КАК литератор Эдуард Лимонов был всегда хорош. Как человек — не всегда. Тут уж кому как. Харизматичная публичная персона, автор знаменитого романа «Это я — Эдичка» и множества других незаурядных книг был отравлен несправедливым отношением к себе и нередко платил той же монетой, плевал в медиапространство ядом сарказма и возмущения.
Незавизированную расшифровку выступления под диктофон мог назвать «пургой», а журналиста — «убогим». Ранимый — он и сам хорошо умеет ранить, ясное дело.
Три года назад мы встретились на литфестивале в Красноярске. В ходе пресс-подхода и творческой встречи с читателями Лимонов постоянно улыбался, но в его словах ощущалась то горечь, то кислинка. В этом весь Лимонов, ядовитый и трогательный одновременно. Вечная ему память.
— Ушел из жизни автор хрестоматийной строчки «Поэт в России больше, чем поэт». Как вы считаете, Евтушенко — поэт или советский поэт?
— Безусловно, это поэт советский. Он работал в своем диапазоне. Его стихия — эстрадность, слезливость. Любил взять за руку и проникновенным шепотом спросить: «Ну, что, Эдик?» — и тут же начать делиться своими тайнами! Евтушенко всегда мне казался карикатурой на 60-е. Он был уверен, что переживет всех, на его лице отчетливо читалось: «Я — Кощей Бессмертный!» А какой блестящий уход он организовал, завещав похоронить себя рядом с Пастернаком! Просто восторг. Придет время, распоряжусь, чтобы меня упокоили рядом с кем-нибудь другим…
— Эдуард Вениаминович, есть ли у вас читательские предпочтения в современной отечественной литературе?
— Отвечу вам финальной репликой известного анекдота: чукча не читатель, чукча — писатель! Поэтому на все книги я смотрю взглядом дотошного критика. (Улыбается.)
— И что же, не было текста, который бы вас зацепил или поразил?
— Ну, почему же? В основном это относится к трудам ученых. А в художественной литературе сейчас практически нет таких книг, которые открыл бы — и остолбенел. Нынешняя мировая литература в очень плохом состоянии. Видимо, она переживает системный кризис и должна измениться, это очевидно.
— Измениться — жанрово?
— Пожалуй, да — именно жанрово. Вымирают как длинные тексты, так и интерес к ним. И это понятно. Когда я учил в школе французский язык, нам выдавали сборнички адаптированного Бальзака. Я был потрясен: он мог на трех страницах описывать этажерку! Сейчас таких подробностей нам не надо. Не только описания, но и целые пласты литературы заменит одна фотография или проезд видеокамеры.
Считаю, что издавать надо только исключительные тексты — особо талантливые, особо парадоксальные. Уверен, что роман как литературный жанр выродился окончательно. Я бы запретил публикацию романов! Фикция с выдуманными персонажами — зачем она нам? Но романы нравятся издателям, романы легко продавать.
— Кого-то из мировой классики рекомендуете обязательно прочесть молодежи?
— Молодежь сама разберется! (Смеется.) Пусть Лермонтова прочтут — у него великолепные стихи. К примеру, «Спор»: «Как-то раз перед толпою / Соплеменных гор / У Казбека с Шат-горою / Был великий спор…» Блестящий патриотический текст!
— Читаете ли вы произведения молодых авторов?
— Нет, я не для этого поставлен, уж извините. Да никто меня особо и не просит изучать рукописи молодежи. А вот друзья осаждают постоянно: напиши что-нибудь о моей книге! Остается ругать самого себя: ведь именно я и побуждал их к созданию текстов… (Улыбается.)
— Почему вы не уходите из блогосферы в новые виртуальные пространства?
— А в какие? Я есть и в «Фейсбуке», и в «Инстаграме». Но я не могу посвящать все свое время соцсетям. Иногда пишу «ВКонтакте». Но в основном — в «ЖЖ» и «Твиттере». Моя посещаемость в «Живом Журнале» превзошла тираж газеты «Лимонка», которую я выпускал шесть лет! Я выработал удобную для себя форму общения: мои тексты — мои проповеди. Но главное, что я имею возможность донести до людей информацию и свои мысли. А за количеством подписчиков я не гонюсь.
Сегодня у каждого своя свобода слова и свое понимание ее. Определенных писателей, публицистов, блогеров можно отбраковывать на телеканалах. И активно выступать с политическими заявлениями на большую аудиторию уже не получится…
— Мир становится все более технологичным, отчего меняется мышление людей. Как вы относитесь к этому?
— Существенных перемен в человечестве я не наблюдаю. Сейчас пытаются противопоставить телевидению интернет. Дескать, выросло новое поколение интернетных людей… Да ничего подобного! Интернет так же банален и глуп, как любой телеканал. И я бы не стал презирать ТВ и возвеличивать Сеть. Ощущение себя несколько «передовее» только потому, что ты моложе, — все это весьма кратковременно.
Когда в начале 90-х я приехал в Россию из-за границы, где провел без малого 20 лет, то у подъездов домов снова обнаружил старушек — с теми же взглядами на всех и вся, что и раньше! Господи, кто же учит бунтующих нонконформистов моего поколения становиться с годами обывателями? У меня нет ответа на этот вопрос. Не иначе, как Россия-матушка плодит бабушек…
— Есть ли текст, за который вам стыдно?
— Нет. При этом важно понимать: у каждого в жизни есть то, что он предпочел бы забыть. Но отказываться от своих книг я не намерен. Что я, маленький мальчик — отнекиваться: я не мочился в этот угол, я не какал в папин сапог?
— Вас предавали?
— Сплошь и рядом. Однако самое тяжелое предательство — впереди. Предательство — одно из жизненных испытаний. От предательства не зарекайся. Обычно меня предавали женщины. Казалось бы, одного урока могло быть достаточно. Но обходиться без женщин невозможно.
— У вас за плечами множество ярких событий. Какой главный урок преподнесла вам жизнь?
— В конце концов, понимаешь, что время дорого. Вижу это по гробам своих товарищей — как сверстников, так и совсем молодых людей. Жизнь только этому и учит, по-моему.
Юрий ТАТАРЕНКО, специально для «Новой Сибири»
Фото Катерины СКАБАРДИНОЙ
