Василий Авченко: Расселите хороших писателей по всей стране!

0
1748

Популярный российский писатель, журналист и биограф, ставший одним из хедлайнеров февральского фестиваля «День книги в Бердске», отвечает на вопросы «Новой Сибири»

— Правомерно ли говорить о подъеме региональной литературы? Есть дальневосточник Авченко, уральцы Иванов и Сальников, сибиряк Тарковский, нижегородец Прилепин…

— Так сложилось, что жизнь — и в том числе культурная — кипит в городах-миллионниках. А их на огромной территории к востоку от Красноярска просто нет. Это обстоятельство и формирует литературный процесс. Мне бы хотелось полицентричности, а не такой оппозиции: Москва — и все остальное.

— Как взбодрить нестоличную культуру?

— Я бы рекламировал книги по телевизору — чем они хуже шампуня? В России гигантский читательский потенциал, который можно и нужно активизировать. Еще одно утопическое предложение: равномерно рассеять хороших авторов по стране, дать им по пресловутому дальневосточному гектару. Очень много сюжетов пропадает — нет летописцев на местах!

— Ваше отношение к букроссингу? Это же, по сути, — массовое избавление от книг…

— Всякий раз не могу пройти мимо книжек, выброшенных на улицу. Что-то да унесу домой — порой встречаются прекрасно изданные книги наших замечательных писателей. Дома и без того все в книгах — но и по-другому никак.

— На литфестивале в Бердске вы рассказали об автомобилях, ставших персонажами книг и фильмов. Давно ли сами за рулем?

— До двадцати трех лет я был совершенно равнодушен к машинам, работал в газете, писал преимущественно на политические темы — и вдруг словно подхватил какой-то вирус! Купил практически новую «Тойоту Спринтер Марино» и очень быстро стал регулярно писать про машины. Понял, что автомобиль в Приморье — больше, чем автомобиль: это образ жизни, фактор политики, культуры и чуть ли не религии, этакое солнечное сплетение данного времени, данного пространства и данного сообщества людей. В итоге написал книгу «Правый руль». Кстати, ее использовала в своей научной работе о реалиях Владивостока в 90-х моя супруга, работающая в Институте истории ДВО РАН.

— Затем у вас вышли еще несколько книг прозы. Как пришли к сотрудничеству с серией «ЖЗЛ»?

— Лет семь назад я заинтересовался фигурой Александра Фадеева. В школе прошел мимо него. А когда совершенно неожиданно перечитал «Разгром», оказался невероятно впечатлен. Стал интересоваться его творчеством, познакомился с его интереснейшими письмами. Понял, что это был незаурядный человек с трагической судьбой — партизан, глава Союза писателей, а в конце концов самоубийца.

Решил написать фадеевскую биографию. О нем уже был том в «ЖЗЛ» — и вполне добросовестно написанный в 1989 году Иваном Жуковым. Но прошло 30 лет, сменилась эпоха, наши взгляды на разные вещи. В советское время Фадеев считался классиком, а в постперестроечное время про него говорили: монстр, руки по локоть в крови. И я захотел честно, объективно, взвешенно написать о нем. Не скрываю, что выступил его адвокатом. Понятно, что Фадеев не святой. Но и не могло быть святых в то время и на тех должностях, что он занимал!

— Почему застрелился Фадеев?

— Был комплекс причин. В свое время меня страшно возмутили объяснения типа — Фадеев испугался мести вышедших из лагерей людей, отправленных им туда. А на самом деле он очень многих сумел вытащить из ада ГУЛАГа! Внес Гайдара в списки награждаемых орденами, чем спас его от неминуемой опалы…

В 1956 году все наложилось: и глубокая депрессия, и подорванное здоровье — несколько месяцев писатель не употреблял алкоголь — лечился. Были проблемы и в личной, и в семейной жизни. Фадеев стал очень сильно ощущать свою творческую несостоятельность, будучи в 54 года автором, по сути, только двух книг — «Разгрома» и «Молодой гвардии». Еще один важный момент — потеря авторитета: на Фадеева Сталин находил время, а вот Хрущев с Маленковым — уже нет. Его письма в Кремль с предложениями смягчить требования к людям искусства просто прятались под сукно. В итоге известнейший человек всю жизнь наступал на горло собственной песне ради общественной и партийной работы — и вдруг оказался никому не нужным.

— Как долго шла работа над этой книгой?

— Несколько лет. Информации о Фадееве — море. Хотелось прочесть все, что смогу найти. Испытал на собственной шкуре: писать про известного человека — большая ответственность, влезать в чужую судьбу, расставлять в ней свои акценты — очень непросто. Закончил книгу, предложил ее в серию «ЖЗЛ» — и она вышла. Вскоре после этого познакомился с внучкой Фадеева Марией, архитектурным критиком. Она приезжала во Владивосток, мы встретились, пообщались. Если будет переиздание книги — есть чем дополнить.

— Выгодное ли дело писать для «ЖЗЛ»?

— Относительно выгодное. Если сравнивать с другими издательствами, то гонорары в «Молодой гвардии» неплохие. Хотя по нынешним меркам очень даже невелики. И если разделить эти 100 000 рублей на 30 месяцев работы… Сами понимаете, на это не проживешь.

— Известно, что у писателей не все измеряется деньгами — есть ли азарт сесть за новую биографию?

— Большого азарта нет, я все же не биограф. Есть Быков, Прилепин, Варламов — это, можно сказать, профессиональные биографы. Я себя таковым не считаю и написал о Фадееве в порядке исключения. Хотя раскрою вам секрет: с нижегородским филологом Алексеем Коровашко недавно закончили книгу об Олеге Куваеве — писателе, геологе, ученом. Как и в случае с Фадеевым, жизнь и творчество Куваева одинаково интересны.

— Что в личности Куваева находите самым важным?

— Считаю, что это советский Джек Лондон. Даже покруче — поскольку неоднократно бывал в местах, которые описывает. Организовывал тяжелейшие экспедиции на Чукотку, в низовья Колымы. Геолог и геофизик, он изучал там плотность слоев земной коры. И был при этом большим любителем экстрима: проходил на байдарке вдоль побережья Северного Ледовитого океана, проезжал на собаках вокруг острова Врангеля, пролетал на Ан-2 надо льдами Чукотского моря…

— Вы уже дважды работали в соавторстве — для вас это просто?

— Сотрудничать с Алексеем Коровашко было довольно легко: мы просто распределили главы между собой. Никаких сложностей не возникло и в тандеме с Ильей Лагутенко, с которым мы написали «Владивосток 3000». Он выступал идейным генератором, придумывал основные ходы, а я больше занимался художественной тканью книги. В туре по Дальнему Востоку мы писали в самолетах, потом был обмен мейлами. Планируется, что в этом году книга о Куваеве «Костер в океане» выйдет в «Редакции Елены Шубиной». Когда Елена Даниловна узнала, что мы пишем об авторе «Территории», сказала: «Мне это интересно. Присылайте».

— Кого из коллег читаете с интересом?

— На меня оказал и оказывает огромное влияние Лимонов, рад жить в одном времени с ним, очень жду его новых текстов. Захар Прилепин — очень сильный автор. Также открыл для себя чудесного Германа Садулаева, написавшего прекрасную книгу «Я — чеченец!», замечательного Романа Сенчина (жена говорит, он пишет так, что не оторвешься). Не могу не отметить очень многих: Быкова, Иванова, Елизарова, Шаргунова, Рубанова, Тарковского, Юзефовича, Пелевина… У нас множество замечательных поэтов — один только Всеволод Емелин чего стоит! А есть еще очень интересные критики…

— А много ли нынче удачных жизнеописаний — на ваш взгляд?

— Немало: «Непохожие поэты» и «Подельник эпохи: Леонид Леонов» Захара Прилепина, «Катаев» Шаргунова, все три биографии, написанные Данилкиным, — о Ленине, Гагарине, Проханове. Это самые интересные жизнеописания, на мой взгляд. Я вот задумался, не написать ли мне об Арсеньеве. Жаль, нет полного издания его произведений. Для меня это серьезное препятствие.

— Есть ли у вас авторское кредо? Согласны с фразой Искандера: «Надо уметь молчать, когда не пишется»?

— Никаких жизненных девизов не имею. А с нашим классиком солидарен, тоже не люблю пустословия. Каждая денежная купюра должна обеспечиваться золотом, иначе неизбежна девальвация. Вот и в литературе за каждой фразой должна стоять невозможность ее не сказать.

— В сборнике «Как мы пишем» в эссе «Размышления на дальневосточном гектаре» вы утверждаете, что интонация важнее содержания. Готов поспорить!

— Я написал следующее: «Интонация — главное действующее вещество художественного текста, она главнее содержания, ведь любой сюжет можно пересказать несколькими предложениями». Но это действительно так: в эпоху переизбытка информации факт как таковой становится менее ценным, нежели пространство между строчками и буквами. Нынче высоко ценится такой авторский эксклюзив, как мысль, эмоция, стиль.

— А носитель текста — бумага или электронное устройство — для вас имеет значение?

— Пусть это будет что угодно — бумага, компьютеры, планшеты, айфоны! Главное — чтобы не исчезла практика чтения, которая просто необходима для поддержания и развития человеческого мышления.

— А ваши дети читают? Кем хотят стать?

— Старшему сыну Жене — 10. На днях заявил, что хочет стать шахтером, а до этого думал пойти в офицеры. (Улыбается.) Мы с женой стараемся вырастить парней читающими, для нас это важно. Но я говорю сыновьям: не идите по моим следам, не поступайте на журфак, выбирайте свою дорогу. Для того чтобы работать журналистом, не обязательно получать профильное образование. Сам я не в восторге от нашей современной журналистики, особенно провинциальной: идет обслуживание в СМИ бизнеса и власти, а качественные тексты никому не нужны.

Юрий ТАТАРЕНКО, специально для «Новой Сибири»

Фото Екатерины СЕРГИЕНКО

Whatsapp

Оставить ответ

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.