О новой книге новосибирского поэта Александра Денисенко рассказывают сам автор и один из ее составителей писатель Михаил Щукин.
В серии «Библиотека сибирской литературы» вышло «Избранное» знаменитого новосибирского поэта Александра Денисенко. Эта серия началась с трехтомника Петра Дедова, а недавно закончилась работа по подготовке трех томов Николая Самохина — почти полного собрания сочинений. Ну а Александру Ивановичу выпала честь открыть поэтическую часть этой библиотеки.
Стихи, в которых есть чувства
Презентация поэтического сборника Денисенко состоится 27 октября в Доме актера, но уже сегодня о новой книге готов рассказать главный редактор журнала «Сибирские огни» Михаил Щукин.
— Михаил Николаевич, чтобы не забыть, сразу спрошу: а что вы будете издавать в своей серии в будущем году?
— Есть и кандидатуры, и предложения, но пока рано называть фамилии, идет процесс обсуждения. Мое личное мнение, что нужно еще раз вернуться к коллективному сборнику «Гнездо поэтов», который давно стал библиографической редкостью. Я добавил бы туда несправедливо пропущенных поэтов и некоторых нынешних авторов. Такое мощное объемное переиздание показало бы поэзию очень высокого класса. Повторяю, все это пока не решено, но очень надеюсь, что у нас получится, — «если Бог даст, и войны не случится», как говорила моя бабушка.
— Денисенко — он ведь тоже из «гнезда поэтов», которое свили еще в 60-х. По какой схеме вы составляли его новый сборник?
— Туда вошли не только старые и новые стихи, но еще и прозаические произведения. Рассказы, очерки… не знаю, кто как определит их жанр, но я это называю поэмами. Как член редакционного совета этой серии я очень рад, что вышла еще одна книга автора, составляющего гордость нашей новосибирской литературы. Весь тираж уйдет в библиотеки области. Пойдет в народ и, может быть, добавит хоть немного добра в наш мир.
— Тираж книги всего тысяча экземпляров. Наверное, в книжных магазинах ее не купишь?
— Да, именно этот вопрос нам задают часто в соцсетях. Вопрос с продажами обсуждается, но еще не решен — тут все не так просто, поскольку изданы книги на деньги государевы. Так что пока милости просим в библиотеки. Думаю, что имеет смысл обратиться к опыту Алтайского края, где такими изданиями торгуют в специальных точках, а деньги потом возвращаются в бюджет. Хотя, если честно, поэтические сборники продаются в наше время плохо: простому читателю во всем многообразии разобраться бывает трудно, поскольку появилось очень много поэтов, издающих стихи на свои деньги.
— Такие авторы редко распространяют свои издания через магазины.
— Нет, их и в магазинах достаточно много. Но обычно они их просто всучивают всем и каждому при любом удобном случае. Ведь часто бывает, что чем человек бесталанней, тем успешней в добывании денег. И это обесценивает само понятие поэтической книги. Да и ценность редактуры и корректуры. Зато, случается, бумага дорогая и переплет с тиснением.
— Александр Иванович за свою жизнь издал, кажется, всего две книги, последний его сборник вышел в 2000-м. Почему так редко? Или это вопрос не к писателю, а к издателю?
— Денисенко — человек не самый простой, поэтому и составлять книгу его стихов тоже непросто. Книгу «Пепел» мы делали вместе еще с Александром Ивановичем Плитченко, который тогда даже пошутил: «Если бы Денис был девушкой, так бы… девушкой навсегда и остался!»
— Тут надо пояснить, что в те годы поэта часто называли Денисом...
— Только близкие люди.
— Кстати, вы не раз говорили, что Денисенко — близкий вам и любимый вами автор?
— Я считаю, что это один из лучших поэтов, когда-либо живших на нашей земле. И не только сибирской. Вот чем отличаются настоящие стихи и проза от ненастоящих?
— Настоящестью?
— Это когда, не глядя на обложку, открываешь книгу — и понимаешь, что так мог написать только один человек. Нравится не нравится, но невозможно не увидеть, что автор имеет свой стиль, свой взгляд, свой словесный ряд. А второе достоинство Денисенко, которое лично мне греет душу, в том, что в его текстах есть чувство. Как ни странно, может быть, это прозвучит, но сегодня из поэзии куда-то пропали восторг, ненависть, тоска, радость и отчаянье. И эти чувства нельзя заменить никакими словесными изысками.
— На одной умозрительности поэзия не удержится?
— Нынче стало модным писать все слова с маленькой буквы и без знаков препинания — это превратилось в норму. Но ведь все это душу ничуть не колышет, а у Денисенко стихи согреты искренним чувством бесконечной любви к миру, к людям, к природе. О чем я и написал в предисловии. Когда-то очень давно я семнадцатилетним юношей услышал от Нины Колесниковой (будущей Нины Садур) стихи неведомого мне поэта: «Белым-бело сегодня в НСО…». И они живут со мной уже почти пять десятилетий, я до сих пор помню, как ощутил тогда волшебство слова.
— Совсем недавно мы говорили о его стихах с одним немолодым поэтом, который высказал не самую банальную мысль о том, что его стихи (Денисенко, конечно же) нравятся всем — интеллигентам и крестьянам, либералам и ватникам.
— В этом рассуждении есть здравое зерно. Стихи ведь находят отзвук в душе. А душа, несмотря на партийные принадлежности, у всех взыскует все то же — любовь и нежность. Тут, может быть, срабатывает и некая русская ностальгия: мол, должны где-то оставаться какие-то вещи, не подвластные бухгалтерскому расчету, циничному расчету.
— Поэзии Денисенко свойственна еще и полная открытость, чего многие поэты стесняются, а то и боятся.
— Конечно! «Я рвану этот ситец этот ситец от плеча — На котором цветут русские цветы…»
— Не сомневаюсь, что с таким автором нелегко было составлять сборник. Я слышал, что в «Избранное» включили совсем немного новых стихов?
— При работе с Александром Ивановичем нужно делать… некоторые усилия. При этом обращаясь с ним нежно — его же у нас все любят. Но думаю, что в сборнике мы соблюли нужный баланс. Я же говорю: он сложный творческий человек. Кстати, экземпляры своей новой книги он до сих пор не забрал из редакции.
Мы можем конкурировать хоть с Парижем
Выслушав точку зрения издателей, вполне резонно было обратиться за комментарием к самому автору и, как бы не прерывая разговор, дать слово Александру Денисенко.
— Александр Иванович, а все-таки почему ты до сих пор не дошел до «Сибогней» за своим новым сборником?
— Какой-то ступор у меня наступил. Из чувственных побуждений никак не могу туда дойти. Вообще-то, ее народу надо отдавать, а не мне. Понимаешь, как-то стыдно мне стало, совестливо. Есть ведь ребята и более достойные — и Геннадий Федорович Карпунин, и Александр Иванович Плитченко, который когда-то паровозом тянул нашу литературную жизнь… Много ведь у нас настоящих — и Володя Ярцев, и Толя Соколов, и Анатолий Владимирович Маковский… Да всех не перечислишь. Так что главный мой мотив на сегодня — что моих товарищей уже рядом нет, не осталось почти никого. Наше поколение ведь шло внатяжку, вгрузовую, вот поэтому и полегли все — и Заволокин, и Евдокимов, и Шипилов. Так обидно… Остается только плакать и совеститься.
— То есть внутреннее содержание «Избранного» тебя в целом устраивает?
— Я приходил в «Сибогни», немного даже ругался, потому что они ее на основе моего «Пепла» начали делать. А я ведь после него 19 лет ничего не издавал, какая-то келейная работа у меня в последнее время. Говорю: люди ведь подумают, что я бездельник, за столько лет ничего нового не написал... Но это все рабочие моменты, конечно. Если бы я сам издавал книжку, то отбор, наверное, был бы еще построже, дело-то серьезное. А в этой серии я ведь, елки-палки, оказался еще и самым первым в поэтическом разделе.
— Удобнее бы себя чувствовал в одном сборнике со старыми друзьями — вроде «Гнезда поэтов»?
— Коллективные сборники делать еще тяжелее: там ведь не просто один поэт за другим должен идти по порядку. Как только начинаешь личность внимательно рассматривать… Не на молекулярном уровне, конечно, но все равно… Так сразу столько всего открывается с учетом личных отношений, дружбы, да и вообще.
— Нельзя же формировать сборник по принципу человеческих связей.
— Нельзя вгонять в какую-то скучную систему. Гораздо все это, как говорится, ширше и глубже. Вот когда-то в парижских кафе дружили и общались поэты и художники, образно говоря, взаимно опыляясь при этом. Что-то похожее происходило и с моими молодыми друзьями. Тогда все вокруг дышало мехами, по живому.
— Значит, Новосибирск в этом смысле не хуже Парижа?
— Знаешь, я вот этой зимой как-то раз подумал: а с кем бы нам на равных можно было бы подраться? В смысле, в рамках литературы кому мы можем перчатку бросить? Томску? Омску? Барнаулу или Иркутску? Я даже начал выписывать фамилии и собрал целую сборную Новосибирска по поэзии. Набралось столько мастеров, столько прекрасных мастодонтов, что мы можем хоть с Парижем конкурировать.
— А не смущает, что в «Избранное» помимо стихов включили еще и прозу, которую составители называют поэмами?
— Лет 20 назад, когда начали издавать журнал «Сибирская горница», Плитченко мне сказал: «Напиши-ка про корову». Я спрашиваю: «Почему про корову?» А он: «Ну, про коня. Или про собаку». Я его понял. Мы же почти все деревенские, судьбы-то у всех похожие. Да и Александр Иванович мне был как старший брат, поэтому я не спорил, а писал. На ходу писал, это потом какое-то осмысление пришло.
— На презентации книжки можно будет увидеть поэта Денисенко?
— Мне вот картошки надо купить, на все наши судьбы оглянуться эстетически-антологически, саккумулировать все это, а потом уже на презентацию можно пойти.
Для меня сейчас очень важно собирательство воспоминаний — всего того, что было, что запомнилось и накопилось... Я тебе так скажу. Точно, честно и правильно записать предмет явлений — это значит оправдать их существование. Такая вот наша нынешняя задача.
Николай ГАРМОНЕИСТОВ, «Новая Сибирь»
Фото Кристины КАРМАЛИТЫ
