Олигарх, которого Новосибирская область совсем недавно могла называть «своим», быстро остался без миллиардов.
МИХАИЛ Абызов на удивление быстро лишился 32,5 млрд рублей, лежавших на его счетах в оффшорных компаниях. Этого потребовала генеральная прокуратура. Ее заявление поступило в суд 7 августа, 7 сентября судья Гагаринского суда Москвы Елена Черныш провела с ним беседу, 24-го начали заседание, 20 октября зачитали решение: вроде бы там все, как и хотели прокуроры.
Самое интересное, конечно, что там, в решении, внутри написано. На сайте суда сообщается, что публикация его текста запрещена. Ссылка на федеральный закон о доступе к информации о деятельности судов (№ 262-ФЗ) картины не проясняет. Получается, что мы и не узнаем ничего о том, как министр по делам открытого правительства нарушал Гражданский кодекс РФ?
Суд ссылается на норму, по которой размещению в сети Интернет не подлежат тексты судебных актов, вынесенных по делам, которые затрагивают безопасность государства. Интересно, какие же там интересы?
Здесь, конечно, можно пошутить, что когда повязка спадает с глаз Фемиды, ее ткань превращается в санитарную маску и затыкает богине рот. Уместно в условиях масочного режима из-за пандемии коронавируса, но не тут.
Генеральная прокуратура, когда шла в суд за деньгами олигарха, всех здорово заинтриговала, рассказывая, что министр по факту вовсе не прекратил заниматься своим бизнесом в связи с поступлением на госслужбу. При этом на Кипре и в Москве у него были организованы «теневые офисы».
Это уже само по себе интересно, но, оказывается, это были не просто офисы, а офисы, которые «в целях конспирации были размещены в жилых квартирах».
Кто же не захотел бы в эти длинные осенние сибирские вечера почитать про кипрские оффшоры и квартиры на побережье? О том, как проходили конспиративные встречи? Явки, пароли и прочее?
Иск прокуратуры был гражданским, какие в его рамках могут быть государственные секреты? Ну бросьте, вы серьезно? Что представила генпрокуратура суду, чтобы доказать, что на этих конспиративных квартирах происходили коррупционные непотребства? Приводили в суд соседок, которые опознавали Михаила Анатольевича по внешности? Видели его выносящим мусор? Или, может, запрашивали через судью у Федеральной службы по финансовому мониторингу данные о том, что он со своих министерских зарплатных карт оплачивал услуги ЖКХ?
Еще, по версии прокуратуры, Михаил Абызов использовал свой министерский статус при заключении сделки по продаже акций ОАО «СИБЭКО». Поскольку эта энергетическая компания зарегистрирована в Новосибирске, наш город при слове «32,5 млрд рублей» неровно задышал. У нас ведь годовой бюджет всего 50! Наверняка многие новосибирцы с удовольствием бы почитали, как согласно сообщениям прокуратуры Михаил Абызов и его доверенные лица проводили с потенциальными покупателями встречи, на которых разбирали условия сделки. Якобы Абызов лично вел переговоры с банками, на счета которых должны были поступить средства сделки. Но тут снова вопрос, ведь по логике все это надо было суду доказывать. Что — зам. генерального прокурора Виктор Гринь, подписавший иск, водил туда свидетелей? Участников переговоров? Кипрских банкиров? Председателя правительства Дмитрия Медведева, у которого министр-олигарх должен был отпрашиваться с работы?
Ну и наконец: как они все это успели за два дня?
В историях, подобных абызовской, такое может случиться — это когда обстоятельства, которые доказывают вину ответчика по гражданскому иску, становятся доказанными в другом процессе. Например, уголовном. Но дело Абызова еще даже не дошло до суда, причем совсем до другого, не гагаринского.
Второй вариант — если кто-то из подельников сдал своего бывшего босса. В таких случаях, кстати, и процесс могут закрыть, а его документы — засекретить. Но тогда в основаниях не публиковать решение суд указал бы другой закон и другую статью.
Но у этой Фемиды, похоже, все время что-то под маской.
Константин КАНТЕРОВ, «Новая Сибирь»
