Известный артист, который в начале февраля выступит с концертом в Новосибирске, рассказывает о своих ролях в кино и театре и о музыкальных работах.
Евгений Дятлов — актер театра и кино, певец, музыкант, телеведущий. Окончил Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии имени Н. К. Черкасова. Во время учебы стажировался в Театральном центре им. Юджина О’Нила в США). Участвовал в телевизионных шоу «Первого канала»: «Король ринга», «Две звезды-2», «Точь-в-точь», а также в передачах «Романтика романса» на телеканале «Культура» и в многочисленных концертах. Певец выбирает «честную» музыку, проверенную временем: русский старинный и городской романс, русские, украинские, цыганские народные песни, песни из кинофильмов, ретро-танго, песни 1930-40-х и военных лет. Снимался в фильмах «Агент национальной безопасности», «Охота на Золушку», «Копейка», «Есенин», «Белая гвардия», «Жизнь и судьба», «Чкалов», «Батальонъ», «Тобол», «Лев Яшин. Вратарь моей мечты», «Золото» и других.
— Что услышат новосибирцы на вашем февральском концерте? В чем изюминка программы?
— Изюминка программы в том, что это пою я — Евгений Дятлов. Если бы я бывал в Новосибирске чаще, то постоянно бы знакомил зрителей с разными программами, пытался бы раскрыть новый аспект своих музыкальных интересов. А так как я приезжаю раз в год или два года, то я приеду с программой песен, которые мне очень нравятся, и я приглашаю слушателей, которые хотели бы их послушать в моем исполнении.
— Расскажите об опыте сотрудничества с известным питерским режиссером Эренбургом, поставившем в МХТ спектакль по роману Достоевского «Преступление и наказание»!
— Это был замечательный опыт, потому что Лев Эренбург — талантливый режиссер, ученик Товстоногова, со своим взглядом на мир, на жизнь, на человека, на проблематику, которая существует между людьми в вопросах «что такое добро?», «что такое зло?», «кто мы в этом мире?», «куда мы идем?». Все эти вопросы Эренбург ставит и перед нами, как перед актерами. Мне нравится его творческий метод, как он его называет, этюдный — мы можем, взяв пьесу, начать проигрывать жизнь героев и персонажей, которые не очерчены драматургическими и сюжетными рамками. Мы начинаем делать этюды, разрабатывать наших героев, разрабатывать их мотивацию, рассматривать человека под разными углами. Мне действительно понравилось это в его работе, когда мы ставили сцену из романа Достоевского «Преступление и наказание».
— В 2015 и 2016 годах вы блистали в проекте Первого канала «Точь-в-точь». Чьи образы вам дороже — Высоцкого, Караченцова, Челентано?
— Все эти образы сами по себе вершины. Это личности, которые остались в истории музыкальной культуры мира и страны, поэтому для меня они все дороги, важны. И, прикасаясь к ним, я старался быть максимально аккуратным, осторожным и бережным. Все эти герои и для меня самого были очень нужными. Когда погружаешься в этот образ, ты, естественно, не погружаешься в драматургию человеческой жизни, а включаешься в песню, которую автор либо сам сочинил, либо исполнил. За авторским исполнением всегда стоит судьба, и она сквозит через песню. И когда ты берешься за песню в этом образе, ты буквально всем своим существом чувствуешь, как в тебя это вонзается, тебя пронизывает, и ты, наполненный этим, выходишь на площадку. Это очень высокие переживания. Для меня это было очень важно.
— В сериале «Есенин» вы сыграли Маяковского. Чем вам близок этот поэт? Как эта роль повлияла на вашу судьбу?
— Это очень сложный персонаж. К сожалению, в сериале «Есенин» он появляется как эпизодическая роль, которая призвана в данном сериале, по данному замыслу, быть оппонентом главного героя — Сергея Есенина. И в борьбе с этим оппонентом мы видим Есенина в еще одной роли борца, победителя. На самом деле, как мне кажется, Владимир Маяковский заслуживает пристального внимания, потому что он человек — эпоха, закончивший свою жизнь очень трагически, и его жизнь — это его собственный выбор, выбор поэта. Даже стилистически слышно, насколько он был узнаваем. Маяковский для меня всегда стоит поодаль остальных поэтов. Он трагичный, глубокий, очень нервный, остро реагирующий и сгоревший. Мне кажется, что о Маяковском еще до конца не сказано. Я читал Маяковского в театральном институте на отчетных концертах, мне посчастливилось сыграть его.
— Вы сыграли Шервинского из «Белой гвардии» в театре и кино. Чем отличались трактовки этой роли?
— Театр, музыка, кино — это все разные направления. С этой точки зрения они все и интересны. То, что вы испытываете перед камерой на съемочной площадке, — это абсолютно иные впечатления, нежели когда ты стоишь перед зрительным залом. Это совершенно разные процессы. Хотя, казалось бы, об одном и том же — играл я Шервинского перед камерой или Шервинского на сцене в спектакле. В процессе ты делаешь для себя маленькие открытия, ты по-разному представляешь образ персонажа. Еще многое зависит от того, кто выступает с тобой, — будет это Ксения Раппопорт или Екатерина Унтилова. Это разные голоса, разные интонации. И ты, пропуская это через себя, будто ты находишься в совершенно другой реальности.
— Кто из исполнителей романсов вам ближе — Погудин, Малинин, Десятников, Хворостовский?
— Если мы имеем в виду Леонида Десятникова, то это композитор, который сотрудничает с выдающимися российскими театральными и кинорежиссерами. Маэстро Десятников пишет оперы для детей, вокально-хоровые сочинения, музыку для оркестра и фортепиано. Могут возникать и романсы, но он не исполняет романсы. Хворостовский — классический певец, который пел известнейшие оперные партии, участвовал в величайших постановках, романсы он пел постольку-поскольку. Вот Олег Погудин жестко ориентирован на романсовый репертуар, это его основное направление. У Александра Малинина более широкий спектр. Романсы он исполняет в ряду остальных его программ. Те романсы, которые он исполняет, мне нравятся. Хворостовский исполнял романсы очень классически, я люблю более камерное исполнение, ближе к актерскому. При этом романс предполагает, конечно, владение голосом, который бы передавал всю лирико-драматичность содержания романсовых произведений. Каждый из этих исполнителей по-своему уникален, недаром они все избраны публикой, и у всех них есть горячие почитатели. А Леонид Десятников — это современный замечательный композитор, он писал музыку для фильма «Космос как предчувствие», где даже звучал мой голос, чему я тоже очень рад.
— Слушаете ли вы новых кумиров — Монеточку, Моргенштерна, Нилетто?
— Слушаете — это громко сказано! Но все они могут влететь в твои уши даже из салона соседнего автомобиля или из телевизора. Хотел бы я слушать это? Не очень, но бывает, что слушаю. (Смеется.)
— Удается ли знакомиться с книжными новинками?
— У меня очень много книг, меня вообще можно назвать «мальчиком из библиотеки», потому что я рано научился читать. Моя мать — преподаватель, она с утра до вечера работала, и мы жили в общежитии при училище, в котором она преподавала. А на первом этаже общежития была библиотека. Много времени в детстве провел среди книжных полок. Потом, конечно, начались двор, мальчишки, но такой этап был. Любовь к книгам у меня осталась, и я пользуюсь любым моментом. Накопилось много книг, которые просто необходимо прочесть. В данный момент читаю Нассим Талеб «Черный Лебедь». Удивительным образом мной осталась не прочитана книга «Атлант расправил плечи», думаю, что ее тоже необходимо прочесть.
— Вы поете песни Визбора, Окуджавы. Чем характеризуется авторская песня сегодня?
— Тем же, чем и раньше. Сейчас просто другое время, другие скорости и приоритеты, другие вкусы и интересы, но авторская песня наполнена миром автора — его переживаниями, человеческими чувствами, эмоциями, а все эти чувства и эмоции остаются человеческими, невзирая на время, если они честно написаны и честно исполнены. Поэтому и Высоцкий, и Визбор, и Окуджава для меня остаются живыми, трепещущими, важными и актуальными для меня.
— На чем основан контакт артиста и публики сегодня?
— На правде. На вере. Если слушатель верит исполнителю — значит, все получается. Не верит — ничего не получается. Важно подключить к себе слушателя, создать мостик, по которому будут ходить чувства слушателя и исполнителя. Этот обмен — самое важное. Все основано на обмене, на передаче, на объединении, на выборе той правды, которую принимает слушатель в исполнителе, и на основе этой правды начинается объединение чувств. Как только объединение складывается, то твое чувство усиливается и придает тебе сил жить дальше.
— Артист — это тот, кто собирает залы, или тот, кто пробивает свою дорогу в искусстве?
— Здесь обоюдно острая история. И тот, кто собирает залы, бывает не артистом, и тот, кто пробивает свою дорогу в искусстве, бывает не артистом. Иногда бывает так, что пробивает-пробивает, а только голову разбивает и ноги ломает. Нет тайной формулы артистизма, формулы творчества.
— Что сложнее: добиться успеха или сохранять его?
— Тому, кто добивается успеха, не до сохранения его, а кто собрался его сохранять, тот уже забыл, как сложно его добиваться.
— Как ухаживаете за голосом?
— Чтобы ухаживать за голосом, нужно быть спокойным и психически здоровым. Все остальное уже следствие. Если тебя кто-то или что-то разнервничает, там уже не до песен, и тогда голос работать не будет. А бывает так, что ты спокойный, крепкий, психологически уравновешенный, и у тебя там что-то хрипит, не совсем в кондиции, но ты выходишь, распеваешься, раскручиваешься, разогреваешься, и все получается. Поэтому первостепенной я считаю психику.
— Что ведет вас по жизни — мажор или минор?
— Многие считают мое творчество и в целом отношение к жизни довольно позитивным. Когда я исполняю, например, рок-музыку, у меня какие-то одни центры в мозгу возбуждаются, и сам факт этого возбуждения — это то, что дает вдохновение, взрыв внутри. Я никогда не оцениваю, плохо это или хорошо, если ты включаешься в процесс на полную катушку и летишь какое-то время на этом ощущении, ты внутри себя чувствуешь упоение. И как только ты поймал эту волну упоения — значит, у тебя будет все хорошо. Я не сторонник сознательного и целенаправленного, как это сказать, позитивизирования. (Смеется.) Мне кажется, это неправильно, потому что, оказавшись перед жестко непозитивной ситуацией, у тебя нет ресурса этому отвечать. У тебя должен быть запас прочности. И этот запас прочности лежит в осознавании мира как такового, мир тебе ничем не обязан, и ты черпаешь силу из познания этого мира и его законов. Нужно не вешать нос, а вникать в ситуацию и понимать, как еще бывает в этом мире. Все необходимо воспринимать так, что это какой-то вопрос пространства к тебе, и твое право — ответить на это раздражение так или иначе. Ты можешь где-то пролететь, где-то упасть, но все это должно давать тебе силу, ведь это жизнь.
— Вы не только исполняете, но порой и сами пишете песни. Как легко это получается? Что вас подталкивает к этому?
— Когда погружаешься в мир музыки, появляется больше и больше звуков, больше и больше слов, впечатлений, которые можно передать через музыкальное проявление, — это и является причиной. Ты вдруг начинаешь в себе что-то слышать, в тебе возникает что-то непривычное, и ты не можешь от этого избавиться, пока не сядешь и хотя бы на инструменте это не исполнишь. А вот чтобы быть композитором, например, нужно жертвовать очень многим, не растворяться и не распыляться в действительности, а сконцентрироваться и почувствовать в себе эту миссию, почувствовать, что ты не можешь не отдать этому свое время, свое внимание, свою жизнь.
Юрий ТАТАРЕНКО, специально для «Новой Сибири»
Фото предоставлено агентством «ЯгоDа»
