Референдум о сроках пенсионного возраста, состоится он или нет, разделит нас на тех, кому бывает стыдно, и тех, кто все понимает
НА ДНЯХ президент России Владимир Путин отметит 66. Слишком двузначная цифра, чтобы этого можно было не заметить. С одной стороны, она как бы намекает, что даже при увеличении пенсионного возраста будут люди, которые очень хорошо выглядят и многое делают для страны. С другой стороны, она — яркий символ шаткости этого прекрасного состояния.
А в Новосибирском областном суде на этой неделе закончили разбирать потрясающе интересную историю. Пустяковую, конечно, и уже никому не нужную, если понимать. Но если вглядываться в детали, все же интересную.
Рассматривался административный иск трех участников региональной подгруппы по проведению пенсионного референдума к областной избирательной комиссии: они просили суд обязать избирком зарегистрировать «коммунистическую» подгруппу. Комиссия отказалась регистрировать ее в августе, когда коммунисты подали документы со своим вопросом на день позже других инициаторов. Мотив отказа: вопросы оказались одинаковыми, а в таком важном государственном деле, как всенародный референдум, такое недопустимо.
Напомним, вперед коммунистов свой вопрос успели подать новосибирские последователи Алексея Якимова, который упоминается в прессе со статусом директора Нижегородского музея трезвости. Вопрос выглядел так: «Вы за установление запрета на увеличение установленного законодательством Российской Федерации о пенсионном обеспечении по состоянию на 1 июля 2018 года возраста, по достижении которого возникает право на назначение пенсии по старости?»
У коммунистов было «Согласны ли вы с тем, что установленный законодательством Российской Федерации о пенсионном обеспечении по состоянию на 1 июня 2018 года возраст, достижение которого дает право на назначение страховой пенсии по старости (для мужчин — 60 лет, для женщин — 55 лет), повышаться не должен?»
Цитировать было жалко газетного места, но пришлось, ведь дальше пойдут мелкие детали. Избирком 20 августа подписывает отказ коммунистам, а когда видит, что они обращаются в суд, 13 сентября отправляет в Новосибирский институт повышения квалификации работников образования письмо. Где просит ответить, являются ли вопросы аналогичными по смыслу формулировки.
О том, что было в институте после этого, можно судить по визе на копии письма: ректор института Василий Яковлевич Синенко (доктор педагогических наук, профессор) пишет проректору по научно-методической работе Константину Борисовичу Умбрашко (доктору исторических наук): «1. Изучите. 2. Как будем реагировать? Давайте обсудим!!!»
В итоге 19 сентября институт отреагировал честно. Из его стен в этот день вышло подписанное ректором заключение. В нем — что первый и второй вопросы описывают разные подходы к пенсионному обеспечению и что формулировки отличаются по степени абстрактности-конкретности, а также по тональности (интенции). Вывод: вопросы не являются аналогичными по смыслу.
Вот непонятно, что же такого могли обсуждать руководители института перед тем, как подписать такую бумагу. С кем они могли обсуждать выводы и с кем ими предварительно поделиться. Но уже 18 сентября, то есть даже до получения экспертного заключения, председатель областной избирательной комиссии Ольга Благо пишет ректору: мол, мы вас «просили провести лингвистическое исследование на предмет аналогичности вопросов», но в связи с дополнительным изучением обстоятельств по делу, материалов дела и судебной практики у избирательной комиссии отпала необходимость в проведении лингвистического исследования». Спохватились было, но экспертиза все равно уже была проведена и ответ направлен.
Ну а дальше и в суде все пошло как по маслу. Прокурор сказала, что относится к экспертизе критически: мол, что могут понимать эти ученые в пенсионном законодательстве, не обладая соответствующими в нем познаниями.
ПРОКУРОР уверенно видит в вопросах тождественность, потому что оба вопроса, как ни крути, связаны с «изменением возраста, которым законодатель обусловливает назначение пенсии по старости». Да и вообще — юридически значимым обстоятельством является не лингвистическая экспертиза, а статья закона. (В ней, к слову, как раз и говорится о «такой же по смыслу или содержанию формулировке вопроса».) Представитель избиркома подтвердила: комиссия сама установила все, что необходимо было установить, лингвистика не является юриспруденцией, экспертизу проводили эксперты, а подписал ректор. Судья отказала в иске.
Собственно говоря, никакого практического смысла отстаивать свою позицию у людей, выступавших в суде на стороне истцов (а среди них была, например, депутат Госдумы Вера Ганзя), к этому моменту уже не было. Расклад в одной из региональных подгрупп вероятность проведения референдума увеличит лишь на пять процентов (всего коммунистам необходимо набрать не менее 43 регионов, а до этого им еще очень далеко). Существуют также мнения, что сегодня, когда Госдума уже приняла закон о пенсионном возрасте во всех трех чтениях, старые вопросы вообще придется менять и начинать все сначала.
Но истцы сопротивлялись. Выступали в прениях, снова и снова взывали к разуму и ответственности. Комментировали: выведение на голосование двух вопросов не нарушит ничьих прав, а снятие одного — нарушит. Наконец, откровенно бузили: в самый неподходящий момент общественный представитель истцов развернул плакат с надписью «Где правосудие?» Судья тот час же его усовестила.
Ну а напоследок Вера Ганзя рассказала, как коммунисты пытались установить контакт с легализованной подгруппой. «Я обращалась непосредственно к человеку, который явился инициатором, я нашла несколько участников группы, мы подготовили обращение к ним и разнесли каждому. Вы бы видели их удивление».
Но она все же мечтает (а наверняка есть и другие люди, которые мечтают об этом тоже), что все состоится и на стол к президенту России будут положены результаты пенсионного волеизъявления. «И можно будет ему сказать: вы что творите-то, а?»
Константин КАНТЕРОВ, «Новая Сибирь»
