«Крест-хранитель»: символ, а не украшательство

0
1078

Об истории старообрядческих церковных предметов медного литья, представленных в Краеведческом музее, рассказывает один из организаторов выставки. 

ВЫСТАВКА в Краеведческом музее Новосибирска организована совместными усилиями краеведа и мецената из Новокузнецка Евгения Крюкова и руководителя музея истории сибирского старообрядчества Александра Емельянова. О канонах православного церковного искусства, об истории старообрядчества в России и о технике медного литья и рассказывает сегодня один из организаторов выставки «Крест-хранитель».

— Александр, христианское искусство ведь изначально отказалось от так называемой круглой скульптуры, поскольку она ассоциировалась с идолопоклонством?

— Да, скульптурные изваяния не соответствовали канонам, допустимым считался лишь плоский рельеф, а преобладала традиция византийской иконописи. Собственно, барельефные изображения и представляли собой икону, композицию, замкнутую в прямоугольный контур.

— Медное литье, как вы уже говорили во время открытия выставки, более практично, чем деревянные иконы, поскольку старообрядцы часто кочевали с места на место?

— Конечно, элемент практичности здесь присутствует, но, помимо прочего, это в какой-то степени можно считать новым видом искусства, поскольку при полном соответствии канонам техника медного литья существенно отличается от традиционной иконы.

— Это что касается икон. А насколько нательные старообрядческие кресты отличаются от так называемых синодальных?

— Да, на таких крестах послераскольного периода отсутствует фигура Христа — это обычно восьмиконечный крест, но без распятия. Кроме того, старообрядческие кресты начиная с XIX века стали различаться на мужской и женский: мужские имеют строгие прямоугольные формы, а женские — округлое художественное обрамление, поэтому их иногда называют «листиками». На оборотной стороне старообрядческого креста всегда пишется начало молитвы Кресту «Да воскреснет Бог», а на новообрядческих крестах обычно надпись: «Спаси и сохрани».

— Запрет Петра I в начале XVIII века на отливку медных и оловянных икон не коснулся старообрядческой церкви? 

— На старообрядцев этот запрет почти не действовал — объемы, которые можно было извлечь, не представляли для государства большого интереса. Именно поэтому почти все сохранившиеся церковные предметы, выполненные в такой технике, — это именно церковное искусство староверов.

— Иначе говоря, количество используемой меди не наносило ущерб военно-промышленному комплексу того времени. А при советской власти ситуация с изъятием предметов из меди повторилась?

— Я бы так не сказал. Существуют документальные свидетельства, что в первые годы помимо церковных ценностей из драгметаллов изымалось обиходное медное литье и колокола. Но все это в основном опять коснулось храмов патриаршей церкви, хотя были и исключения. Основной интерес для медеплавильной переработки представляли колокола, и самый известный случай изъятия — это колокола старообрядческого Рогожского кладбища в Москве. Некоторые из них до сих пор сохранились в московских театрах в качестве реквизита. Кстати говоря, один из таких колоколов, находившихся, кажется, во МХАТе, в 1990-м году вернул церкви Олег Ефремов.

— Насколько соответствовали традиции медного литья у старообрядцев и у обновленной церкви?

— В предраскольный период (при патриархе Иосифе и в первые годы патриаршества Никона) на Руси был расцвет православия — как в богослужении, так и в церковном искусстве, и в книгопечатании. Можно сказать, что это активное развитие, желание провести какую-то ревизию в книгах и обрядах и подтолкнуло церковь к реформам, что в итоге закончилось расколом.

— Сегодня этот процесс назвали бы оптимизацией.

— Тогда такого слова не знали, но нам стоит помнить, чем все это может закончиться. В тот период литая икона уже существовала, это пришло к нам еще из Византии. Уже существовал литой нательный двухчастный крест-мощевик, внутри которого были полости, куда закладывались частицы святых мощей, отливались и архиерейские панагии.

Поэтому, что касается соответствия традиций до раскола и после — здесь никаких противоречий нет, но расцвет литейного мастерства наступил в XVIII веке и особенно в  XIX веке, когда технические возможности стали позволять создавать действительно прекрасные вещи, украшенные разноцветной эмалью и камнями. Центром литья стал русский Север — Карелия, Выг, где в XVII веке было организован старообрядческий монастырь поморского согласия, поддерживавший традиции Соловецкого монастыря. Мастерские там существовали на полулегальном положении, как и все старообрядчество, но спустя лет сто, когда литейное искусство стало очень востребованным, потребительский спрос вырос не только в среде старообрядцев. На разросшемся до Тихого океана российском пространстве нужно было обеспечить иконами и крестами всех поселенцев. Производство наладили и на уральских заводах, но считается, что эта продукция уступала по качеству работам московских мастеров. Хотя сегодня для коллекционеров представляются ценностью даже изделия несовершенной проливки.

— Эта выставка каким-то образом, хотя и с опозданием, приурочена к 400-летию протопопа Аввакума, которое отмечалось в прошлом году?

— Можно и так считать. В связи с противоковидными запретами в прошлом году нам не удалось провести большинство юбилейных мероприятий — презентаций, чтений, выставок...

— Как-то вы очень символично снова попали под запреты.

— Совпадений довольно много. Вот совсем недавно отмечалось 250 лет со дня основания старообрядческого Рогожского кладбища. Оно возникло во время печально известной московской чумы, начавшейся в 1770 году. Тогда в санитарных целях закрыли все кладбища в городской черте, и прихожане начали хоронили чумных покойников за Рогожской заставой, где находилась старообрядческая деревня. Именно в благодарность за этот труд им было разрешено построить там часовни. Сейчас проводят исторические параллели между московской чумой и чумой нашего времени, поскольку число жертв на сегодняшний день почти совпадает — около 30 тысяч человек.

— Насколько значительно участие в выставке коллекционера из Новокузнецка Евгения Крюкова?

— Большую часть экспозиции «Крест-хранитель» Евгений Николаевич предоставил из своей коллекции, которая очень обширная и самая крупная за Уралом: то, что привезено к нам, — это лишь ее часть. Одновременно с открытием нашей выставки в Новокузнецке открылся конгресс коллекционеров, где тоже много экспонатов из его собрания.

— Крюков ведь всю жизнь занимался коллекционированием старообрядческих икон?

— В детстве он начинал с марок, но однажды увидел у бабушки литые иконы и кресты — вот с этих предметов все и началось. Позже он организовывал множество экспедиций по Кемеровской, Новосибирской областям и на Алтае — по местам староверческих поселений. Кстати, совсем недалеко от Новосибирска есть деревня Лебедево, которое прежде называлось Желтоногино, так там у старообрядческой общины была своя литейная мастерская. По старообрядческим литым крестам и иконам хорошо видно сохранение преемственности традиций Древней Руси, в отличие от подобных образцов патриаршей или католической церкви. Сам принцип осмысления рельефного изображения радикально отличается от западноевропейских образцов…

— Ведь там у них, начиная с эпохи Возрождения, расцвела эпоха украшательства.

— Да, можно вспомнить и про период барокко, которым прониклась даже наша синодальная церковь. Несомненно, этот культурный пласт тоже представляет из себя интерес, но в данном случае присутствие декора и всевозможного украшательства никак не связано с догматической идеей, с православным пониманием процесса предстояния перед Богом.

— Это православная практика богосозерцания, которая называется исихией?

— Да, это тишина, безмолвие... А когда понятие символа подменяет категория красоты — это что-то совсем другое. Хотя красота, как говорится, «одно из имен Божьих», но в какой-то момент патриаршие мастера начали писать иконы на итальянский манер, и символизм уступил место живописности. В этих работах мы уже видим некую чувственность вместо духовности, в том числе крайне натуралистическое изображение мук Спасителя с целью привести верующего в экстатическое состояние.

— То есть на место образу и символу пришла анатомическая точность, не свойственная старообрядческим иконам?

— Конечно, если взять икону византийского письма X века, она будет сильно отличаться от русских икон XVIII века, но, тем не менее, и то, и другое соответствует канонам. Но на старообрядческих иконах вы, например, никогда не увидите фигуру Христа с провисшими вывернутыми руками, у нас Спаситель как бы обнимает весь мир, а не тяготится весом своей мертвой плоти. Внутри старообрядческой традиции присутствует некий процесс… не эволюции, а развития.

Николай ГАРМОНЕИСТОВ, «Новая Сибирь»

Фото Александра ЕМЕЛЬЯНОВА и Романа КУЦА

Whatsapp

Оставить ответ

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.