Автор недавно вышедшей книги «Исход. История семьи Лыковых» рассказывает об истории нескольких поколений семьи старообрядцев и о появлении первых староверов в Сибири.
В ноябре этого года издательской группой «Неизвестная Сибирь» подготовлена и выпущена в свет книга Сергея Усика «Исход. История семьи Лыковых», иллюстрированная фотографиями автора. В ее основу положены рассказы отшельницы Агафьи Карповны Лыковой, но Сергей сильно расширил рамки повествования и рассказал историю жизни старообрядческой семьи в Прителецкой тайге и верховьях Абакана с периода Гражданской войны и коллективизации до нашего времени.
Сергей Усик родился в таежном поселке в Иркутской области, он фотограф по призванию, проработал 15 лет инспектором Алтайского биосферного заповедника на кордоне в устье реки Кокши. Он много раз посещал Лыковскую заимку и несколько раз оставался там на зимовку, вечерами подолгу беседуя с хозяйкой: на основе этих записей и строится большая часть повествования, по которому хорошо видно, что тема старообрядчества является для автора жизненно важной.
— Сергей, на презентации книги вы упомянули, что корни 1917 года лежат в XVII веке. Скажите, каким образом русскую революцию можно связать с историей церковного раскола? Мне уже приходилось где-то слышать, что в нынешней Западной экспансии в России виноваты не телевидение и интернет, а царь Алексей Михайлович и патриарх Никон.
— Широко известным этот тезис стал с подачи Солженицына, который сказал, что если бы не было раскола XVII века, не было бы революции 17-го года. Но до него я встречал подобные высказывания у русских мыслителей Ивана Солоневича и Ивана Ильина.
— Говорят, что Ильин любимый философ нашего президента. То есть, Путин должен осознавать глубину проблемы?
— Не знаю, что думает Путин, но у историка Льва Гумилева я встречал фразу о том, что если бы Россия придерживалась своей крепкой старой веры, она избежала бы последующего глобального влияния Запада. Да, раскол был идеологической и духовной диверсией. И это не только моя личная точка зрения.
— Никон хотел сделать Алексея Михайловича царем всего православного востока, а самому сделаться вселенским патриархом. У меня тут записаны слова протопопа Аввакума по поводу нововведений патриарха: «Видим, яко зима хощет быти. Сердце озябло и ноги задрожали».
— Главное, чего хотелось Никону — это идентифицировать обряды, приблизить их к греческим. А греки к тому времени обнищали, ездили в Москву можно сказать за милостыней. И подогревали идеи о вселенском православном царстве, благо и украинские казачки как раз попросились под крыло русского царя… Я в своей книге немного приоткрываю эту страничку русской истории, хотя в журнале «Сибирский старообрядец», где печатался сокращенный вариант, такого экскурса не предполагалось. А для широкого читателя пришлось вкраце объяснить кое-что из событий XVII века, чтобы стало понятно, кто такие Лыковы, да и вообще старообрядцы.
— Та диверсия четырехсотлетней давности, как я понимаю, была католической?
— Давно известно, что все идеологи раскола, включая Паисия Лигарида, были тайными иезуитами.
— Лигарида теперь даже называют вором и содомитом.
— Очень мутная личность, связанная с Западной церковью.
— И подобные происки продолжались в разных вариациях вплоть до революций 1905-го и 1917 года?
— Революция у нас была одна, направленная на разрушение Российской империи и затянувшаяся на много лет, хотя в какой-то момент приостановленная Столыпиным. Как известно, на вооруженное сопротивление 1905-го года нашими заграничными недоброжелателями было выделено несколько миллионов долларов, а в 1917 году из состава временного правительства только один человек не состоял в масонской ложе. Вот такая страшная эволюция произошла за несколько столетий.
— Выходит, что семья Лыковых последовала примеру старообрядцев XVII века, только спустя четыреста лет?
— Да, все в какой-то мере повторилось: судя по воспоминаниям, с началом советской власти снова начались гонения, пытки, казни и костры. Только масштабы, к сожалению, были гораздо больше — то, что описывал Солженицын не дает представления обо всей жути, что творилась у нас в Гражданскую войну. Русский мужик-старообрядец ведь, как обычно, реагировал на все это спокойно: мол, отсидимся в тайге. Но не удалось отсидеться: пришли, поначалу агитировали, — а с теми, кто не поддался на агитацию, стали разговаривать по-другому. Из двадцати-тридцати дворов в Тишах, где жили Лыковы, ушли в лес только шесть семей, а оставшихся в конце концов выселили, деревню сожгли. Самое печальное, что те, кто поддался на уговоры и пошел на компромисс, постепенно отдалились от верования предков, да еще и стали хулить Лыковых.
— Недавно мы разговаривали с профессором философии Олегом Донских, который написал статью об одиночестве как добровольном выборе. С вынужденным одиночеством все более-менее понятно, а вот с сознательным ведь гораздо сложнее. Хотя как раз Агафья Лыкова родилась уже в тайге и сознательно не выбирала свою судьбу.
— Да, это напоминает библейскую историю об исходе в пустыню, когда через сорок лет выросло новое поколение — без следов рабства. К сожалению, я не был знаком с родителями Агафьи Карповны, я познакомился с ней спустя полтора десятилетия после смерти отца, когда она уже попривыкла к такому уединенному общению с миром. Но она совершенно уникальный человек: я всегда поражался, как она легко контактирует с людьми — даже малознакомыми, и как ей бывает комфортно в состоянии одиночества. Да, встречаются одиночки по природе, замкнутые люди, для которых любое общество нежелательно. Таких и в городе полно. А она по своей натуре совершенно другая. Единственное, к чему Агафья Карповна неспособна — это жить где-то в другом месте. Были попытки перебраться в беспоповский монастырь в Туву, да и в поселок Килинск, где у нее родня, — но вот не смогла она нигде прижиться. Ссылалась на климатические условия, еще называла разные причины…
— Возможно, ей просто нужна была какая-то мотивировка, чтобы вернуться домой?
— Конечно. Когда она жила в Килинске, вдруг стала жаловаться, что ей по ночам спать не дает трактор. «Какой трактор, Агафья?» — «Тот, что под окнами ночью работает»… Начали прислушиваться — оказывается, это электросчетчик в коридоре крутится. Казалось бы, ерунда, а вот для нее это непереносимо. Дома, на заимке, у нее под окнами река шумит, но это совершенно другое, природное, привычное, звучащее фоном с самого ее рождения. Кстати, Агафья и родилась-то в воде…
— Старообрядцы семьдесят шесть лет назад использовали модный способ родовспоможения?
— Этот способ был известен еще задолго дотого, как она родилась. Вырубали кедровую колодину, наливали в нее теплую воду и сажали туда роженицу.
— А воду как грели?
— Скорее всего, камни калили… В общем, тогда, в 1944-м, взяли большое корыто, в котором вымачивали лен и усадили в него будущую маму Акулину Карповну. Так что нет ничего нового под луной, и наши предки никакие не отсталые.
— Когда вы зимовали на Лыковской заимке, как уживались вдвоем?
— Жили мы в двух разных избушках, неподалеку друг от друга. Конечно же, наши режимы дня были разными — с учетом количества молений. У меня-то поначалу вообще никаких молений не было, в 95-м году я в первый раз приехал на заимку как творческий человек, было только любопытство. Это уже потом, когда я проникся старообрядчеством, мы с Агафьей начали подолгу разговаривать. А тогда мне было тридцать с небольшим, так что я просто взвалил на себя всю мужскую работу, которой особо много в летнее время, конечно. Там ведь целое хозяйство — куры, козы, собаки и кошки. И дров на зиму надо запасти, и избушки подремонтировать. Да еще и Агафья Карповна все время что-то новое придумывает — то шалашик в огороде соорудить, то еще что. Огород у нее разбит на склоне, в стороне от дома, там она картофель выращивает способом террасного земледелия. Еще посеяна у нее пшеница, рожь, лен и конопля. «Ну, картошка это понятно, — говорю я ей, — но зачем тебе рожь и лен сеять? Тебе ж любую ткань привезут, только скажи, да и муку тоже доставляют». На что она отвечает: «Сегодня привезут, а завтра не привезут. А у меня есть». Так что до сих пор никого не слушает и постоянно обновляет семенной фонд.
— Чем кормят козу, это понятно. А как насчет кошек и собак?
— Агафья сама непривередлива в пище, да к тому же у нас четыре поста в году, так что едят то, что дают, — они дети картошки. Бывает, правда, на столе и рыбка, но не часто.
— А охотой Лыковы никогда не занимались?
— Почему, когда-то было у них и оружие, и патроны, но со временем они закончились, а ружья пришли в негодность. Тогда стали делать ловчие ямы на магистральных тропах, но только в зимнее время, когда медведь уже уляжется — иначе он может найти добычу первым. К тому же при отсутствии соли большой объем мяса летом сохранить практически невозможно. Эти огромные ямы я видел: изнутри они либо жердями выкладывались, либо сруб делался, а на лето сверху закрывали их толстыми плахами, чтобы скотина не провалилась. Я имею в виду маралов, так их по-таежному называют.
— И как Лыковы столько лет прожили без соли?
— Тяжело было. Агафья Карповна до тридцати четырех лет вообще не знала, что это такое. Помнит, что тятенка ей во время болезни давал цепотку — как лекарство. Но с суставами и с зубами, насколько я знаю, у нее все в порядке. Сейчас, конечно, солью пользуется, но очень экономно — еда у нее вечно недосолена, даже рыбу солит очень осторожно.
— А хариус в речке сетями ловится?
— Есть такой способ — «заездок» называется, когда поперек реки устанавливаются специальные козлы, на них крепятся жерди, а на жерди — плетеные решетки, — в результате получается как бы плотина. В одном месте оставляется проход, и хариус, который мигрирует в верховьях, а на зиму скатывается ниже по течению Абакана, попадает в сурпу — это такая трехметровая корзина из жердей. Очень трудоемкий способ рыбной ловли. Опять отсылаю к книге, где я подробно описал это гидротехническое сооружение. Как в конце сентября задует ветерок и листва посыплется — Агафья уже знает, что пошел основной свал рыбы. Да вот только эти палые листья постоянно забивают решетки — нужно постоянно «челночить» в реке, чистить сурпу. С неба — дождь со снегом, а ночью даже с фонариками ничего не видно. Когда-то давно кто-то из Лыковых стоял на берегу с факелами из бересты и освещал рыбную ловлю.
— Сейчас-то Агафья Карповна в свои 76 лет уже не браконьерничает?
— Сейчас нет. Во-первых, зона стала заповедной, а во-вторых, не всякое руководство ей послабу дает.
— А что, бывало, делали для нее исключения?
— Ну а почему нет… Ведь дают же послабу коренным народам Севера, например. Сколько одна Агафья там для себя наловит… Но попадались и начальники-самодуры, жестко запрещали ей рыболовство, так что приходилось довольствоваться удочкой с берега.
— На обложке вашей книги фотография: Агафья Карповна переходит вброд зимнюю реку очти по пояс в воде. Это что происходит?
— Это она вьюк сена несет. С покосами у нее на заимке очень все сложно, поскольку горная местность, а ближайший травостой — километрах в десяти, на месте их прежнего жилья, где Лыковы прожили первые тридцать лет в полном уединении. Вот там, на старых пашнях все заросло травой. И как раз на этом участке Абакана большой участок открытой воды в любые морозы, — какой-то теплый ключ там бьет. Еле уговорил Агафью сфотографироваться. Говорю: «Ты же знаешь, какие пакостные статьи пишут про то, что ты иждивенка и захребетница у российского государства, — так пусть посмотрят, как тебе достается козье молочко». Еле уговорил. Это сейчас она стала более открытой для фотокамеры, а двадцать пять лет назад была очень не любила фотографироваться.
— А зачем зимой-то сено заготавливать?
— Меня об этом часто спрашивают. Дело в том, что большой участок пути летом покрыт густыми кустарниками, сквозь которые не продраться, а зимой все снегом заносит, на лыжах идти легко. Придем, переночуем в старом домике, а с утра в обратный путь.
— Со старого места жительства Лыковых советская власть выжила уже после войны?
— Эта кочевка случилась в сентябре 1946 года, после того как их случайно обнаружили топографы. Изыскательские работы проводились военными, и один из таких отрядов под командованием капитана Бережнова наткнулся на неизвестное поселение. Карп Лыков, когда увидел на плечах офицера погоны, совершенно растерялся: он знал, что их отменили в армии в 17-м году, но не догадывался, что снова ввели в 43-м. Так что погоны у него ассоциировались с царской армией…
— Но тогда ведь все обошлось по мирному?
— Экспедиция отдохнула у Лыковых несколько дней, и капитан, как порядочный человек, предупредил хозяев, что будет вынужден доложить об их поселении по инстанции. В те годы особисты были увлечены поиском дезертиров, поэтому Лыковы не стали испытывать судьбу и переселились на десять километров выше по реке. Вроде как недалеко, но для человека, не знающего тайги, это все равно что в никуда: ни за что не найти, в каком распадке они спрятались. В общем, пока НКВД собралось их искать, было уже поздно.
— Интересно, а вот все предметы быта и орудия труда через какое-то время приходили в негодность. Как семья староверов выкручивалась без кос, серпов, кирок и лопат?
— Да, я спрашивал об этом, конечно. Семья очень бережно относилась к железу, но в конце концов и ножи, и литовки сточились до самого основания. Тогда в тайге было довольно много брошенных заимок, так что Карп Осипович с сыном Саввином собирали там всякие брошенные железяки. Лопатами они почти не пользовались, зато было три вида мотыг, к ним относились крайне бережно. Одну мотыгу я как-то раз начал было точить напильником, но Агафья Карповна меня тут же остановила: «Не смей».
— Сергей, а как вы воспринимали Агафью Карповну? Как просто уникального человека, или как духовного наставника, эдакого гуру?
— Нет в старообрядчестве такого понятия — гуру. Как учителя я ее не воспринимал, особенно по началу, но как человек, проживший совершенно уникальную жизнь, она меня сразу заинтересовала. Ведь семья Лыковых не просто выживала в экстремальных условиях, она просто жила: все дети были грамотными, хозяйство было налажено… К Агафье я отношусь с огромным уважением.
— Как я понимаю, ваши религиозные взгляды начали формироваться как раз на заимке Лыковых?
— Когда в конце 80-х и начале 90-х хлынул весь этот поток эзотерики — Рерихи, Блаватская, Кастанеда и прочее… я в какой-то момент волею судьбы оказался именно там. И, конечно, проникся, начал изучать. Поговорил на эту тему со своей матушкой, которая с Волги, со старообрядческих мест. Он мне и говорит: «А что тут удивляться. Тятенька мой тоже двумя перстами крестился». Так что может быть, мне помогла генетическая память, кто знает. Мы с женой Надей тогда жили в Москве, стали ездить на Тверскую заставу, где храм Николы Чудотворца. Познакомились с отцом Алексеем Лопатиным, который нас и повенчал.
— С женой Надеждой вы познакомились прямо на заимке? Как принято говорить, совершенно случайно?
— Мы с Надей пришли туда совершенно разными путями, но совершенно не случайно. Как говорится, если человек верит в случай, значит он не верит в Бога.
— Что касается Промысла Божия. Мы вот с вами упоминали о вынужденном и сознательном одиночестве. Скажите мне, с какой целью на наши головы свалили этот коронавирус и эту самую самоизоляцию? Ведь тоже не случайно, наверное?
— Правильно. Тоже по попущению. Ничего просто так не происходит, значит, Бог дает нам какую-то возможность. Это ведь не просто бессмысленное испытание, которое мы должны зачем-то пройти. Но даже простой человек видит, что в этой истории сейчас больше политики, чем самого вируса. Очень мне хотелось бы услышать, что думает Агафья Карповна по этому поводу.
— Вам не кажется, что если коронавирус начнет мутировать, то в мире может начаться какая-то прямо библейская паника?
— Я думаю, что если бы свирепствовал обычный грипп, который тоже вещь опасная, никто бы, заболев, не стал бы тут же скорую вызывать. А нынче больницы переполнены, все возмущаются, почему скорая так долго едет. Все смотрят новости об этом ковиде, вместо того, чтобы в освободившееся время вспомнить, что есть такие писатели как Толстой и Достоевский и сесть книжку почитать.
— Для обычного человека нормально находиться в состоянии комфорта, а не греть себе голову духовными проблемами. Да и к одиночеству склонны не многие.
— У меня дома стоит почти полное собрание сочинений Льва Николаевича Гумилева, который разложил по полочкам разные типы людей. Ну, вы знаете, наверное, о пассионариях и субпассионариях. И даже в церкви я слышал рассуждения о психологии человеческой души, о том, что «горящих» людей в мире всего четыре процента — даже среди тех, кто ходит в храм. А эти четыре процента ведь имеют отношение не только к религии, есть высокодуховные художники, поэты, композиторы. Конечно, проще плести лапти, точать болванки, чем сжигать себя изнутри… Сейчас в мире идет инерционная фаза, которая будет какое-то время продолжаться.
— Поскольку, как мы говорили, ничего не происходит случайно, значит, и книжка ваша именно сейчас вышла не случайно?
— Конечно. Я ведь долго искал человека, владеющего художественным словом, чтобы он вместо меня переложил на бумагу все, что я хотел написать. Но вот так получилось, что пришлось все делать самому. Да еще я за последние годы наработал материал по Алтайскому заповеднику. Так сказать, обогатил книгу новыми персонажами и новым взглядом на историю семьи Лыковых с другой стороны Абаканского хребта.
Николай ГАРМОНЕИСТОВ, «Новая Сибирь» Фото из архива Сергея УСИКА
Заказать книгу Сергея Усика «Исход. История семьи Лыковых» можно написав ему в «личку» в Facebook, она придет по почте.
