Александр Балабанов: У зрителей должно быть право выбора

0
2373

На вопросы «Новой Сибири» отвечает советский и российский артист балета, педагог, театральный деятель, народный артист РСФСР, которому 16 ноября исполнилось 75 лет.  

Александр Петрович с 1992 года работает в администрации Новосибирской области, сейчас он сотрудник Министерства труда и социального развития, состоит в многочисленных организациях, в том числе является членом Совета старейшин Министерства культуры. Он обладатель десятков званий, регалий и наград, но лучшие годы жизни Александра Петровича связаны с Новосибирским театром оперы и балета, где он состоялся как мэтр, как ведущий солист балета. С коллективом театра и индивидуально по приглашению Министерства культуры СССР выступал в более чем двадцати странах мира, работал с лучшими хореографами Советского Союза, по личному приглашению руководства Большого театра семь раз исполнял партию Спартака на московской сцене.

О творческом пути и о людях, с которым ему посчастливилось работать, мы и беседуем сегодня с этим интереснейшим человеком.

— Начну я не с вопроса, а с констатации. Я недавно перебирал старые фотографии и нашел одну очень интересную. Там ты, Володя Попов, все близкие. Вот я сидел и вспоминал, какой же это год, — и пришел к выводу, что этой фотографии 40 лет. А ведь мы были знакомы и раньше. И я понимаю, что именно ты стал тем человеком, который вел меня в мир балета. Самое яркое впечатление было, когда ты пригласил меня на «Спартака» с приехавшим к нам Лиепой.

Ну а вопрос будет простой. Ты родился, потом пошел в школу, а потом, решив, что твое призвание балет, поступил в только что созданное хореографическое училище? Так все просто происходило в твоей жизни?

— Конечно, нет. Я родился и жил в нынешнем Ленинском, а в то время Кировском районе, районе заводском, и ни о каком балете знать не знал. Мальчишки, узнав о том, что я буду учиться танцам, сознательно пинали меня по ногам, когда мы играли в футбол. Я футбол очень любил и мечтал стать футболистом.

— Как произошло, что ты, попав в училище, стал ведущим танцовщиком академического театра, народным артистом, неоднократно танцевал в Большом театре, объездил полмира?

— Я из первого основного выпуска нашего хореографического училища. Точнее, наш выпуск первым прошел полный курс, до нас училище выпустило ребят, обучавшихся по экспериментальной шестилетней программе. Я сейчас уже и не вспомню, как мы узнали о наборе в училище. Мне было 11 лет, когда мы (несколько школьников) решили попробовать поступить, толком даже не зная, что это за профессия — артист балета. Для поступления нужны были характеристика из школы и согласие родителей. Тогда авторитет педагога для всех был непререкаем, и именно учительница убедила мою маму, что мне нужно попробовать поступить, и написала очень хорошую характеристику. Мой папа сомневался в моем выборе, но именно мама убедила его, за что я и благодарен ей всю жизнь. Вступительный экзамен я сдал успешно, и директор хореографического училища Эмили Ивановна Шумилова подтвердила маме, что у меня хорошие данные для успешного обучения. Но я был на год старше своих сверстников, поэтому мне пришлось вновь пойти в четвертый класс, поэтому в первый год обучения в училище я был круглым отличником. Потом были разные оценки, но по специальным предметам у меня всегда было только «отлично».

— Но ведь первое твое знакомство с танцем произошло в Доме пионеров имени Володи Дубинина, куда ты ходил в студию танца.

— Да я, будучи еще маленьким, выучил русскую пляску. Педагог увидел, что я увлечен танцем, и стал со мной дополнительно заниматься. Я начал этот номер исполнять, и всем очень нравилось. Постепенно дорос до выступления в Доме культуры им. Чехова — танцевал там на праздничных концертах, но ведь никто не думал тогда, что я стану солистом балета, народным артистом России.

— Поступив в училище, ты попал к Иванову?

— Да, он был для нас как второй отец!

— Шумилова, Иванов и Никифорова. Это три человека, которые создали Новосибирскую школу балета, открыв профессиональное хореографическое училище в здании на улице Романова, за сегодняшнем Домом быта, там до этого была школа-интернат.

— Да, школа-интернат номер 3. Его закрыли и создали на этой материальной базе училище. Там были интернат, балетные залы в приспособленных помещениях. Но мы были очень довольны. Я только четыре года был в интернате: мест не хватало, и маму вызвали и объяснили, что Саша подрос, что пора ему возвращаться домой и оттуда ездить на учебу в балетное училище, а в интернате остались те, кто далеко жил, и иногородние.

— Получается, что вот эти наши первые золотые выпуски училища получили образование в здании на улице Романова, 33?

— Балабанов, Бердышев, Диденко и Рябов все восемь лет там жили и учились. Сейчас для учащихся созданы прекрасные, я бы даже сказал, ювелирные условия для обучения и быта, нам довелось жить совсем в других.

— Сколько было кроватей в спальне?

— Сейчас скажу… раз, два…. 12 или 16.

— У меня есть фотография вашей спальни, подаренная Володей Рябовым, вы там друг у друга на головах спали.

— Да (смеется), дрались подушками.

— Скажи, Саша: вот есть несколько типов учеников. Об одних сразу говорят: вот эта или этот будет звездой. А потом — раз и что-то в природе пошло не так. Или характер сломался, или вообще не дотягивает до завершения обучения, или оказывается у воды (в классических балетах нередко на заднем плане расположены или фонтан или озеро, там в основном оказываются танцовщики со средними данными). А есть такие, кто, особо не выделяясь в первые годы, за счет повседневного упорного труда достигают потрясающих результатов. Ты из каких?

—Талант — это 90 процентов трудолюбия. Мне пришлось много работать над собой в училище и в театре, и именно благодаря этому я многого достиг. Я не был звездой, когда учился, — хрупкий, тонкий. Хотя физически был очень сильный. Один мог разгрузить машину дров, которые привозили в училище. Мне не давали сольных номеров, не знаю по какой причине… да и классических номеров-то было мало.

— Ты помнишь свой первый сольный номер?

— Я рано стал танцевать «Па-де-труа» из балета «Щелкунчик». Со мной танцевали Галина Черепенько и Людмила Крендель, очень способная, с прекрасными данными. По окончании танцевальной карьеры она стала хорошим педагогом, у нее было к этому признание.

— Кто в то время в театре был главным балетмейстером?

— Мне повезло. Когда я пришел в театр, балетную труппу возглавил удивительный человек Петр Андреевич Гусев — и это было великое творческое время. Гусев дал путевку в жизнь Олегу Виноградову, он поставил «Золушку» и «Ромео и Джульетту», Олег Виноградов вырос на нас как постановщик. Все поддержки и все его эксперименты реализовывали мы. Юрий Григорович ставил на нашей сцене, танцевал Никита Долгушин, — он был председателем жюри, когда я выпускался. Тогда, помню, он и сказал: «Саша будет танцевать». Так и получилось.

— Да, в то время чтобы посмотреть виноградовскую «Золушку», в Новосибирск ехали критики и специалисты, любители балета со всего СССР. Новосибирская балетная трупа гремела. А у тебя как двигалась карьера?

— Саша, у меня был эволюционный творческий процесс. Ведь в театр я пришел еще в последний год обучения в хореографическом училище, наш выпускной класс пригласил лично директор театра Семен Владимирович Зельманов. Он обратился к нам с просьбой о помощи: театру не хватало профессиональных артистов балета. Это был замечательный руководитель, потом его перевели в Москву. Он пригласил нас стажерами в балетную труппу, и поэтому последний курс обучения для меня был довольно напряженным — приходилось совмещать учебу с работой в театре, я приходил в балетный класс рано утром и возвращался домой поздно вечером, был занят практически во всех спектаклях, выходил на сцену в балетных, а также в оперных постановках, где были балетные фрагменты.

— Зато это была хорошая школа. Есть только один серьезный недостаток: когда ты становишься незаменимым в операх и балетах, можно увязнуть в кордебалете на всю творческую жизнь.

— Выбраться из кордебалета нелегко, надо постоянно доказывать, что ты можешь большее. Именно тогда я получал приглашение на работу в Ригу в балетную труппу. Но я всегда был уверен, что буду танцевать только на сибирской сцене.

— А так бы с Годуновым и Барышниковым могли поработать — они в Рижском училище в то время были… И все-таки какая первая сольная партия была в твоей карьере?

— «Спартак». История была такая. Когда готовился балет «Спартак», изначально я танцевал сольную партию абиссинского раба в сцене гладиаторского боя на пире у Красса — в ней меня и увидели Арам Хачатурян и Евгений Чанга. После сдачи балета состоялся художественный совет, где они высказали пожелание руководству театра, чтоб именно я танцевал партию Спартака. За десять дней я подготовился и танцевал Спартака в легендарном балете Юрия Григоровича в течение 15 лет, в том числе несколько раз на сцене Большого театра России, где Красса танцевал выдающийся Марис Лиепа. С ним мы были хорошими друзьями, он не раз бывал у меня в гостях. Вспоминаю, как мы вышли после спектакля в Большом театре: я Спартак, он Красс — и его поклонники, ожидавшие Мариса у служебного входа, начали аплодировать мне, что было невероятно приятно и значимо, это означало признание столичной публики. Да и сам Лиепа похвалил меня за отличную работу.

После «Спартака» — сразу «Лебединое озеро», потом «Корсар»… И пошли новые спектакли, где я уже везде выходил как солист. Ну и в более позднее время танцевал в «Ярославне», балете на музыку Бориса Тищенко. Это уже при новом главном балетмейстере театра Александре Дементьеве, это наступил 1980 год.

— Что ты думаешь о Дементьеве, ведь он не был профессиональным танцовщиком?

— Все не могут быть такими, как Григорович, такие, как он, рождаются один раз в сто лет. Дементьев к нам попал случайно — уровень его дарования был гораздо ниже требований в нашем театре, но вот так получилось… Да, у него были неплохо поставлены «Кармен-сюита», та же «Ярославна» и, конечно, балет «Антоний и Клеопатра». Но я работал с Григоровичем, и это такое творческое счастье. Три грандиозных спектакля Григоровича мне выдалось танцевать: «Легенда о любви», «Каменный цветок» и, конечно, «Спартак». И не просто танцевать, а работать с мастером, соприкасаться с его творческим процессом. Я бы еще отметил балет «Гаяне» Арама Хачатуряна. Отношу его к группе лучших балетов советского, да и постсоветского времени. С нами такие гиганты репетировали, как сама Наталья Дудинская, Константин Сергеев, Вахтанг Чебукиани…

— Саша, давай немного о твоих партнершах по сцене поговорим. Бытовало мнение, что Балабанов очень надежный партнер и с ним любая балерина может танцевать. А вот ты сам из них кого бы выделил?

— Лариса Матюхина-Василевская, Татьяна Кладничкина, Людмила Попилина и Людмила Кондрашова. Они не были капризными. Но и от меня шло что-то важное, я внимательно и с добротой всегда к ним относился. Конечно, основной партнершей была Лариса Матюхина-Василевская. Удобная партнерша. Я больше всего с ней танцевал.

— Скажи, пожалуйста, был такой спектакль «Ленинградская поэма», и ты там танцевал роль Александра Матросова. Как ты сегодня оцениваешь этот балет и эту роль?

— В этом балете я танцевал, будучи уже заслуженным артистом. Я патриот и эту партию всегда исполнял с творческим подъемом и большим волнением. Да и сейчас, когда его вспоминаю, у меня нередко слезы накатываются на глаза. Потрясающая музыка. И образ совершенно потрясающий. Я после спектакля всегда сидел и думал о том, что вот был такой человек, отдавший жизнь за Родину. Танцуя, я всегда считал, что отдаю дань его памяти.

— А сейчас вопрос, который я давно хотел прояснить, и касается он постановки Пьером Лакотом балета «Сильфида». Ведь неправдоподобно как-то все тогда было. Пьер восстанавливает балет «Сильфида» для одного из каналов французского телевидения. После этого его приглашают осуществить постановку в «Парижской гранд опера» — и вдруг, минуя Москву и Ленинград, он приезжает в Новосибирск под Новый год и, сам подбирая актеров, ставит балет. Как такое могло случиться? Я слышал, ты приложил к этому руку?

— Да, мы в театре знали, что в Гранд-опера восстановлена «Сильфида». Я же всегда был занят в общественных организациях театра по комсомольской, а потом и по партийной линии, присутствовал на художественных советах. И вот меня пригласил Чугуков, возглавлявший театр в то время, и говорит: «Александр, вы сейчас летите танцевать во Францию, мы подготовим письмо с предложением о переносе балета «Сильфида» в Новосибирск, постарайтесь его кому-нибудь из окружения Пьера Лакота передать». Я как раз готовился к поездке в составе делегации звезд балета из Большого и Кировского театров, меня пригласил Жан Пьер Бонфу, провел по театру, а потом представил супруге Лакота Гилен Тесмар, и я, представившись ей, вручил письмо с просьбой о постановке от нашего театра. Получил положительный ответ, и тут все закрутилось. Так что приложил руку к приезду самого Лакота в Сибирь.

— А потом погода испортилась, и пришел главный балетмейстер Вадим Андреевич Бударин, человек, который считал, что все кто старше тридцати, должны отойти на задний план, а на передний выпустил совсем молодых ребят — чем, кстати, испортил жизнь очень многим молодым балеринам, не готовым ко многим партиям ни морально, ни физически. Скажи, пожалуйста, ну вот сейчас, по прошествии двух десятков лет и многих событий и новаций в театре, ты о его балетах вообще что-то хорошее сказать можешь?

— Ну почему… у него было свое хореографическое мышление. «Степан Разин» — спектакль, который я любил из-за главного героя, «Пер Гюнт» и «Коппелия» — классика, хотя он все делал по-своему. Мы ведь с ним были знакомы еще по Кировскому театру. И когда его министерство направило в Новосибирск, он со мной разговаривал, просил поддержки, и мы были готовы эту поддержку ему дать, ведь он приезжал без пробного спектакля. Но по факту он к нам привез все самое худшее из закулисной жизни Кировского театра. И свои не самые лучшие человеческие качества начал проявлять — стал третировать и преследовать признанных мастеров. Мы с ним на партийных собраниях сталкивались, там такая борьба была: Балабанов — Бударин, Балабанов — Бударин, Балабанов — Бударин... Я всегда защищал артистов, и когда он стал гнобить Бердышева и Гершунову, я, конечно, за них вступился. Считал и считаю, что они в то время еще могли танцевать и «Жизель» и «Юнону» и «Авось», и зритель на них, конечно бы, шел. Была дикая борьба!

— Я говорил несколько раз с Будариным. Мол, Вадим Андреевич, вы могли бы стать хорошим балетмейстером, если бы вы считались с интересами любителей театра. С признанными мастерами местными. На этих исполнителей идет публика, и нравится вам или нет, они должны иметь возможность выходить на сцену в тех спектаклях, в которых они еще могут показать свое мастерство. Да и прощаться надо с людьми, которые принесли славу театру, достойно. И еще я порекомендовал ему прислушаться к мнению критиков, которые сетуют на то, что в театр не пускают других балетмейстеров… Внятного ответа я так и не получил: Бударин, как обычно, улыбался и отмалчивался.

— Он никого не пускал. Ты помнишь, тогда вопрос о театре даже рассматривали на специально созванном заседании тогда еще Всероссийского театрального общества, которое теперь называется Союзом театральных деятелей. Очень сильно театр критиковали. Бударин отмолчался, а директор Валерий Аркадьевич Бродский как человек мудрый и опытный старался как-то разрядить обстановку.

— Да, я там предложил рассмотреть вопрос о том, чтобы художественную политику в балетной труппе определял художественный руководитель — опытный специалист, который бы сам не ставил спектакли, но был хорошо подготовлен и имел хороший вкус.

— Помню, Валерий Аркадьевич тогда возразил, что академический театр достоин иметь главного балетмейстера. А уже через год-два, наверное, Бударина наконец уволили и появилась в театре должность художественного руководителя. Стас Колесник, Владимир Владимиров... Театр как бы погрузился во тьму, вошел в тяжелый период своего существования. Резко сократилась труппа, многие артисты уехали в другие театры, а молодежь активно стала использовать появившуюся возможность работать за рубежом. Поехали в Европу, там многие из них создали семьи и остались на постоянное жительство. Зритель перестал ходить в театры, все сидели по домам у телевизоров или в видеосалонах и смотрели бразильские сериалы, эротику, боевики.

— Именно тогда ко мне пришли Бердышев с Гершуновой, и мы обсуждали ситуацию. В это время появилось большое количество камерных трупп, групп, ориентированных на работу за рубежом. И вот мы с Анатолием, обсуждая эту тему, вышли на идею создания камерного балета и прикинули, кто готов будет перейти из театра в новый коллектив. Художественным руководителем сразу решили назначить Бердышева, а вот администрированием я предполагал тебя, как человека опытного и хорошо известного.

— Я понимал, что меня пригласили не только как народного артиста, но и как партийного лидера. Поэтому, когда решили создать коллектив «Балет-100», за поддержкой в администрацию пошел именно я. Пошел к мэру, в то время это был Иван Иванович Индинок. Он выслушал меня и сразу поддержал, выделил небольшое финансирование, и мы начали работать.

— Да, Иван Иванович любил коллектив и неоднократно бывал на спектаклях. Особенно ему нравилась «Метель» на музыку Георгия Свиридова в постановке московского балетмейстера Алексея Бадрака, он ее посещал не один раз.

— Работали со многими постановщиками: Алексей Бадрак, Никита Долгушин, Май Мурдмаа, Эдвальд Смирнов и другие. Поставили много совершенно новых для Новосибирска спектаклей в непривычной для поклонников классической стилистике. Особенно я рад, что дали раскрыться такой балерине, как Таня Капустина, а уж для большого количества выпускников училища и молодых артистов балета это была вообще замечательная школа, они получили возможность творчески раскрыться. Один балет «Ангел» на музыку «Битлз» чего стоил, он был фантастический.

— Я недавно освежил свою память. Мы поставили 12 одноактных балетов, один двухактный, у нас было три программы классического и современного дивертисмента, каждая в двух отделениях, от самой известной классики, до работ Никиты Долгушина. Все это мы регулярно показывали на сцене музыкального театра, ДК железнодорожников, на сцене Дома ученых... Постоянно гастролировали и победили на фестивале камерных театров в Питере «Санкт-петербургские звезды».

— Много чего было интересного. Камерный балет продлил нам творческую жизнь, и мы доказали, что вполне могли еще работать в академическом театре.

— А вот смотри. Мне тогда приходилось и переговоры проводить, организовывать выступления, гастроли, вести концерты и даже писать либретто. Для меня все это было возможным, потому что я чувствовал, что за мной стоит Александр Балабанов, который мог решить многие организационные и бытовые вопросы коллектива. В то время в магазинах были пустые полки, но ты как-то решал вопрос и привозил для ребят продукты. На гастроли в Прибалтику или на фестиваль в Санкт Петербург добирались на самолете завода имени Чкалова, с которым ты договаривался. В тебе вот это административное начало тогда ярко проявляться, ты был абсолютно надежным человеком.

— Балет — искусство молодых, я всегда это знал и в свое время закончил высшую партийную школу, поскольку понимал, что настанет тот момент в жизни, когда мне придется уйти со сцены. И поэтому готовился к административному пути.

— Чтобы закончить с камерным балетом, ответь мне на такой вопрос. Сегодня области нужен такой коллектив?

— Тогда ведь собрались все народные и заслуженные, ядро было мощным. Три народных артиста, две заслуженные артистки... Мы много ездили, нас многие любители балета помнили по приездам на выступления в местные театры. Толя Бердышев около восьми лет танцевал с Плисецкой по всему миру, я многократно выступал в Большом… Именно поэтому удачно проходили выступления и в Прибалтике, и в Москве, и в Ленинграде. Публика приходила на имена. Если бы сейчас что-то подобное появилось с таким блестящим составом, то это начинание необходимо было бы поддержать. Ты сказал очень правильную вещь: у нас танец очень любят, разнообразный. Мы не в Москве живем, где всяких коллективов полно, на любой вкус выбирай куда пойти. Да, не может такой город, как Новосибирск, зависеть от вкусов одного человека. У зрителей должно быть право выбора.

— Вопрос деликатный. Когда начались разговоры, что Надежда Георгиевна Сныткина, руководившая хореографическим училищем, готовится уйти на пенсию, общественность на сто процентов была уверена, что следующим директором училища будешь ты. А стал Василевский. Говоря о новом директоре оперного театра, твоя фамилия называлась в числе приоритетных. Но этого не случилось.

— Этому есть много причин. Главная, что сломалась вся государственная структура — распался Советский Союз, пришли люди, далекие от государственных интересов и не знающие культуры. Таких людей, как начальник управления культуры Чернов, не стало. Появились новые люди, появилась клановость, тем более что и училище, и театр стали федеральными, прямое подчинение Москве, другие условия работы, зарплата другая, значительно выше местных руководителей… Разве москвичи все это отдадут просто так? После окончания творческой карьеры меня пригласил Виктор Семенович Косоуров и предложил заниматься аппаратной работой. Я согласился.

— Насколько я информирован, ты все это время был близок к руководителям области. С кем тебе хорошо работалось?

— Легко было работать с Иван Ивановичем Индинком, Я был в его предвыборном штабе, и многие артисты тогда его поддержали, творческая интеллигенция. С Виталием Петровичем Мухой было сложнее, он был большой умница, конечно, он ведь бывший производственник, они с Иваном Ивановичем отличную школу прошли. С Виктором Александровичем Толоконским дружно работали, я бы даже сказал — прекрасно. Наверное, мне какие-то недоработки прощались, моя прямота, я ведь, как-никак, народный артист с регалиями, мы из другого теста слеплены. Нам большее можно, большее разрешено, что ли… такие особые люди. Но вообще, я считаю, двухтысячные годы были очень плодотворные.

— Тебе 75, а ты по-прежнему работаешь.

— Работаю. При Министерстве социальной защиты создана специальная группа, — оргкомитет «Победа», возглавляемый губернатором, курирует ветеранов Великой Отечественной войны, делаем все возможное, чтобы об этих героических людях не забывали. Я люблю людей, уважаю патриотов, которые победили во Второй мировой, они мои кумиры, и моя задача — сделать их жизнь лучше. А мои 75 лет — как и 75 лет Великой Победы — с годами становятся только значимее и весомее.

Александр САВИН, специально для «Новой Сибири»

Whatsapp

Оставить ответ

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.