Новосибирские живописцы подняли непростую для обсуждения тему: «Что такое автопортрет, что такое мастерская художника, и какое место в творчестве они занимают?»
В арт-центре «Красный» проходит совместная выставка художников Вадима Иванкина и Евгении Шадриной-Шестаковой «Две мансарды»: два зала автопортретов и как дополнение — фотографии, сделанные в их мансардах-мастерских, расположенных на левом берегу Новосибирска.
— Довольно неблагодарная тема — пытаться словами объяснить малообъяснимые вещи, которые к тому же уже «сформулированы» в живописной форме. И все же: откуда возникает непреодолимая потребность изображать самого себя — и у вас, Евгения Александровна, и у вас, Вадим Викторович?
Вадим: Если формулировать серьезно, то для меня автопортрет — это изучение и фиксация внутренней сущности объекта в конкретный момент времени и в конкретном психическом состоянии, выраженное цветом, фактурой и пластикой через деформацию наблюдаемой формы.
— Как-то раз вы говорили мне, что когда все вокруг становится совсем хреново, вы садитесь перед зеркалом и начинаете рисовать самого себя, чтобы как-то разобраться с внутренним миром и окружающей действительностью.
Вадим: Конечно, я не пишу свое лицо ради простой фиксации анатомического портретного сходства. Мне всегда ближе была экспрессивная живопись, гораздо сложнее принять живопись, которая идет от ума.
— Ну, «от ума» — это ведь уже чистый реализм: как бы фотография, только красками?
Вадим: Я пишу только сложившийся в голове образ, желательно, отличный от всех до этого созданных — находящихся с ними в одном ряду, но, тем не менее, совершенно самостоятельный, раскрывающий какую-то новую сторону своего «сумеречного» подсознания.
— Личностное в любом случае выпирает: поэт, например, пишет эпиграмму, художник — натюрморт, а в итоге у обоих все равно выходит автопортрет. Вот у Евгении нарисована целая серия живописных стаканов, но это ведь не совсем стаканы, как я понимаю?
Евгения: Пишет ли творческий человек буквами или красками — это все, конечно, автопортреты. Он ведь в любом случае говорит про свой внутренний мир, придумывая всевозможные формы. Да, я «крашу» стакан, когда… Когда, говоря по-русски, мне плохо. Даже не совсем так... Когда вокруг возникает полная пустота, и ты хочешь задать вопрос, какой-то главный вопрос, на который никто не может ответить. И в процессе находится какой-то выход, какое-то движение вперед. Возможно, именно поэтому автопортреты всегда делали все художники — конечно, с разной переодичностью. И не важно, кто это был — Дюрер или Рембрандт. Этот жанр — довольно специфическая живопись, обычно небольшого формата, и все же, когда такие камерные вещи заполняют целые залы, то какой-то интересный эффект получается, новая неожиданная стилистика.
— Почему же подобные выставки такая редкость?
Евгения: Ну, не такая уж и редкость… Кемеровский искусствовед Марина Чертогова несколько лет собирала со всей Сибири автопортреты, сделанные в разной технике и материале — и графика, и живопись, и скульптура. Два года назад этот проект можно было увидеть. Такой широкий охват оказался очень ценным опытом для Сибири, но все же это не совсем то, что мы хотели сделать своими «Двумя мансардами». Мне кажется, просто невозможно «удержать» проект с очень большим количеством участников — он все равно будет то там, то тут рассыпаться. Но как своего рода документ — это круто, да…
— А «Две мансарды» изначально был проектом тщательно продуманным?
Вадим: Честно говоря, в арт-центре «Красном» появилось «окно», и они предложили его заполнить. А Женя недавно видела три мои работы (трех Будд на больших листах, сделанных кузбасс-лаком) и тут же придумала тему «Бумажные головы». Но, во-первых, эти мои работы — полукоммерческие, во-вторых, нет у меня такого количества битумных Будд, а в-третьих, никак не соединяются мои «головы» с тем, что делает она. В конце концов, отбиваясь и виляя, я предложил остановиться на автопортретах.
— То есть остановились все же на «головах», но собственных?
Вадим: Да, решили показать людям наши физиономии и мансарды, где мы живем.
— Прямо вот так все случайно и сложилось?
Евгения: Случайностей не бывает. Да, для «Бумажных голов» у Вадима Викторовича не хватило материала, к тому же не секрет, что он, как председатель союза, перегружен общественной работой. Но у нас ведь не было проблемы с избыточностью участников — собрались вдвоем и попытались пластически решить выставку максимально чисто. И проект по визуальному ряду получился интересным и красивым: три выставочные зоны, которые по-разному работают на зрителя. Присутствуют и звуковое сопровождение, и видеоряд — два коротких ролика (мой вход в мастерскую и его выход из нее), это играет роль такого «занавеса», чтобы зритель сразу попадал в нужную атмосферу. В Новосибирске, в принципе, еще не было таких специфических выставочных направлений, которые бы занимали целый проект. Ведь мастерская художника — это тоже важное дополнение, ведь она обычно закрыта для зрителя.
Вадим: Мастерская — это собственная эгоистичная Вселенная, созданная по своему образу и подобию для себя «любимого»... Это единственное место в мире, где ты и Бог, и апостол Петр... ТЫ впускаешь туда кого считаешь возможным впустить, ТЫ делаешь там только то, что хочешь делать ТЫ.
Евгения: Мастерская — партнер в создании работ, «одежда», защита художника. Промежуточная зона между общей внешней реальностью и внутренней тканью. Ритм и энергия автора напитывают это помещение. Мастерская становится продолжением, живой субъективной реальностью, видимой и осязаемой материей. Подвижной, чуткой и изменчивой. Со временем личное поле расширяется — им становится и путь в мастерскую, улицы, люди, деревья, коты, птицы, небо, листья, снег, утренний свет. Город — следующая оболочка художника. Это возможно, если у города нет задачи изничтожить художника…
Вадим: Наши Мастерские — это Монастыри Культуры в бесконечном море сегодняшнего «средневековья»!
— Кстати, в ноябре в художественном музее проходила фотовыставка Ольги Махлеевой «Другая сторона» — портреты художников в мастерских. Там как раз вы, Евгения, были запечатлены на своей мансарде. У автора проекта даже была своя теория — «искусство наоборот»: для начала изучить все детали мастерской творца, поймать в кадр его психологический портрет, а потом — уже обладая неким знанием — ознакомиться и с его работами. Именно для этой цели рядом с фотографией висела ваша картина «Мария в лиловом».
Евгения: В последнее время все чаще поднимается тема мастерской художника — особенно в среде искусствоведов стала модной: они пытаются понять, как вообще творческий процесс происходит. А обычным людям просто любопытно рассматривать фотографии с этими пространствами, с их особой магией. Ведь первая «шкурка» — это лицо художника, а вторая — тело мастерской, и этот вторичный слой тоже очень важен для понимания.
— Автопортрет и бизнес — две вещи несовместные?
Евгения: В социальном плане фишка автопортрета еще и в том, что эта самая некоммерческая территория. Когда я ставлю перед собой мольберт, я ведь понимаю, что это не надо ни ежу, ни вообще никому. Это все не продашь и в быту не употребишь. И все же начинается работа с самым высоким напряжением. Парадокс этого жанра заключается в том, что проходит время, и автопортреты многих художников начинают ценить больше всего остального ими созданного. И вот тогда уже можно говорить о материальной составляющей.
— Не планируете ли вы в будущем сделать что-то подобное, подключив к процессу еще двух-трех человек? Подкорректировав концепцию, например, под «Любовь и головы»?
Евгения: Как вообще возникают выставки? Либо каким-то насильственным образом, либо по-человечески. В Новосибирске есть несколько художников, с которыми мне было бы интересно поработать вместе. Для меня вообще не существует людей, с которыми я бы не согласилась сделать какой-нибудь своеобразный тематический проект, — ну, в случае, если материал будет интересным. Вот у Вадима Викторовича, например, не только очень высокий уровень, а с ним еще и интересно работать в диалоге.
— Иными словами, от «Бумажных голов» вы не отказываетесь?
Евгения: Я считаю, что такая выставка, кроме всего прочего, была бы настоящим кладом для пишущего человека. Ведь бумага — это отдельная тема, это фактически литературная вещь, она ведь может выходить из плоскости, изменяться в объеме. А голова — это бесконечный по содержанию текст.
Николай ГАРМОНЕИСТОВ, «Новая Сибирь»;
Фото Максима Филатова
