика, актуальные проблемы остаются прежними
1998 — 2008 — 2016: уроки истории, которые никого и ничему не учат…
Говорят, ночь наиболее темна перед рассветом. Если перевести это на современные отечественные реалии, прежде чем российской экономике станет снова хорошо, ей должно стать совсем плохо. Конечно, все, что нас не убивает, делает нас сильнее, однако то, что присущие капитализму кризисы случаются все чаще, длятся все дольше, а на России сказываются все сильнее, не может не вызывать извечных вопросов «Кто виноват?» и «Что делать?»…
Как жить не по средствам
Многим из нас памятны жестокие уроки кризиса 1998 года, когда государство жило в долг, поназанимав массу денег за рубежом, а внутри страны выстроив официальную финансовую пирамиду под названием государственные краткосрочные обязательства (ГКО), дававшую бешеную прибыль фондовым спекулянтам.
С тех самых пор в нашей стране был забыт основной экономический постулат тэтчеризма «Жить по средствам». Возможность шикарно существовать, ничего не производя, привела к засилью финансового сектора и переоцененности российской валюты. Стало дешевле завозить товары из-за рубежа, чем производить что-либо самим. Например, к лету 1998 года банка «брендового» импортного пива в рознице стоила дешевле, чем бутылка отечественной эссенции того же «класса». Поэтому в большинстве отечественных отраслей производственные мощности были загружены минимально, мало-мальски развивались лишь «инвестиционные», такие как финансовый сектор, жилая недвижимость и розничная торговля. Вследствие чего государство было «по уши» в долгах, а дефицит бюджета покрывался лишь новыми заимствованиями на внешнем и внутреннем рынках.
Поэтому, когда случилось то, чего так долго ждали экономисты и боялись операторы фондового рынка — пресловутый дефолт (отказ государства платить по своим долгам — всем кому должны, прощаем!), сначала обрушился рынок ценных бумаг, а за ним и курс российского рубля. Причем то, что нашу страну чуть не убило, нас же и спасло. Ибо катастрофическое ослабление рубля и соответствующее подорожание импорта побудило самые оборотистые российские предприятия включиться в процесс импортозамещения, полнее загружать свои производственные мощности, заняться модернизацией, а в ряде случаев способствовало появлению новых современных производств.
Это, а также то, что в процесс передела российского реального сектора активно включились иностранные стратегические инвесторы, привело к тому, что к кризису 2008 года наша страна пришла хоть и со структурными перекосами в сторону финансового, сырьевого, энергетического сектора и рынка потребительских товаров, но в более жизнеспособном состоянии, чем в 1998 году. «Хорошей новостью» стало и то, что благодаря высоким ценам на нефть государство научилось верстать бездефицитные бюджеты, а существенную долю нефтяных сверхприбылей стало складывать в «кубышку» «на черный день».
«Поддержка малого бизнеса» и монополизация всей страны
«Плохая новость» заключается в том, что новый этап ознаменовался почти 100-процентным исчерпанием доставшегося новорусской экономике от советской власти промышленного потенциала и переходом практически всего рынка продовольственных и потребительских товаров в руки крупнейших международных концернов. Таких как Nestle, Pepsi, Coca-Cola, Heineken, Henkel, Reckitt Benkiser и иже с ними. Аналогичные процессы шли и продолжают идти в таких отраслях, как банковский сектор и производство легковых автомобилей.
Нельзя сказать, что у нас не любят родные монополии. Чтобы они жили не тужили, им каждый год позволяют индексировать тарифы и цены в размерах, часто превышающих темпы инфляции.
Как следствие, регулярный и необоснованный рост тарифов ЖКХ, цен на моторное топливо и электроэнергию, а также прогрессирующая монополизация в других отраслях повышает издержки производства по всей экономике и оставляет все меньше места для российского малого и среднего бизнеса. Какие бы государственные программы по его поддержке ни принимались, крупные предприятия, осваивающие те же рынки, более жизнеспособны и при прочих равных условиях дают своим владельцам экономию на масштабах производства. Чтобы в этом убедиться, достаточно посетить ближайший супермаркет — бренды там могут быть разные, а «материнские компании» можно пересчитать буквально по пальцам. Немудрено, что вклад российского малого и среднего бизнеса в ВВП страны составляет 20 процентов против около 50 процентов в Европе. Удивительно, как ему еще удается «трепыхаться».
Остается лишь утешиться тем, что накопленные государством золотовалютные резервы позволили избежать очередного резкого краха всей финансовой системы страны и массового банкротства банков и предприятий, а предприятия «с зарубежным участием» находятся на нашей земле и там работают наши люди. И надеяться на то, что владельцам крупных отечественных предприятий наскучит вкладываться в яхты, футбольные клубы и европейскую недвижимость и захочется инвестировать в российский реальный сектор. Нужно лишь создать условия, чтобы такие инвестиции стали более верным вложением денег, чем спекуляции и хранение «кровных» за рубежом.
Коррупция — наше все
Кроме тотальной монополизации, дураков и дорог, другая системная проблема российской экономики — коррупция. Как-то по Центральному российскому телевидению заявили, что количество вшей во всем мире с каждым годом растет. Количество гнид в социуме и в экономике тоже начинает зашкаливать за все разумные пределы.
Крупнейшим российским подвидом этого многочисленного класса простейших стали коррупционеры. Дошло до того, что крупный бизнес активно привлекает бывших чиновников на позиции специалистов по GR (Government Relations) — связям с органами власти, а «откаты» в работе с государственными органами стали нормальным экономическим инструментом. Как следствие, по средним экспертным оценкам, коррупционная рента в российской экономике составляет около 20 процентов. Причем это деньги из якобы принадлежащего всем налогоплательщикам государственного бюджета.
Впрочем, коррупция и спекулятивная экономика вовсе не российские изобретения. Отличие в том, что все «родимые пятна капитализма» отражаются на «теле» России в гипертрофированном виде. Еще одна особенность нашей страны заключается в том, что мы «медленно запрягаем», но «быстро ездим». Поэтому мировые экономические катаклизмы доходят до нашей страны с задержкой в 6-8 месяцев, но бьют больнее, чем по другим государствам. Так, кризис 2008 года пришел после месяцев официальных заверений в том, что Россия остается «тихой гаванью» для международных инвесторов. Российский ВВП в апреле-июне 2009 года по сравнению с аналогичным периодом предыдущего года снизился на 10,9 процента, что является абсолютным рекордом падения по сравнению с восемью развитыми экономиками мира и другими странами БРИК (Бразилией, Индией и Китаем).
Еще накануне многие говорили, что российский рынок ценных бумаг оценен всего на 40 процентов и имеет огромный потенциал роста, а 16-17 сентября 2008 года в ответ на банкротство крупнейших американских финансовых и страховых гигантов начался обвал отечественных фондовых рынков. Процесс был усугублен тем, что порядка 50 процентов данного рынка на тот момент занимали пугливые иностранные инвесторы.
Хотим как лучше, а получается…
Разница с 1998 годом заключалась в том, что российскому государству с его бездефицитным бюджетом и значительными золотовалютными резервами на этот раз дефолт не грозил. Зато он грозил частному бизнесу и монополиям, назанимавшим на Западе сотни миллиардов долларов. А также коммерческим банкам, до сих пор на волне экономического роста и бума потребления занимавшихся откровенной спекуляцией, т. е. заимствованием денег на Западе под 3 процента и продажей «здесь» под 10 процентов.
Первоначально, видимо, предполагалось: «Дадим крупнейшим банкам побольше денег, они поделятся с другими секторами экономики и всем будет хорошо!» Так как банки и не подумали «делиться», переделывать неэффективные решения пришлось в авральном порядке и снова за счет федерального бюджета. Т. н. государственная поддержка отняла у бюджета ни много ни мало три триллиона рублей.
На новом российском историческом витке неблагоприятные экономические тенденции развиваются медленнее, но по старому сценарию — промышленный рост, курс рубля и покупательная способность населения падают, а в ведущих отраслях развиваются застойные явления.
Нельзя сказать, чтобы в конце 2008 — начале 2009 года правительство страны сильно ошибалось в прогнозах. По прогнозам Минфина и Минэкономразвития, «сырьевые» доходы РФ, составляющие 36 процентов доходов федерального бюджета, в ближайшие годы должны были сокращаться, мировые цены на энергоносители и добыча углеводородов внутри страны — падать. Что должно было привести в 2014 году к дефицитному бюджету страны. Для его сокращения еще тогда предлагалось повысить пенсионный возраст до 62,5 лет для мужчин и до 60 лет для женщин, а также увеличить подоходный налог для граждан младше 40 лет с 13 процентов до 16 процентов. По состоянию на лето 2008 года коэффициент замещения (отношение средней пенсии к средней зарплате) в России составлял около 30 процентов, сегодня порядка 25 процентов и, по данным Минздрава, к 2020 году достигнет 17,5 процента. К тому времени основную заботу об «обеспеченной старости» планируется переложить на самих граждан и их работодателей.
Пока бедные беднеют, богатые богатеют. Одним из самых позорных рекордов России в период кризиса стал резкий рост количества долларовых миллионеров. Поскольку других экономических обоснований для данного феномена нет, такое обогащение могло стать возможным только за счет «антикризисной» программы государства. Наша экономика была и остается спекулятивно-сырьевой. Тогда как растущее расслоение по имущественному признаку все чаще признают одной из глобальных экономических проблем.
Одними из катализаторов участившихся мировых кризисов являются биржевые спекулянты и т. н. «международные инвесторы», стремящиеся не работать, а получать проценты от вложения средств. Не важно куда, лишь бы доход был побольше. При таком изобилии, выражаясь по Достоевскому, «старушек-процентщиц» мировая экономика превратилась в своеобразную финансовую пирамиду, в основе которой лежат не реальные активы, произведенные материальные и интеллектуальные ценности, а ожидания того, как могут себя повести цены на товары, курсы валют и ценных бумаг. Как следствие, в мировой экономике все чаще и все в больших масштабах образовывается необеспеченный реальными ценностями «финансовый пузырь», лопающийся сначала там, где в данный момент наиболее «слабо».
Тупик современной модели стимулирования спроса
Лауреат Нобелевской премии по экономике Пол Кругман считает, что рост неравенства вызывает общее недопотребление. Связано это с тем, что доля потребления относительно доходов у богатых слоев общества меньше, чем у среднего класса и бедных, у которых на потребление идет практически весь доход.
Для сохранения уровня жизни и для имитации уровня жизни более обеспеченных слоев, стиль жизни которых навязывается СМИ, многие представители среднего и бедного классов вынуждены потреблять, опираясь не на доходы, а на кредиты. В отсутствие реального роста благосостояния населения доступные и дешевые кредиты увеличивают массу «плохих» займов и создают предпосылки для следующего экономического кризиса. Перераспределение доходов в пользу среднего и бедного классов является функцией государства и могло бы создать дополнительный спрос в экономике, повысить уровень потребления и смягчить экономические кризисы.
Таким образом, вопрос в том, сможет ли мировая, а вслед за ней и российская экономика стать менее спекулятивной. И, в частности, как России уйти от нефтяной зависимости, снизить коррупцию, аппетиты монополий и научить «жирных котов» делиться с другими членами социума. Ведь, увеличивая свои доходы и потребление за счет сокращения доходов и потребления других слоев населения, они режут самую священную корову капитализма — Его Величество Спрос, на котором, собственно, и держатся такие макроэкономические показатели, как ВВП и экономический рост. Стимулирование экономики через необеспеченные платежеспособным спросом кредиты — тоже путь в никуда. Тогда как раздувание «спекулятивных пузырей» делает периоды между кризисами все короче, а кризисы — все глубже. Возможно, кому-то во имя самосохранения стоило бы поумерить эгоизм? Все мы встроены в капиталистическую «пищевую цепочку», но даже если вас «съели», всегда остаются как минимум два выхода…
