Новосибирский театр кукол вновь объявляет премьеру. 6 апреля состоится первый показ спектакля «Похороните меня за плинтусом». В основе адресованный зрителям старше шестнадцати лет постановки — автобиографическая повесть Павла Санаева. Поклонники текста помнят, какой огромной популярностью пользовалась в начале 2000-х эта пронзительная и одновременно шокирующая история о «сложных взаимоотношениях внутри отдельно взятой семьи», а театралы столицы Сибири точно знают, что спектакль с таким названием с успехом шел на сцене учебного театра НГТИ. Новая версия «Похороните меня за плинтусом», собственно, и представляет собой реинкарнацию того нашумевшего студенческого спектакля. Режиссером-постановщиком вновь выступает Эльмира Куриленко — художественный руководитель отделения театра кукол Новосибирского театрального института и один из самых оригинальных мастеров кукольного дела в городе на Оби.
— «Похороните меня за плинтусом» — первый опыт переноса студенческого спектакля НГТИ на профессиональную сцену Новосибирского театра кукол. Какой в этом возрождении толк и смысл?
— Новосибирский областной театр кукол много лет позиционировал себя как театр сказки и был ориентирован на детского зрителя. Это их честь и право, но сейчас, мне кажется, тенденции современного театра кукол таковы, что театр может и должен развивать и другие направления — театр для взрослых, театр эксперимента, театр фактур, лаборатории различного рода. Сейчас театры кукол нашей страны активно этим занимаются. И очень хороший опыт бывает. Я в последнее время на двух лабораториях побывала — в Барнауле и в Красноярске. Молодые режиссеры встречаются с артистами театра кукол и за предоставленные театром три, пять дней готовят эскизы. Эскиз — это еще не спектакль, но он уже обнаруживает авторский путь будущего режиссерского решения, элементы стиля, жанра, актуальность драматургического материала и интерес зрителя. По результатам такой лаборатории театр может принять решение о постановке наиболее понравившегося эскиза. Это прагматический художественный опыт, который минимизирует риски для театра. Бывает, что театр вкладывает большие деньги в материальную часть какой-нибудь постановки, а спектакль «не зашел». Вот на таких лабораториях как раз «проверка боем» получается. Можно решать задачи репертуарной политики и вообще эту политику строить. И тогда расширяются и детский репертуар, и репертуар для взрослых, и оригинальная афиша для подростков и молодежи.
— Кажется, не нужно объяснять, почему театру кукол требуется не только детский репертуар, однако не в случае Новосибирска, где эта ниша до последнего времени зияла пустотой.
— Да, точно. Это третий спектакль для взрослых в Новосибирском театре кукол. Причем все премьеры накануне произошли. Между тем преимущества многопланового репертуара очевидны. Во-первых, это привлечение разных категорий зрителей. Во-вторых, это же импульс: живому организму театра нужны встряски, какие-то необычные проекты. Чтобы театр был живым, нужны разные направления. «Похороните меня за плинтусом» — спектакль, который даст что-то альтернативное, чего раньше не было в театре, создаст прецедент, поле для дискуссий.
— Одна из таких дискуссионных тем — использование открытого приема кукловождения, «живого плана» в пропорции, хорошо или мало соотносимой с театром кукол. В вашем спектакле соседство куклы и актера рождает новые смыслы и решает серьезные драматургические задачи. Кто же из них в конце концов оказывается на сцене главнее?
— Главное выразительное средство у нас — «ее величество кукла». При этом актеры в спектаклях раскрываются в драматических задачах. Я в последнее время прямо физически страдаю, когда прихожу в профессиональные театры кукол и вижу спектакли без кукол! То есть номинально они кукольные — вышли артисты с куклами, походили с ними по сцене, драматически поиграли, но куклы-то нет. Куклу из такого спектакля убери, и спектакль станет лучше, потому что органика актера не будет сдерживаться ничем. А в нашем спектакле, как мне кажется, при живом драматическом действии именно кукла является главным выразительным средством. Это тот спектакль, из которого куклу вынь, и спектакль развалится.
— В основе спектакля «Похороните меня за плинтусом» лежит одноименная повесть Павла Санаева. Какие существенные изменения претерпел текст по пути на сцену?
— Мы взяли довольно острую социальную драму, но значительно сократили первоисточник, чтобы адаптировать литературный материал к специфике театра кукол. Остался треугольник взаимоотношений — Бабушка, Мать и мальчик Сашенька. Но, с другой стороны, возможности театра кукол позволили нам задать этим отношениям другой масштаб бытия — выйти в символический и метафорический план. Таким образом, рассказ о мальчике, которого мать оставила на воспитание бабушке, превратилась в историю-знак, историю-символ о трех эго-состояниях каждого человека. В каждом из нас живет «Дитя» (Сашенька), которого обижают, ограничивают, унижают и наказывают. В каждом из нас живет «Злой родитель» (Бабушка), который порой не владеет своими эмоциями, гневается, обижается, требует любви, полного послушания и внимания, хотя на самом деле это «кричит» в родителе его обиженное, недолюбленное, фрустрированное «Дитя». Мы ведь все живем и всю жизнь усмиряем в себе Минотавра, стараемся удержать эту бабку в себе на коротком поводке. Кому-то больше удается это, кому-то меньше — зависит от уровня интеллигентности и внутренней культуры человека. Ну и в каждом из нас есть «Взрослый» (Мать) — человек, от которого ждут решений, ответственности, заботы и любви. Но принимать взрослые решения, брать ответственность на себя очень трудно и быть взрослым тоже очень трудно.
— В первоисточнике присутствует «потрясающая узнаваемость правды быта», маркированная временем и страной, — СССР. В вашем спектакле бытовая сторона превращается в мощную, уже надбытовую метафору, связанную с советской эпохой. Насколько уместна такая трактовка?
— Интеллектуальный зритель неминуемо становится соавтором рассказанной нами истории. У него возникает собственный план ассоциаций, и таким образом он совершает к нам свой встречный авторский путь. Высокая степень обобщения, свойственная театру кукол вообще, позволяет интеллектуальному зрителю увидеть в спектакле ряд метафор, связанных с советским временем и режимом, с воспоминаниями о родине. Образ Матери традиционно на языке театра ассоциируется с Родиной. Любовь к Маме, как любовь к Родине. Мать, которую дискредитируют, унижают, отдаляют. Мальчика Сашеньку лишают Родины. Он вынужден рано взрослеть. Как он будет справляться с этим? В нашем спектакле все герои борются за внимание и взаимность, все страдают от одиночества и предательства, все не могут жить друг без друга — и этот тугой узел Любви перехватывает дыхание, ограничивает свободу, буквально душит их всех. Помню, кто-то из зрителей учебного театра, когда этот спектакль был еще дипломным, сказал, что похороны бабки были похожи на прощание с советским прошлым. Я подумала тогда: «Надо же, какая богатая культурная ассоциация произошла». До того, как я услышала такое зрительское мнение, я и не думала, что бабка может отождествляться с советским режимом. У нас бабка — единственный персонаж, который не является целым. Она состоит из разных объектов, в отличие от других кукол. Голова и руки на холодильнике — это один образ, сытый огромный, надменный. Голова и руки на корыте — другой, круглый, разбитый, тяжелый. И так далее. Этот персонаж всегда складывается из отдельных элементов. И эта «расчлененка» действительно может ассоциироваться с расчленением Советского Союза. Развалился Советский Союз, наша Родина, с этими очередями, с этим режимом тотальным, запретами и прочим, но мы все равно любим то время.
— «Похороните меня за плинтусом» насчитывает около десяти сценических интерпретаций. В одних спектаклях финал наполнен печалью, но не безысходностью. В других конец истории отмечен беспросветностью. Вы оставляете героям луч света?
— Я надеюсь, наш финал будет вызывать эмоции в сердцах зрителей. Там есть большая надежда. Как без надежды-то жить? Весь спектакль зритель следил, будут Сашенька с мамой вместе или нет, и в финале они вместе, и вроде бы то, что было для них препятствием, уже не существует. Но хочется вызвать у зрителя щемящее пронзительное чувство: а хорошо это или плохо, что препятствий нет? Каждый решит сам.
— Спектакль ожидает второе рождение: новая сцена, новые артисты. Изменятся ли куклы, тот же Сашенька, вызывавший щемящее чувство у зрителя буквально с первой минуты действия?
— Кукла Сашеньки не изменилась совсем. Сашенька — очень условная кукла. У него рот на замочке, который закрывают, чтобы он не орал, молчал. Когда кукла слишком антропоморфна, слишком похожа на человека, она превращается в мертвого человечка. Но чем более условна кукла, тем более она приобретает смысл. Эта условность и делает Сашеньку для каждого зрителя своим. Вот это мне и кажется важным в театре кукол: сохранить в кукле ее условность, а не копировать человека. Это ведь магия какая-то, когда видишь, что точно неживой объект живет по законам живой жизни — дышит, видит, чувствует, пугается, радуется, страдает от предательства, любит и жаждет взаимности так же, как ты сам. В этом родовое отличие театра кукол от других видов театра. И им надо пользоваться. Это наш главный инструмент. Наше главное орудие выразительности. То, ради чего мы вообще должны быть в этой профессии. Представьте драматический театр, в котором человек был бы формальным признаком? Невозможно? Почему же возможен театр кукол, где кукла не является главным выразительным средством? Я не против театра рассказчика в театре кукол, но в процентном соотношении в репертуаре такие спектакли не должны превалировать.
— В спектакле заняты и ваши недавние выпускники, и новые для вас, но работающие не первый сезон на сцене Новосибирского театра кукол актеры. Как складываются взаимоотношения артистов?
— Рядом со студентами, с которыми мы когда-то вместе пережили этот материал, сейчас репетируют профессиональные актеры. Я вижу, как они друг на друга влияют. Мои влияют тем, что хорошо знают материал, ритм, и они вроде бы оказываются в роли ведущих. Влияние профессионалов в том, что они дерзко бросают тело в новую пластику в поисках зерна образа, в том, как быстро учат текст, моментально схватывают энергию и смысл событий. Мне кажется, это хороший опыт для молодых актеров — поработать со зрелыми, опытными артистами. Эх, если бы молодых соединить на одной площадке с еще более зрелыми артистами, которые в этом театре есть! Это был бы настоящий симбиоз опыта, компетентности и молодой энергии, азарта, дерзости. Но в моем спектакле молодые актеры встречаются с артистами среднего возраста, артистами, глядя на которых, можно сказать, что они еще молодые, но уже опытные. Это видно, это чувствуется по тому, как они работают с текстом, с мизансценой, как понимают событие и живое действие. Все очень талантливые и глубокие. Новые для меня люди — замечательные артисты, такие в которых влюбляешься сразу и на всю жизнь. Но и вчерашние выпускники, как мне кажется, не портят «лицо» театра. Напротив — дополняют, освежают и молодят его. Огромное удовольствие работать со всеми.
Марина ВЕРЖБИЦКАЯ, «Новая Сибирь;
Фотографии предоставлены Новосибирским областным театром кукол
