О том, как раскрывалась душа спектакля «Фома» Новосибирского музыкального театра, рассказывает российский поэт, драматург, либреттист, литературный и музыкальный критик.
КОНСТАНТИН Рубинский — один из тех авторов, сотрудничество с которым приносит Новосибирскому музыкальному театру несомненный успех. В репертуаре экс-музкомедии четыре спектакля, основанных на либретто Константина Сергеевича: «Отпетые мошенники», «Сирано де Бержерак», «Средство Макропулоса». Последний — нашумевший рок-мюзикла «Фома» — появился буквально в этом сезоне и, кажется, готовится поднять градус зрительского восторга и любопытства на новый уровень. Колоритные персонажи, энергичные диалоги, хорошо прописанный сюжет и бережно собранный жизненный материал — все, чем может «похвастаться» сценическая драматургия, нашло воплощение в атмосферной истории становления знаменитого музыканта. О том, как раскрывалась душа спектакля, взволновавшего не только публику, но и его создателей, Константин Рубинский рассказывает в интервью.
— Какое впечатление произвели на вас первые показы «Фомы»?
— Ощущения после премьеры сногсшибательные. Великолепная команда, с которой я счастлив вновь сотрудничать, поработала в полную силу. И в плане актерских работ. И в плане совершенно немыслимого звука. Для меня существуют два недосягаемых образца — Jesus Christ Superstar Эндрю Ллойда Уэббера, в котором органично сочетаются рок-музыка и европейская музыкальная классика, и Deep Purple 1969 года, концерт группы с филармоническим оркестром. Невероятно, но на премьере «Фомы» я услышал аналогичное по качеству звучание. Дирижер Александр Новиков и его команда сделали что-то совершенно удивительное. Чудесная сценография Елены Вершининой поражает своим символизмом, комиксовостью, «фанерностью», перекликающейся с термином «фанера» в нашей истории, и некоторой условностью, «черновиковостью» существования. Путь Фомы в этой жизни, пока он шел по своему черновику, постепенно превращая его в чистовик. Ирина Вторникова сделала божественный свет. Это надо видеть, это надо слышать. Думаю, не ошибусь, если скажу, что для Новосибирска это вещь новая, неожиданная и редкая.
— Изначально у вас не было сомнений в необходимости воплощения замысла?
— Идея режиссера Филиппа Разенкова оказалась счастливой. Скажу честно: в этот раз мы делали то, что не только хорошо знаем, но еще и очень любим. Для меня Юрий Шевчук — это заслушанные до дыр магнитофонные кассеты в 13- , 14- и 15-летнем возрасте и мои родители, возмущенные тем, что я слушаю. Когда я включал стихотворение в исполнении Шевчука «Суббота. Икоту поднял час прилива, время стошнило прокисшей золой», моя интеллигентная бабушка говорила: «Боже, что ты слушаешь!» То же самое примерно происходило и в жизни Филиппа. Когда-то его интеллигентная мама была в ужасе от того, что он играл в кабаках, подражая своим кумирам. И только после премьеры спектакля она сказала Филиппу: «Наконец, я поняла, для чего все это было». Когда ты делаешь то, что любишь, — это всегда видно.
— Приступая к работе над мюзиклом, вы получили благословение Юрий Шевчука на работу. Какой она была — встреча с кумиром юности?
— Юрий Юлианович оказался человеком без пафоса и короны. Простой, теплый и совершенно замечательный в общении. Мы заглянули на полчаса, а просидели около трех — под истории и крепкий чай. Принесли только общую идею и синопсис, вполне условный, хотя в нем была прочерчена его жизнь и триада «Периферия — Москва — Питер». Выбор песен также еще не был сделан окончательно. В конечном счете то, что вошло в спектакль, было совсем не тем, что нам представлялось изначально. Да и наш показ из краткого отчета превратился в огромный атмосферный диалог. Юрий Юлианович показал нам свою уникальную студию, расположенную на трех этажах. Мы набрасывали идеи, а он перемежал это совершенно невероятными байками из своей жизни. Кое-что вошло потом в либретто, кое-что я добавил из своего жизненного опыта. И то, и другое пригодилось. Шевчук показал нам свои совсем новые песни, которые он пишет начерно на iPad, — они пересекались с нашими размышлениями о будущем спектакле. Мы были вдохновлены замечательной встречей. Даже не тем, что Юрий Юлианович сказал: «Ребята, делайте», а его вниманием и приемом, тем, как он к нам отнесся.
— Вы же до этого не были знакомы. Никакой протекции? Просто заявили идею и приехали?
— Да. Когда мы стояли у дверей в студию, Филипп сказал: «Костя, это первая звезда, к которой я вот так иду в гости». У меня это была не первая звезда. Но представляете, что испытывает человек, который подростком слушал песни своего кумира, а сейчас вот-вот окажется перед ним лицом к лицу? Это такой внутренний трепет. Ты открываешь дверь студии, идешь и понимаешь, что где-то там сам Шевчук пьет чай, и ты вот-вот собственными глазами увидишь этого человека.
— Премьера показала, что спектакль будет иметь успех у новосибирских зрителей. Восторженная реакция публики для вас была предсказуемой?
— Я четвертый раз приезжаю в Новосибирск и вижу, что у директора музыкального театра Леонида Михайловича Кипниса есть потрясающая интуиция, глубокое понимание каждого проекта. Он барометр каждой работы. Заходя за полчаса до премьеры в его кабинет, я уже знаю, какой успех будет у нашего спектакля на этот раз. Ни разу не ошибся. Его предположения всегда потом совпадали и с моими ощущениями от просмотра, и с реакцией зрителей. Он отлично знает, как и на что отреагирует публика его театра. Когда на премьере «Фомы» под песню «Родина» люди в зале вынули смартфоны и начали танцевать, я вдруг подумал: «Смотрите-ка, что делается? И это на премьере! А что будет дальше?» Меня это согрело, и я считаю, что у нашего спектакля будут свои особые фанаты. Люди, которые ходят со спектакля на спектакль. У меня такая история произошла с мюзиклом «Белый. Петербург», который идет на сцене Санкт-Петербургского театра музыкальной комедии. Поклонники постоянно его смотрят, делают сами какие-то значки, выпускают журнал. Новосибирскому спектаклю я желаю того же. Этот спектакль будут смотреть. Музыкальные номера из него будут слушать без конца, как мы слушали когда-то альбомы «ДДТ».
— Для Новосибирского музы- кального театра «Фома» — новая веха. Артисты, работающие обычно с классическим музыкальным материалом, погрузились в стихию русского рока. Насколько, на ваш взгляд, их интерпретация оказалась гармоничной?
— У меня абсолютно не возникло ощущения того, что артисты были растеряны, не понимали материала или испытывали дискомфорт. Может, конечно, на мне восторженные очки надеты, но я вижу, как все кайфуют. Начиная от дирижера, который вышел в косухе и всем показал козу, и заканчивая режиссером, который специально для премьеры заказал эксклюзивную майку. Актерам действительно нравится то, что они делают на сцене. Я не вижу, чтобы материал стоял кому-то поперек горла. А то, что материал кому-то может показаться чуждым такой сцене, так сегодня рамки и границы настолько подвижны, что театр становится музыкальным в самом универсальном смысле. «Фома» лишь доказывает широкий диапазон возможностей Новосибирского музыкального театра. Выступает одной из его вершин.
— Спектакль «Фома» рассчитан на самую широкую аудиторию. Почему история одного музыканта вдруг превратилась в зрелище, интересное всем?
— Мне сложно представить зрителей, совсем не знакомых с творчеством Юрия Шевчука. Разве что совсем молодые ребята. С другой стороны, мы сделали спектакль о молодой дерзости, о неприятии запретов, которое испытывает и нынешняя молодежь в том числе. Может быть, «Фома» сделан на другом, непривычном для молодых материале, но он точно будет понятен им. Они увидят бунт, который был тридцатью годами раньше, но это будет абсолютно то же самое, что происходит в их жизни сейчас. Найдет свои точки соприкосновения со спектаклем и зритель старшего поколения. Наши бабушки и мамы умилятся, увидев сцену в коммунальной квартире на песню «Ночь-Людмила», вспомнят, как они приходили в ужас от того, что дети слушают, и не понимали, зачем все это. Но, как писал Пушкин, «что пройдет, то будет мило», поэтому и воспоминания о том, что когда-то рок казался чем-то взрывоопасным, тоже уже очень мило. И самому Юрию Шевчуку в том числе.
Марина ВЕРЖБИЦКАЯ, «Новая Сибирь».
Фото Дарьи ЖБАНОВОЙ
