С известной детской писательницей, побывавшей недавно на одном из местных литературных фестивалей, беседует наш корреспондент.
Писательница Елена Усачева родилась в 1975 году в Москве, окончила МПГУ им. Ленина и Литературный институт. Писала сценарии для передачи «Спокойной ночи, малыши!» и сериала «Фиксики». Была журналистом светской хроники для журналов «ТВ Парк» и «Мир ТВ и кино». Автор более 40 книг для детей и подростков, вышедших в издательствах «Эксмо», «Полиформ», «Росмэн», «Клевер», «ИД Мещерякова», в журналах «Новая Юность», «Октябрь», «Дружба народов», «Чиж и Еж», газете «Пионерская правда». Лауреат литературной премии им. Ершова, лонг-лист литературной премии «Ясная поляна».
— Детский писатель — сам как ребенок?
— Нет. Скорее всего, писать для детей начинает человек с незакрытым гештальтом — то есть с нерешенной проблемой, разделившей детство и взрослую жизнь. Детский писатель очень хорошо помнит собственное детство — но не на уровне событий (съездил на море, подрался с пацанами, получил двойку), а как особое психологическое состояние.
— То есть инфантилизм и беспомощность писателя в быту — это миф?
— Знаю весьма ухватистых, деловых писателей. Я бы не привязывала такие качества, как инфантилизм, только к писательской профессии. Это болезнь века. Беспомощность показывают многие.
— А у вас хватает времени на быт?
— Почему его должно не хватать? Другое дело, что я не всегда хочу что-то делать, выходить из квартиры. Для меня литература — средства защиты от внешнего мира. Поэтому писание для меня — комфортное состояние. Соответственно, поход в собес или в поликлинику выбивает из колеи. Но с другой стороны — невозможно же писать с утра до вечера. Находится время и на уборку, и на готовку. Все, как у всех. Завтраки-обеды-ужины никто не отменял.
— Вы интроверт или социофоб?
— Я экстраверт. Люблю помогать людям, люблю общаться, весело проводить время. Но, конечно же, литература — это чаще быть с самой собой. К этому привыкаешь. И за неделю литфестиваля устаешь от множества людей вокруг. Хочется поскорее сесть за стол, уединиться.
— Эскейпизм, стремление убежать от реальности, с годами прогрессирует?
— «Чем больше я узнаю людей, тем больше люблю собак» — вы это хотите сказать? Крайние психические отклонения — это уже перебор. Как видите, я сейчас даю интервью, а не хватаюсь за нож при виде другого человека… И потом — я не говорю, что я убегаю от действительности. Я живу здесь и сейчас, просто создаю себе комфортные условия.
— Раздавать автографы в толпе детей — очень утомительно. Согласны?
— Ни за что! Мне нравится встречаться с ребятами, разговаривать, а если просят автограф, дам с добрым пожеланием, еще и картинку нарисуют. Еще я люблю устраиваю обнимашки. Дети очень жадны до общения, и взрослые не всегда это понимают. Зачастую стиль общения взрослого с ребенком сводится к выстраиванию системы ограничений: туда не ходи, этого нельзя, передвигаемся строем, с незнакомыми не разговариваем и так далее. И попытка ребенка поговорить о том, что его волнует, становится для взрослого глобальной проблемой. Когда учительница слышит фразу школьницы: «Я влюбилась», то беспокоится исключительно за возможное снижение успеваемости и будущие проблемы. А девочке нужно сопереживание, хотя бы на уровне обнимашек.
А сто автографов подряд — это же писательское счастье. Приношу на творческие встречи блокнотики для листочков, чтобы у всех была возможность автограф получить. Конечно, многие этот «листочек на память» быстро потеряют — но в момент получения автографа дети такие счастливые! Часть ребят добавляются в друзья «ВКонтакте», и пусть потом в 90 процентах случаев дело только этим и ограничивается, а с кем-то завязывается переписка. Я всегда отвечаю на вопросы, на просьбы помочь, подсказать.
Так я зафрендилась с Сашей из Красноярска. Он присылал мне свои стихи, спрашивал, что ему почитать. А потом я приехала в Красноярск, он ко мне подошел и сказал: «Вот, это я». Это было очень трогательно. И с тех пор, когда я приезжаю в Красноярск, мы встречаемся, я привожу ему свои книги и книги его любимого Эдуарда Веркина с автографом, а он ходит на все мои выступления, и я даже прошу его сыграть на гитаре — он замечательно поет.
— Получается, писа- тельство как психотерапия — ваша миссия?
— Литература — и детская в том числе — это высказывание. Иногда попытка что-то сказать выглядит словоблудием или самопиаром. А в детской литературе слово должно быть адресное. Оно не должно навредить читателю! В этом смысле книга — это терапия, да.
Я занимаюсь страшилками. А они пишутся не только для того, чтобы ребенок напугался, чтобы у него выработался адреналин. Научить не бояться трудностей, пусть через страх, но преодолевать себя, видеть задачи и решать их — все это вмещает в себя страшилка. Я стараюсь объяснить, что сложности не возникают на ровном месте, что проблема — следствие твоей же ошибки.
— С какой фразы начинаете встречу с детьми?
— Их несколько. Самое главное — сразу же удивить. Обожаю, зайдя в класс, со всеми здороваться за руку. Важный момент: надо меньше рассказывать, а больше спрашивать. А в конце говорю ребятам: «Читайте книжки, они учат добиваться своей цели. И Буратино, и д’Артаньян — не сразу, но пришли к победе. Дерзайте, и все у вас получится!»
— Взрослые вряд ли учат детей предавать. Но откуда берется предательство в юном возрасте?
— Сейчас у родителей и детей разные ценности. Ребятам дают этические абсолюты — добро и зло, правда и ложь, справедливость и произвол. А мир взрослых стоит на компромиссах, лукавстве, двойных стандартах, когда что-то нельзя, но если сильно хочется, то можно.
Вчера на встрече в Астрахани я спросила у подростков, позволительно ли отбить парня у подруги? Мне ответили: нельзя, отношения с подругой разрушатся. А библиотекарь, дама лет пятидесяти, заявила: «Конечно, можно — ведь это же любовь!»
— То есть ребенка учат не переходить дорогу на красный свет, а жестокости он учится сам?
— Несоциализированные дети живут по законам стаи, где побеждает сильнейший. Отсюда разгул буллинга, травли слабого — ведь нужно каким-то образом заявить о себе. И козыри ребенка — не богатство родителей, а собственные сила, хитрость, злоба. История из фильма «Чучело» довольно типична и для советских детей, и для современных.
— Что же делать ботану и заучке в классе, в летнем лагере?
— Прежде всего не стоит оставаться одному. Самостоятельно проблему травли ребенок решить не сможет. Но показать свою силу и дать в лоб обидчику, конечно, необходимо. Конечно, тут нет единого совета. Кому-то сопротивления не помогают, а кто-то после первого же отпора обзаводится правильной дружбой и его проблемы заканчиваются.
— Как вы начали сотрудничать с телепередачей «Спокойной ночи, малыши!»?
— Мы учились на пятом курсе педуниверситета. Наша преподавательница по курсу детской литературы Ирина Николаевна Арамасцева пришла на лекцию и рассказала, что познакомилась с редактором передачи и что подобные сценарии мы должны уметь писать легко, мы же профессионалы в детлите и возрастной психологии. Я написала несколько сценариев, отвезла в Останкино. Их приняли после небольшой редактуры. И мы стали сотрудничать — это длилось года два-три. И проснулся драматургический талант. Я даже поступила в Литинститут на отделение драматургии. Училась вместе с Ирой Котовой, Элей Суховой, Алексеем Анисимовым, Владимиром Коржовым… Курс был сильным — и при этом дружным.
— А потом вы пришли в анимационное кино?
— Благодаря «Спокойным ночам» я попала в газету «Пионерская правда», оттуда в «Российскую газету», стала писать о кино и в том числе про анимацию. Анимация мне всегда нравилась. Я познакомилась с режиссерами и продюсерами. Написала два сценария для мультсериала «Фиксики». Потом работала литредактором на студии «Сто киловатт», готовила сериалы «Домики» и «Бобр добр». Отечественная анимация сейчас очень сильна — и «Оскары» это подтверждают.
— Какие книги вас изменили в детстве?
— Я росла романтичной девочкой с фантазиями, поэтому на меня прекрасно легли все книги с яркими, отважными героями. Была по уши влюблена в Павку Корчагина! Запомнилась книга про революцию «Сердце Бонивура». Очень нравились приключения мушкетеров у Дюма. Рыдала над смертью де Ла Моля и Коконнаса.
— Чем отличается любимая книга от важной?
— Мне кажется, в детской литературе эти два понятия совпадают.
— Детская литература — книги, которые не перечитывают. Согласны?
— Да. Многим в детстве — и мне в том числе — нравилась «Одиссея капитана Блада». Но сейчас ее читать невозможно — появился другой читательский опыт… Хотя кому-то нравится читать книги детства, обновляя прежние чувства.
— Вы много пишете, выступаете, преподаете, воспитываете сына — а удается ли читать не себя, любимую?
— Действующий автор должен много читать. Потому что писатель рождается из читателя. Очень люблю Бунина. «Жизнь Арсеньева» — гениальнейшая книжка! Превосходен Куприн — особенно в «Олесе» и «Гранатовом браслете». Перечитываю и Газданова. С удовольствием читаю современных писателей. А вот современную поэзию и поэтов не люблю.
— Чем они так ужасны?
— В большинстве своем современная поэзия мне скучна, я в ней не вижу поэзии. Это поза, часто истерика, еще чаще — желание выделиться. Поэтому я скромно говорю, что поэзии не понимаю. А с поэтами я довольно много общалась, чтобы любить их как людей. К поэтам крайне редко применимы общечеловеческие критерии — настоящий мужчина, настоящий поступок. Они прячутся от жизни в стихи. Мне такие люди неинтересны. Скажу больше: если автор совершил по отношению ко мне какую-то подлость, мне крайне тяжело читать его книги.
— Чтение — для удовольствия?
— Конечно. А зачем же иначе брать книгу в руки? Долго готовилась к прочтению «Пантократора солнечных пылинок» Льва Данилкина. В общении он суховат, говорит скучно. Но, оказалось, его книга так вкусно выстроена, такой яркий интересный язык! Я получила большое удовольствие.
А вот, к примеру, «Ненастье» Иванова я начала читать из любопытства (очень люблю этого писателя) — и бросила. Бандитские разборки 90-х не зацепили — от слова «совсем». Мне больше нравятся детективы с захватывающим сюжетом. Очень люблю читать Ю. Несбё.
— Лауреаты «Большой книги» прошлых лет — писатели модные или хорошие?
— Думаю, модные. Жюри премии не всегда исходит из качества текста, это скорее заказ времени. Но так происходит довольно часто на многих литпремиях.
— Есть авторы, пишущие книги одну за одной. А писательский прогресс при этом наблюдаете?
— Самое ценное, что есть у писателя, — это стиль. Автор входит в литературу со своей ритмикой, манерой письма. И конечно, интересно следить за развитием писателя. Лично мне. Но есть читатели, кому хочется «уюта», то есть ничего нового. Поэтому каждый читатель находит своего писателя. Я с удовольствием слежу за развитием писателя Эдуарда Веркина — он очень интересно пишет, интересно меняется.
— Детский поэт Андрей Усачев — ваш однофамилец?
— Да. Андрей — талантливый человек, хороший поэт. Один из немногих, кто умеет зарабатывать на своем творчестве. И это ценно. Эдакий пример для нас всех — требуйте за свою работу денег, не скромничайте, бесплатно выступать и работать непрофессионально.
— В СССР было множество прекрасных детских писателей. Ощущается ли преемственность поколений? Или лучше произвести полную перезагрузку в литературе для детей?
— Мы стоим на плечах гигантов — это факт. Сами мы заметно уменьшились. Сейчас нет писателей масштаба Чуковского, Маршака или Гайдара. Это были не просто писатели, это были люди-явления, люди-эпоха. Сейчас не создается новой литературы, сейчас продолжается то, что было начато сто лет назад. Полные перезагрузки происходят в радикальные смены эпох. Как это было в революцию — тогда создавалась принципиально новая, еще не бывшая ранее, детская литература. Искали, пробовали, придумывали — Чуковский, Маршак, Житков, обэриуты, Гайдар. Принципы советской детской литературы формировались годами при определенных условиях, выработались ограничения и табу. Почти не писали на остросоциальные темы, о нищете, изнасиловании, не поднималась тема смерти. Советские книги будили фантазию, настраивали детей на свершения, на то, что все задуманное может осуществиться. Это были сказки, уводящие из реальности в фантазию, позволяющие поверить в себя. А западная литература больше писала про здесь и сейчас, про реальность — есть то, что есть, никаких чудес, одна выданная действительность. Поэтому социальные темы там получили отличное развитие. Этим мы и отличаемся. И, кстати, порой именно это отличие не рождает у западных читателей интереса к нашей литературе.
Еще одна наша проблема — отсутствие критики детской литературы. Люди, называющие себя критиками, уверяют, что в России отсутствует детская литература как явление. Авторы есть, книги есть, а вот такого явления, как детлит, — нет. А то, что есть, — это недолитература. Мне понравилось, как на мои волнения, что нас называют несуществующими, ответил Сергей Махотин: «Почему это детской литературы нет? Я же есть».
— Есть ли смысл читать Льва Кассиля нынешним детям?
— Имеет смысл вообще читать. Тезис «наши дети читают мало» — миф. Дети читают, и даже больше, чем двадцать лет назад. Просто на смену книжкам пришли посты в соцсетях, новостная лента, чатики. Никто не отменял чтения школьных учебников и программных книг. И среди адовой занятости (кружки, секции, компьютерные игры, общение в чатах) дети находят время, чтобы взять книгу. Из необходимости — когда читали, потому что делать было нечего, чтение стало осознанным выбором. И это замечательно. Кассиль же там появится, если книгу дадут взрослые. Ведь детское чтение развивается от семейной библиотеки (когда родители предлагают ребенку прочитать то, на чем сами выросли) до совета друга и сарафанного радио. Так что Кассиль вполне возможен.
— Отечественные машины из Тольятти не могут конкурировать с немецкими мерседесами. Как современному писателю соперничать с Роулинг?
— Мы не можем конкурировать. А главное — нам это не нужно. Зарубежный маркетинг, уровень работы с текстами и авторами, система продвижения книги в кино существенно лучше наших. Увы, экранизация книжек Лукьяненко не создает дополнительную армию читателей «Дозоров». А каждый фильм про Гарри Поттера увеличивает число фанатов Роулинг в десятки раз! Мы, пытаясь играть по американским правилам рынка, будем в дальнейшем еще сильнее отставать и дышать пылью на обочине. Так и не надо пыжиться — у нас же есть свои законы развития детской литературы.
Юрий ТАТАРЕНКО, специально для «Новой Сибири»
Фото Сергея КЛИМКИНА
