Евгения Шадрина-Шестакова: Когда художник смотрит на себя— у него устрашающе требовательный вид

0
2694

В арт-центре «Красный» проходит выставка станковой живописи известной новосибирской художницы. 

НАВЕРНОЕ, правильно будет начать с цитаты: «Искусство— понятие растяжимое. Как только вещь теряет свое прямое назначение, она становится или хламом, или искусством». Так объясняет весьма сложные для понимания, но важные для ее работы нюансы новосибирский художник Евгения Шадрина-Шестакова.

Тех, кто еще не был на ее выставке «Румяные объекты» в арт-центре «Красный», можно успокоить: выставка будет открыта еще до середины февраля. Что касается тех, кто посетил ее предыдущий (не похожий на нынешний) вернисаж «Просвет» в пространстве «АртЕль», то у них может возникнуть вопрос: какой стиль все же более естествен для художника?

Многое о себе и о своем понимании искусства Евгения рассказала в рамках проекта «Люди как книги», организованном Антоном Веселовым в конце прошлого года, а кое-какими мыслями поделилась с «Новой Сибирью».

— Евгения, по образованию вы живописец-монументалист, что в воображении людей, малосведущих в живописи и монументализме, сразу же рождает некий стереотип — и даже, возможно, определенное предубеждение. «Живописец-монументалист» звучит как-то очень по-мужски: предполагает некую изначальную брутальность подхода, что ли.

— В чем отличия в прочтении портрета художником монументалистом от традиционного взгляда на портрет, объяснять на словах долго, тут глобальная разница в мышлении. То, что возможно в станковом произведении, невозможно в монументальном. Монументальное искусство в композиционном понимании изначально ориентировано на потребителя. И человек там главный всегда. Это, кстати, основное отличительное качество монументалистов. Логика мышления здесь совсем другая, даже если ты окончательно ушел в рисунок,— она конструктивная. Ты несешь материальную ответственность за то, что ты делаешь.

Что такое монументальное? Это то, что нельзя взять и перенести из этого места в другое. Что такое станковое? То, что можно перенести, независимо от размеров. Монументальное, оно привязано ко всему— к месту, к свету, к размеру, к назначению. Это вносит ограничения, зато остается строгий нерушимый каркас, сама суть.

— А ведь у вас много трогательных женских и детских портретов.

— Моя первая специальность — театральный художник-постановщик. Сейчас я занимаюсь станковой живописью, но, как ни странно, оба образования дополняют друг друга и дают массу преимуществ. Портреты — это то, что я делала всегда, человек — это основная моя тема.

— Вы активно работаете в правлении Союза, много занимаетесь не только выставочной деятельностью, но еще и преподавательской.

— Да, я член Союза художников России, член правления Новосибирского отделения СХР. Занимаюсь вопросами молодых художников. Девять лет я была преподавателем, доцентом кафедры монументальной живописи в Архитектурной академии. Вела свою родную дисциплину — монументальная живопись. В основном дипломников. Два года,как я ушла с этой работы — и очень этому рада: ведь даже сейчас времени совершенно не хватает на все, что хочу нарисовать.

— И все же влияет ли как-то ваша женская, так сказать, ипостась на характер вашей работы?

— Всю жизнь нахожусь в женском теле, в другом и не была, поэтому не могу сказать, что было бы со мной, родись я мужчиной. Художник есть художник, а кто ты при этом — мальчик или девочка — это твои личные проблемы.

— Но ведь известных новосибирских художников-женщин совсем немного? Слово «художник» все же мужского рода, как ни крути.

— На данный момент художников-мужчин больше, чем художников-женщин. Но ситуация катастрофически быстро меняется. Уже лет десять эту профессию в основном выбирают барышни, и в скором времени впору будет говорить о мужчине-художнике как о редком исключении. Это общемировая тенденция. Думаю, что во всем виновато прекрасное изобретение стиральной машины-автомат.

— Если вы правы, тут совсем не до шуток. Тогда, кстати, еще один не очень умный вопрос: ваш любимый художник — мужчина или женщина?

— У меня нет и никогда не было «любимого художника». Я думаю, что это странное понятие для человека, профессионально погруженного в живопись. Хотя на земном шаре, конечно, было и есть огромное количество замечательных, неповторимых художников. И диалог с каждым рисующим — это удивительное путешествие в другой мир.

— Вы ощущаете себя совершенно «законченной» и самостоятельной творческой личностью?

— Конечно же, я самостоятельный художник и, конечно же, не «законченный». Законченный художник — это мертвый художник.

Что делает художник, когда не может больше по-старому, но еще не нашел новый язык? Начинает с нуля— рисует натюрморты и автопортреты. Кстати, про натюрморты… Уменя аллергия на все эти постановки. Достаются все эти яблоки, тряпочки... Такой пейзаж мертв до рождения. Это ошибка академического образования— дескать, человек должен сквозь насилие сохранить в себе жизнь, пронести ее сквозь годы этой мертвечины. Ивот только потом, выстояв, он станет художником. Но ведь натюрморт— это, как ни странно, то живое, что происходит вокруг нас. Откуда серия «Стаканы»? Да я пью из них! Теплая вода, холодная… Не помыла со вчерашнего дня— вот вам третий... Солнышко скользнуло— в них появляется смысл. Я —живой художник. Я люблю жить и рисовать, а значит, двигаться вперед и меняться, не изменяя себе.

И в продолжение своей мысли о судьбе и сути вещей, теряющих свое прямое назначение, Евгения поясняет:

— Один из моих последних натюрмортов— стакан с леской. Этот обрезок лески, просто потрясающий в своей бесполезности,— его нашла дочь Марья в Ташаре, где у нас дом. Внем нет ровно никакого смысла. Это старая леска, отрезанная от мотка, от своей истории.

Что же касается последней выставки Шадриной-Шестаковой, то, конечно же, описывать словами живописные работы столь же бессмысленно, как, к примеру, иллюстрировать газетную статью. Основную серию работ «Румяные объекты» можно определить как «странные пейзажи и интерьеры». Суть серии работ «Лежащие», наверное, в том, что лежащий всегда слабый, открытый и незащищенный. Глядя на серию «Портреты», очень трудно понять, реальные это люди или вымышленные персонажи, да это и не важно. Искусство ведь, как известно, при желании можно стараться понять, а можно и наоборот.

Петр ГАРМОНЕИСТОВ, «Новая Сибирь»

Фото Александра СИМУШКИНА

Whatsapp

Оставить ответ

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.