Об ушедшем от нас удивительном новосибирском художнике Сергее Беспамятных вспоминают его друзья и соседи по художественной мастерской.
Не очень сташно, когда широкая публика думает о том, что значимость какого-то важного события зависит от того, сколько людей пришло, например, на выставку, или, например, на похороны какого-то там известного творческого человека. С Сергеем Беспамятных попрощались человек двести, наверное, а остальной город, похоже, посчитал, что событие это вполне себе заурядное и не стоящее особого внимания. Город подумал: ученья идут, — как пелось и поется в советской песне.
Страшно, когда о человеке вдруг начинают говорить в прошедшем времени. Страшно, когда о нем по привычке вспоминают как о живом — в настоящем времени, когда приходится с легким ужасом поправляться. Потому что человек теперь живет только в памяти. И в том, что после себя оставил. Как бы банально это ни звучало.
Его иногда называли радикальным новосибирским художником и «своего рода enfant terrible новосибирской художественной жизни». Чуть пошловато, но сойдет, потому что это правда. Что касается его психоделических работ, то критики сходились в том, что стилистически они очень самостоятельны и «отражают довольно необычную внутреннюю реальность автора, абсолютно свободную, никак не связанную с географией проживания». И действительно, в нынешнюю эпоху, когда «все уже украдено до нас», творческая самостоятельность Сергея Беспамятных может удивить искушенного зрителя, а неподготовленного — и вовсе шокировать.
Да, «может удивить», а не «могло удивить»: это мы теперь имеем право утверждать в самом что ни на есть настоящем времени и говорить о вкладе художника в культурную жизнь Новосибирска безо всякого стеснения, — его уже совершенно справедливо стали называть украшением города. И гордостью города.
Пять лет назад, когда Новосибирск потерял Александра Шурица, понимающие люди говорили, что в художественной жизни у нас с вами образовалась большая черная дыра. Теперь — новая потеря, на этот раз — знакового автора из более молодого поколения. И не стоит новосибирской культуре делать вид, что ничего такого страшного не произошло, — подобных ярких и бескомпромиссных деятелей искусства, как Беспамятных, у нас почти и не осталось.
Вот представьте себе такой очень глубокий художественный колодец, где на самом дне улыбается нам этот самый Серёжа Беспамятных. Да даже не колодец, а кроличью нору из «Алисы», — только там по бокам не всякий хлам, а бесконечные киты и разные другие любопытные штуки — до самого, понимаете, дна. И падать туда вслед за Алисой и Серёжей как-то сложновато, даже почти невозможно, потому что в отличие от Доджсона-Кэррола тут у нас с вами совсем не сказка, а как бы художественная реальность. Немногие готовы взять и провалиться туда, в эти серёжины глубины.
Произошло страшное. Поправить тут, конечно, уже ничего нельзя, но «Новая Сибирь» попросила нескольких сибирских художников поделиться своими мыслями и чувствами, чтобы хотя бы предварительно осознать масштаб произошедшего трагического события.
Елена БЕРТОЛЛО (Художник. Новосибирск)
От многих слышала, что его легко было полюбить. Такой вроде простой, открытый, улыбчивый парень. Рисунки тоже не напрягают — похожи на детские, значит — безопасно, доступно, не умничает. Был бы «легкий» — жил бы вечно! Мужик, трудоголик, силач (в юности серьёзно занимался спортом) — гирю в 32 килограмма как воздушный шарик подбрасывал! Может от этого избытка силы и вера в некую мистическую могучесть художника, его задор всех побороть. Да, с глазами ангела чистого, только внутри — пожары горят и сирены скорой помощи!
Спорить любил! Имел устойчивые представления обо всём на свете, представлений этих не изменял, принципы свои распространял и все споры в итоге крутились по магическому кругу из его истин и слов.
Ясность любил! Жизнь пугает и озадачивает, а разглядывать её взрослому человеку глазами ребенка — самогипноз, способ успокоить себя и других, убедить что мир остался, как в детстве, ясен и прост. С современным искусством тоже просто обходился: вот — художник, вот — его картина. Это честно. «Институции-кураторы» со своими «проектами» — лишнее звено и хитро мудрые манипуляторы.
Родину любил! Помню, как пытался поколотить одного художника за нехорошие высказывания о русских женщинах.
Вот, нагаллюцинировала себе Сергея. Только самое грустное в случившемся — никогда уже не узнать каким он был. Осталось чувство вины, пустота невнимания и «леденящая душу ясность» что было много всего, дел и слов, но как-то скупо этой самой любви.
Дамир МУРАТОВ (Художник. Омск)
О нем можно сказать одним словом: художник. Настоящий художник таким и должен быть. Если по-честному, то почти каждый художник — это уже аномалия, как любой творческий человек, а Сережа был еще и улыбающимся. Только приятное о нем вспоминаю. Нам будет его сильно не хватать.
Я его звал Сергеище, а он меня Дамирище. Вместе участвовали в выставках — в Перми, в Риге. До соавторства дело не доходило, но ведь это не самоцель: художник всегда самостоятельная личность, и он это понимал прекрасно.
Есть у меня один приятель — он певец, тенор. Однажды говорит мне: «Скажи, Дамир, а ты когда-нибудь слышал молодого Паваротти или молодого Хворостовского?» — Конечно, нет. Мы их услышали, когда им было уже лет за сорок, когда они стали по-настоящему хорошими певцами. А хорошего певца сразу можно узнать по тембру: вот это Козловский, а вот это Лещенко... То же самое и с художниками: у них обычно только после сорока свой узнаваемый «тембр» вырабатывается. И у Сережи он был очень узнаваемый. Я не стиль имею в виду, про стили пусть рассуждают галеристы.
Он ведь, правда, — кит. Мы и звали его Китом и Китиком, поскольку все время рисовал китов чудесных своих. Самое странное, что когда мне в «телегу» пришло сообщение о том, что Сережа от нас навсегда ушел, я в это время слушал аудио-книгу «Моби Дик», как раз то место, где этого белого кита гарпунами хреначили. Вот такие невеселые совпадения, вот такая интересная жизнь у нас…
Любая смерть — это трагедия, а тут — тем более: художников, что остались, буквально по пальцам ведь можно пересчитать. Поэтому нужно, чтобы его наследие сохранилось, никуда не разлетелось, как это бывает. Мы ведь судим о художнике, все-таки, по тому, что он после себя для нас оставил.
Вячеслав МИЗИН (Художник, архитектор. Новосибирск)
Он — редкий случай для Новосибирска, когда художник вдруг взял и выработал свою жесткую стилистику. И он, конечно, очень узнаваем: вот поглядите на работы Грицюка или Шурица — вы сразу поймете, что это Грицюк и Шуриц, а не кто-то там еще. Вот и Серега в этом смысле такой же, в отличие от всяких там безликих художников. Он и название для своего стиля придумал как бы специально, поскольку человек был добрый и симпатичный, не хотел никого особо обижать. В рамках им придуманного психомеханического формализма он ведь мог воротить все что угодно, не унижаясь объяснениями — про что это и зачем. Его совершенно не беспокоили формальные требования — познания в искусстве и в глубинах собственного творчества. Ведь мало кто может объяснить глубины своих исканий, а Сережа просто придумал термин, чтобы все навсегда отвязались.
Да, декоративизм и некий экспрессионизм — это у него всегда имело место. Про формализм его и про конструктивизм можно долго и убедительно что-то доказывать. Но если говорить безо всяких понтов, то работы его, ясное дело, не лишены юмора и своеобразного критицизма, самоиронии и сибирскости, поэтому Сережа всегда занимал почетное место в нашем сибирском иронически концептуализме.
Поскольку у него форматы работ часто бывают большие, да и вообще формообразование мощное, его картины всегда были топовыми на выставках современного искусства у нас в городе. Да и не только у нас.
Да, формообразование Сережи очень схоже с традиционным графитистским. Я бы не стал записывать всех графитистов в его ученики и последователи, но и в более мелкой пластике — в акварели, скажем, или в станковой живописи — можно найти если не последователей, но хотя бы людей на него похожих. Ведь Беспамятных в своей манере довольно прост для освоения: пастозная живопись, яркие цвета, жесткие контуры... Пастозная в том смысле, что он краски никогда не жалел, работал тяжелыми мазками, а то и слоями.
Он очень любил мифологизированные сказки, отсюда и появлялась его, так сказать, символика. Плюс еще и архитектурное образование помогало ему в выстраивании сложных конструкций: на первый взгляд эти чисто экспрессионистские работы на самом деле строились у него по конструктивным правилам, элементы внутри картины не мешали друг другу, а дополняли. В каждой работе присутствует мультиизображение с кучей разных кодов, складывающихся в общее целое. Надо сказать, вполне убедительное и даже веселое. И запоминающееся.
Не думаю, что это можно назвать недостатком. У Сережи ведь все получалось, в отличие от других.
Да, плохо теперь без него. Да, какие-то ребята должны как-то ответить на все это, то, что случилось. Мешает всем разве что усталость и пресыщенность. Конечно, мы сделаем его выставку, но надо, чтобы какое-то время прошло — для общего понимания. И для этого думать, как минимум, надо.
Андрей КУРЧЕНКО (Художник. Новосибирск)
Мы с Сережей дружили, как-то по-своему. Мне всегда были интересны его работы — такие цельные, емкие и многообразные. Я, как художник, вижу не только, так сказать, самобытность, я осознаю, что это у нас вообще довольно редкое явление: многие пытались что-то такое делать, но Серега однажды как попер, так и не останавливался, начиная с самых ранних офортов и эстампов в стилистике придуманного им психомеханического формализма. Его трудоспособность была огромной: если у него открывалось свое видение на работу, он начинал просто влезать куда-то внутрь, там где-то внутри своей идеи существовать.
Мы ведь его помним как младшего товарища, Сережа ведь поначалу приходил к нам в мастерские, чтобы чему-то подучиться, лишние холсты и рамки какие-то ему дарили тогда... А потом он воспрял. Я тоже где-то в этом похожем на него ключе когда-то пробовал работать, но бросил, а у Сережи — да, в какой-то момент прямо окно какое-то приоткрылось.
Помимо того что он был живописцем и художником-графиком, он совсем не чурался инсталляций, перфомансов, настенных росписей, скульптурных композиций… Даже дизайном мебели занимался очень результативно, — был специалистом широкого профиля, как говорится.
Конечно, со своим стилем он с большим трудом пробивался в городе сквозь любителей пейзажей с березками, но, как говорится, каждому свое.
Сергей МОСИЕНКО (Художник. Новосибирск)
Для нашего поколения он навсегда остался молодым, хотя, если честно, он добился гораздо большего, чем большинство из творцов — тех, кто постарше.
Сейчас происходит такая штука. Многие художники становятся более известными в наших двух столицах и за границей по принципу, что в своем отечестве пророка нет. Когда Сережа был еще совсем молодым, его быстро заметили, потому что он уже тогда был самобытным и непохожим ни на что, та же «Зеленая пирамида» приобрела у него довольно большое количество работ. А потом началась рутина, редкие экспозиции, он начал уходить в область, где используются некие знаковые системы и символы, которые публикой не всегда воспринимаются адекватно. Поэтому некоторые его работы даже удалялись с выставок.
Но ведь пятьдесят лет — это для художника возраст, когда он становится взрослым, когда мировоззрение стабилизируется, вот и Беспамятных приспособился работать в современных условиях. Да, выставочной деятельности у нас в городе мало, размещение картинок в соцсетях помимо лайков ничего не дает, поэтому он нашел людей понимающих, работающих в основном в частных галереях. И стал человеком востребованным и известным. Но известным вне города, как это ни странно.
Хотя, конечно, в искусстве он довольно быстро нашел свое, несмотря на некоторые метания, заслуженное место. Два его основных направления — цвет и черно-белая графика — были в чем-то как бы очень похожи, но в то же время совершенно разные. Что касается цвета, там ведь нужно выбирать какие-то локальные композиции, а в черно-белом — там в основном линия хозяйничает, распределяя все по-своему.
В любом случае у него получалось хорошо. Я по себе сужу: у него тоже на выставках работ обычно было по несколько штук, циклами, —но какую бы его картинку ты не увидел, она запоминалась, это такой калейдоскоп — по смыслу и по композиции.
Он не из тех художников, которые считают, что если ты нарисовал какой-то эскиз, это уже есть самостоятельная работа. Вовсе нет, ему была свойственна художественная импровизация, я сам видел, как он на больших листах смело работает, делает новую основу, а потом начинает новую импровизацию с жестким цветом и жесткой линией. То есть, занимается художественным джазом.
У него всегда присутствует много чистых цветов, без особых замесов, потому что в своем искусстве он был в первую очередь графиком, как мне кажется. Даже когда работал на холсте.
Я думаю, что о Беспамятных серьезно заговорят чуть позже, как это обычно и бывает, когда поднимается волна воспоминаний, находятся какие-то старые работы... И, в конце концов, выясняется, что это абсолютно неординарная личность, которой должен гордится город. Подобная ситуация возникала когда от нас ушел Саша Шуриц: после того как Тамара издала большую книгу, вдруг стало ясно, какую личность мы потеряли. Потому что листая художественный альбом, это начинают понимать абсолютно все. Подобное издание Беспамятных многое бы прояснило в художественном смысле. Вот только Анатолия Грицюка у нас тоже нет больше — человека, делавшего книжный дизайн на мировом уровне…
Что касается книг. Он был потрясающим иллюстратором, он и сам бы мог бы сделать свой большой альбом, если бы было желание и деньги. Как-то раз я заглянул в его мастерскую, когда он работал над какой-то частью своей раскладной механической конструкции, которая тоже называлась Книгой. И понял, какой может быть книга в современном понимании. Особенно в понимании Сережи.
Александр АХАВЬЕВ, «Новая Сибирь»
Фото Бориса БАРЫШНИКОВА и из архива Елены БЕРТОЛЛО
P.S. Когда-то в 60-х годах я, еще совсем маленький, с трудом, но прочитал стихотворение в журнале «Веселые картинки»:
Рисовали мы кита —
Работа эта непроста,
Для такой огромной туши
Не хватило даже туши.
Зачем-то запомнил навсегда. А теперь вспоминаю этот куплет и с грустью и печалью думаю: вот у нас не хватило, а у Сергея Беспамятных на его знаменитых китов (в буквальном и в метафорическом смысле) хватило. И туши, и красок. И таланта, и упрямства, и веселья. Он успел и смог.
