Совсем недавно ведущий солист оперной труппы НОВАТа Алексей Зеленков впервые выступил на сцене Немецкой оперы на Рейне — он исполнил партию Мишонне в премьере оперы Франческо Чилеа «Адриана Лекуврер» под управлением маэстро Антонино Фольяни. Дебют оказался настолько успешным, что Алексей получил приглашение на дальнейшее сотрудничество и уже осенью текущего года выступит на театральных сценах Германии.
Несмотря на столь молодой возраст, сценическая зрелость харизматичного артиста поражает: он уже стал лауреатом нескольких всероссийских конкурсов, Национальных оперных премий «Онегин», премии II Международного вокального конкурса Фонда Елены Образцовой «Хосе Каррерас Гран-При».
28 июля мы стали участниками поистине выдающегося воплощения образа безжалостного Барона Скарпиа в опере «Тоска» Джакомо Пуччини. И это лишь начало. Алексей готовится к целой серии не только имеющихся в репертуаре театра спектаклей, но и будущих премьер: «Севильский цирюльник», «Летучая мышь», «Травиата», «Дон Паскуале» и «Царская невеста».
— Алексей, предлагаю сразу обсудить три вопроса. Вы спели «Иоланту», «Тоску»… По текущему репертуару нас ждут еще «Травиата», опера-буффа «Севильский цирюльник» — совершенно иное перевоплощение, — а дальше «Летучая мышь» — украшение всех оперных домов. Лично у меня была мечта услышать оперетту именно в исполнении хорошего оркестра и прекрасных голосов.
— Это такая оперетта, что не каждый оперный певец споет...
— Все эти спектакли для вас родные?
— Дело в том, что Скарпиа — полное попадание. Брутальный персонаж, безусловно, злодей. Любящий, страстный, хитрый и не юлит. Он просто говорит: «Я хочу тебя, Тоска». Он похож немножко на Яго. Берет свое, любит смешивать и вкушать вина. Тоска для него — это жизнь, объект желания. Словно паук, заманивающий в ловушку любимую женщину.
С «Севильским цирюльником» приключилась длинная история. Когда началась постановка, мне предложили Бартоло — не Фигаро. Я сразу подумал, что нет, не надо. Но потом услышал, что такого типа роли, как буффонный бас — то есть высокий — поют и баритоны. Я чистый баритон и мне местами тяжело исполнять эту роль. Роли у меня живут немножко своей жизнью... Помните, Пушкин писал, что его удивило решение Онегина пойти на убийство друга?.. Теперь я очень люблю партию Бартоло — бурчащий дядька, любящий Розину. Роль и опера очень приятные. У меня есть фраза: «В опере все умерли, и все хорошо». Здесь же — все живы и все счастливы.
— Для оперы это большая редкость.
— Эти оперы нужны! Люди радуются, получают положительные эмоции. Они как антидепрессант. Сейчас будет еще и «Дон Паскуале». Светлые, искрящиеся, как «Летучая мышь», где никто не умирает. Не искушенные оперой люди считают, что опера это скучно и в конце все умирают. Нет! «Любовный напиток», «Севильский цирюльник», «Дон Паскуале» — искрометные оперы, где все живы и счастливы. Люди должны прийти, улыбнуться. Не только пройти катарсис через страдания и смерть персонажа, но и получить радость, удовольствие от классных вокальных номеров. Все знают эти вокальные номера в «Севильском цирюльнике», а уж скороговорку Бартоло…
— Получается, что из ближайших опер две — антидепрессанты.
— Да-да! «Летучая мышь» — это самая классическая оперетта, которую реально не все профессионалы могут ее исполнить. Настоящий антидепрессант! Она настраивает меня больше на новогодний лад — брызги шампанского, все искрится. Что «Севильский цирюльник», что «Летучая мышь» — музыка просто излучает свет! Но у некоторых персонажей встречаются грустинки, скажем, у Альфреда…
— Алексей, у Немецкой Оперы на Рейне несколько площадок, верно? Где шла премьера, в которой вы участвовали?
— В Дюссельдорфе, а в Дуйсбурге для нас была сделана репетиционная база — отводилось огромное помещение.
— У меня создалось ощущение, что публика в Германии в большей степени возрастная.
— Вы знаете, насколько я успел заметить, она все же смешанная. После очередного спектакля я обратил внимание, что молодые люди были, но зрелых, конечно, большая часть. Мне понравилась немецкая публика. Она сродни нашей новосибирской — принимала меня, да и весь наш каст исполнителей очень тепло, радушно, как своих. Честно сказать, я опасался и боялся, что в столь сложное время русские артисты (нас было двое) не будут вызывать радость и восторг у европейской публики, но я ошибался. Нас сопровождали продолжительные овации, и мы получили огромное удовольствие! После одного из спектаклей возле служебного входа нас ждали люди — немного, человек двадцать. И тут меня начали спрашивать на немецком, я попросил перейти на английский. Разговор состоялся, и были только радушные слова и пожелания. Мне понравилось, что все, кто там работают, в том числе и начальство, отнеслись ко мне с теплом — я, сквозь призму своих не таких больших лет, все равно вижу, когда человек говорит искренне, а когда фальшивит…
— С организацией концертов в Германии все было в порядке?
— Могу сказать откровенно, что порой жалуюсь сам себе на какие-то недостатки организационной работы здесь, у нас. Но там, к моему большому удивлению, их было больше. Это меня, конечно, разочаровало. В большей степени это было связано, наверное, и с тем, что проект заменили. Он был не слишком готов…
Допустим, я приходил ровно в одиннадцать часов, в то время как другие могли немного опоздать — не такие пунктуальные, как мне казалось. Не хочу сказать, что я такой крутой, но меня это удивило! Безусловно, эти нюансы не были закономерностью, и все же в некотором смысле идеализация пропала. Итальянский дирижер очень классный. Но вот основной минус.… Там нет корректур. У нас было пять оркестровых репетиций до премьеры, то есть мы сразу пели вместе с оркестром. Это очень плохо, потому что оркестр порой не улавливает жест дирижера, и большинство проблем было связано с этим, а мы были вынуждены останавливаться. С другой стороны, могу сказать, что это, конечно, был колоссальный опыт. Еще Вероника Джиоева сказала, что если здесь научишься петь, то на любой сцене будешь чувствовать себя свободно.
— Я догадываюсь, но хочу услышать это от вас.… Как вы оказались в Немецкой опере на Рейне?
— Мы с женой.… Почему я говорю «мы с женой»? Откровенно говоря, в этой области я плохо разбираюсь — когда певцы начинают подавать свои записи в разные агентства. Я не то, чтобы ленился… Просто не знал, куда именно. Так вот, моя жена, имеющая большой опыт работы в продюсерском отделе нашего театра, помогла мне грамотно составить резюме и отправить его в различные агентства. Поэтому мой зарубежный успех не был бы возможен без помощи супруги. Правильно говорят: «За каждым успешным мужчиной стоит сильная женщина». Конечно, многие знакомства для меня открыл конкурс Каррераса, на котором я занял второе место. Мое агентство, с которым я сейчас работаю, — это Opera-Connection. Мы пробились и вышли на них.
По-моему, где-то за пять месяцев до премьеры мне поступило предложение спеть партию Шарля Жерара в очень крутом спектакле «Андре Шенье». Когда начались эти печальные события, наш проект отменили, потому что режиссером выступил очень известный человек из России. Есть плюс — сказали, что премьера переносится на два года, уже были готовы эскизы. И тут мне звонит мой агент: «Леша, есть беспрецедентная возможность выучить роль Мишонне из оперы “Адриана Лекуврер”». Оставался месяц до начала репетиций… Партия хоть и не такая большая, но музыка сложная. Этот реверанс был сделан в сторону меня и моего коллеги Сергея Полякова. Он также должен был петь в другой опере, но затем ему предложили выучить новую партию. И нашим иностранным коллегам также пришлось подстроиться под новые обстоятельства. Конечно, нас предупредили, что будут некоторые послабления — у них принято знать всю партию к постановочному периоду. Да, петь не в голос, но минимум ошибок… Мы волновались, что нас будут немножко строить за ошибки, но в спешке все удалось выучить и за четыре недели сделать конфетку. Это был беспрецедентный шаг — театр перенес премьеру, но оставил для нас спектакль.
— Но ведь эта опера не из числа тех, на которой делается касса.
— Да, я думаю, что «Адриана Лекуврер» — это, конечно, музыка известная в Европе, но кассу делают именно на опере «Андре Шенье». Она потрясающая!
— Они не боятся ставить такие спектакли? На всех пяти показах был аншлаг?
— Нет, не на всех — на первых двух. Рита (мой агент, живет в Швейцарии) сказала, что такая тенденция пошла после коронавируса. Я застал тот период, когда и в автобусе надо было сидеть в маске… Когда был пятый спектакль, масочные ограничения отменили, но многие перестали ходить в театры, особенно те, кто любит эту музыку — люди преклонного возраста.
— К вопросу о редко исполняемых сочинениях. Расскажите об опыте работы над операми «Замок герцога Синяя Борода» и «Фальстаф» в нашем театре.
— Партия в опере «Замок герцога Синяя Борода» предназначена для баса. Я сразу хотел отказаться, не понимая важность этого проекта для меня. Музыка в этой опере атональная — ее было очень сложно учить. Местами в оркестре звучит какофония, в то время как мне необходимо исполнить определенную ноту. Я даже на спектаклях, а их было четыре, держал в голове ноту, пока в оркестре звучала какофония, чтобы после вступить. Несмотря на сложность проекта, выучка атональной партии дала мне колоссальный опыт в дальнейшем изучении. С партией для баса я справился, потому что нижние ноты в опере берутся при минимальном звучании оркестра. Есть чисто басовые партии не по голосу, например, Кончак или Собакин. Там был крайний низ для баса, но я его озвучивал. Дело даже не в голосе, а в фактуре — интересно было принять участие в современной опере. Постановка Вячеслава Стародубцева, несмотря на иносказательность, замечательна — актерский театр в самом лучшем варианте. И, безусловно, моя прекрасная партнерша Ольга Колобова безупречно отыграла свою роль.
«Фальстаф» — это абсолютно другой Верди. Это кладезь мировой оперной драматургии. Партия также была сложной в изучении — очень много скачков, сложных интервалов, рвущейся мелодии. Но роль Фальстафа была по мне… Слегка располневший мужчина за тридцать, любящий вино и женщин. Он уверен в своей красоте и привлекательности, поэтому пишет любовные письма, в том числе и для того, чтобы завладеть деньгами состоятельных дам.
Трудной в изучении была фуга в конце — она чисто инструментальная. Постоянные модуляции, смена тональностей. В этом Верди себя превзошел. В «Фальстафе» нет второстепенных персонажей, потому что все завязаны в едином сквозном полотне. Музыкальный материал сложный именно у Фальстафа и Форда, в противовес им, комедийным персонажам, выступает любовная линия Нанетты и Фентона — очень красивая музыка. Роль Миссис Квикли, в шутку разводящая Фальстафа, очень забавно сыграла Светлана Токарева. В постановке Вячеслава Васильевича все эти детали интересно проработаны.
— Вы довольны поездкой в Германию?
— Безусловно! Доволен еще и тем, что мне предложили на октябрь 7–8 спектаклей — «Тоска» в Дюссельдорфе и «Иоланта» в городе Киль.
— Это уже признание. Как бы мы не остались без брутального Алексея…
— Я общался с Дмитрием Михайловичем Юровским. Я спросил о возможности так ездить. Он не против. Он, как человек европейский и с европейским образованием, мне сказал: «Леша, я очень рад за вас».
— Перйдем еще к двум новосибирским премьерам — «Царская невеста» и «Дон Паскуале».
— Да, в «Севильском цирюльнике» я пою доктора Бартоло, а в опере «Дон Паскуале» — доктора Малатеста. Интриган еще тот. Похож на Фальстафа из «Фальстафа». Я думаю, что концертное исполнение — это временное явление. «Дон Паскуале» — это одна из самых известных опер белькантовского репертуара абсолютно везде. Это веселье, смех, мастерский прием, когда скороговорок очень много, когда даже дуэт — скороговорки, доходящие до кульминационного пика. Музыка потрясающая! Думаю, этот спектакль украсит наш театр и в будущем приобретет сценический образ.
— Перед самым отъездом в Германию вы узнали о партии Грязного...
— Тяжелая опера… «Царская невеста» — та опера, где в конце принято всем произнести с выдохом: «Ох, Господи». Это действительно тяжелейшие события. Что должно было произойти с одним из главных исторических персонажей? Грязной — лютый человек. Опричник, для которого человека убить — все равно, что таракана раздавить. Почему он сознался в своей интриге, связанной с убийством Лыкова — оклеветал его и сам лично вонзил кинжал в сердце по приказу царя? Этому могла поспособствовать только божественная любовь! Он увидел эту страдающую Марфу…
У меня сердце не на месте, когда я учу партию. «Бояре! Я грешник окаянный! Я Лыкова оклеветал напрасно!..», — он ее так сильно полюбил, что когда она с ума сходит от отравленного зелья, сам начинает сходить с ума, и у него есть страшные слова в конце: «Сам буду бить челом царю Ивану и вымолю себе такие муки, каких не будет грешникам в аду…». Это сильно! Эта опера — трагедия о человеке, страстно полюбившего. Я застал не очень хорошую постановку в театре, когда еще начинал в хоре. Опера была настолько урезана и непонятна…
— Сейчас над постановкой оперы будет работать высоко профессиональный дуэт Окуневых — папа и сын. Впервые вместе!
— Это супер-профессиональный тандем! Сколько мы знаем и прекрасных костюмов и декораций. Окунев старший — величайших художник России. Сейчас очень радостно, что эта опера будет, насколько я понял, с классическими костюмами и декорациями. Масштабно! «Царская невеста» — опера для нашего театра! Честно! И мы все очень рады, что будем над ней работать. Сколько там трагедии, понятной русскому человеку. В опере очень много народных интонаций — например, когда поют хвалебную песню Государю: «Слава на небе солнцу высокому…». Конечно, знатоки Римского-Корсакова больше говорят о «Китеже», о других его не особо известных операх. Но на мой взгляд, наверное, эта опера самая лучшая! Есть бесподобные «Снегурочка», «Садко»… Для меня самая русская опера — это «Борис Годунов», на втором месте — «Царская невеста». Мы огромный Сибирский Колизей — мы должны восхвалять русскую культуру!
Люблю оперу «Жизнь за царя». Мое осознание стать оперном певцом пришло на уроке музыкальной литературы, когда я услышал арию Сусанина. После этого я больше не хотел заниматься на баяне. Меня так пробило! Ария Сусанина — кладезь всего. Но, скажу вам честно, мое отношение к Глинке неоднозначное. В опере «Руслан и Людмила» очень много лишнего — огромный материал, действие развивается медленно. Вагнера также часто за такое критикуют...
— И последнее. Чтобы вы хотели исполнить из того, что у нас не идет?
— Все-таки думаю, что «Риголетто». Я дошел до того, чтобы исполнить эту топовую баритоновую партию. В этом образе все — и любовь, и нежность, и драматизм, и отчаяние. Особенно в конце. С другой стороны, могу сказать, что как любой хороший вокалист, хочу всего спеть побольше.
Александр САВИН, специально для «Новой Сибири»
Фото: Виктор ДМИТРИЕВ, Алексей ЦИЛЕР и Евгений ИВАНОВ
Ранее в «Новой Сибири»:
