Московский литератор, у которого только что вышла новая книга «Смотри, как я ухожу», рассуждает о литературе и писательской кухне
НАШ корреспондент побеседовал с московским прозаиком, лауреатом престижных премий — о писательской кухне, муках творчества, учебе в Литературном институте, любимых писателях и других важных вещах.
— Писать прозу — работа или удовольствие?
— Наверное, и то, и другое. Чтобы написать что-то серьезное, нужно писать постоянно. Желательно каждый день. Причем вдохновение есть не всегда. Иногда садишься писать, и кажется, что ничего не понятно, все путается, а написанное никуда не годится. Но ты все же пишешь дальше — через страдание. А на следующий день другое состояние — и оказывается, что написан вроде бы неплохой текст. Просто нужно выстроить последовательность или изменить композицию. Бывает наоборот, пишешь на вдохновении что-то, как тебе кажется, офигенное, и весь день ходишь окрыленная этим. А потом перечитываешь: слишком пафосно или сентиментально…
— А надо полностью переписывать этот фрагмент? Или текст подлежит редактированию?
— По-разному. Вообще, редактирую много. Можно что-то переформулировать. Сделать описания более точными. И так далее.
Надо сказать, я теперь еще и блогер. У меня есть дзен-канал. Я решила провести эксперимент: писать повесть по главам и сразу выкладывать в сеть. Приятно, что читатели ждали новых глав, писали в комментариях: быстрее выкладывай продолжение — интересно, что будет дальше! Появлялась мотивация работать активнее.
Но через месяц я перечитала написанное и ужаснулась: все плохо, надо переписывать. Плохо и по композиции, и по языку, недотянуты персонажи…
Рассказы обычно обсуждаю на Литкружке «Белкин» при Литинституте. А также на семинарах в ходе литфестивалей. После этого всегда приходится много редактировать, а что-то и переписывать. Жить и знать, что в твоем тексте есть неисправленные недостатки — невозможно.
Наиболее премированный рассказ «Сундук» я сначала опубликовала в виде короткого абсурдистского рассказа — у себя на Дзене. Потом переписала его в реалистичный рассказ — и снова опубликовала в сети. Затем мне предложили добавить мистики. Добавила. И вдруг поняла, что мне не нравится грустный финал, когда все умирают. Таким образом, «Сундук» полностью переписала пять раз! Плюс каждую новую версию редактировала по три-четыре раза…
— Прошу прощения, а почему не получается сразу толковая вещь? К примеру, стихи нередко пишутся набело…
— Может, я не самый талантливый автор? (Улыбается.) Я работаю через поиск. В прозе идти на ощупь и писать медленно — обычное дело.
— А кто такой талантливый писатель, по-вашему? Тот, кто мало себя редактирует?
— Я знаю авторов, которые более уверены в себе, пишут много и быстро. Кто-то может сесть и написать за месяц роман. Потому что автору заранее многое ясно. Я завидую такому состоянию писательской одержимости.
— Многие ваши персонажи — «люди с трудной судьбой». Их реально очень много в России?
— Мне кажется, едва ли не каждый может назвать свою судьбу трудной. Все мы переживаем потерю близких, разрыв с любимыми, старость и болезни. Не бывает людей с легкой судьбой, хотя бы потому, что всем приходится жить с пониманием того, что однажды мы умрем. А это непросто, согласитесь?
Мои персонажи — частично подсмотренные, частично придуманные. В том же «Сундуке» главный герой — пожилой человек, муж депутатши. Он ходит по помойкам, где собирает старую бытовую технику. Потому что ему нравится ее чинить. Такой человек есть в реальности, мне про него рассказали. Но все подробности я выдумала.
Героини повести «Козлиха» и рассказа «Барби» списаны с меня — хотя и там многое придумано, сюжеты нужно было докручивать. Про свое детство в деревне Буланово я тоже писала, опираясь не на одни только воспоминания.
— Что главнее в прозе — интересный сюжет или незаурядные характеры героев?
— Наверное, и то, и другое. Тут вопрос, что значит «интересный сюжет»? Если речь про остросюжетную прозу, массовую или формульную, как сейчас говорят, то она мне не очень интересна. Сюжет, незаурядные герои и язык, и чтобы между ними был найден свой уникальный баланс. Я бы так сказала.
— Некоторые признаются, что любят перечитывать классику. А зачем возвращаться к знакомому тексту?
— Начнем с того, что у меня плохая память. (Улыбается.) И что-то я могу забыть напрочь! Так что перечитываю ради удовольствия и как в первый раз. Классика — это гарантированное удовольствие, даже если хорошо помнишь сюжет, можно наслаждаться течением языка.
— Как диплом Горного института сказывается на вашей писательской деятельности?
— Сейчас я работаю над романом про годы учебы в институте. Там встречаются слова из лекций по горному делу: штрек, квершлаг, рабочий орган комбайна и так далее. И, конечно, пригождается опыт жизни в общежитии Горного института. А больше, кажется, никак.
Вообще, мне бы хотелось иметь филологическое образование. С детства у меня была тяга к тексту и языку. Но поступить в МГУ на филфак или в Литинститут тогда шансов не было. А в Горный я поступила легко, потому что родом из шахтерского городка.
Пишу я давно. Дневники веду с шестого класса. Писала заметки в местную газету «Красное знамя». Думала стать журналистом. Это были 1995—1996 годы. Десятиклассницей ездила из Тульской области на курсы английского языка на журфак МГУ на Моховой. Дорога в одну сторону занимала шесть часов. Обратно — столько же. И все это ради часа занятий и трех часов прогулки по Москве. Но поступить я не смогла. Зато поступила в Горный.
Учиться было несложно. Закончила с красным дипломом магистра. Мне предлагали продолжить учебу в аспирантуре и работать в угольной компании. Но я не согласилась. Подрабатывала официанткой в ночном клубе. Зарплата и чаевые тогда были выше зарплаты менеджера в угольной компании. А могла бы сделать неплохую карьеру в угольной или газовой отрасли! (Улыбается.) Как это сделала моя сестра, которая закончила факультет геодезии и работает в крупной строительной компании.
— А как же вы решили поступить в Литинститут после Горного?
— Случайно. Шла как-то раз по Тверскому бульвару и увидела дворик за оградой. Поняла, что хочу посидеть там на лавочке и покурить. Я тогда курила. Подхожу к проходной, а там вывеска «Литературный институт». Я удивилась, не знала, что такой существует. Охранник спрашивает: «Вы куда?» Я говорю: «Поступать». Прошла, села на лавочку, покурила. И решила заглянула в здание, на котором была вывеска «Приемная комиссия». Было 2 сентября. Увидела расписание вступительных экзаменов, я на все опоздала. И тут мимо проходит молодой человек и спрашивает: «Вы поступать?» Я говорю: «Да». — «Идемте со мной». Он привел меня в кабинет, куда-то позвонил и сказал: «Приносите завтра творческую работу, напишете изложение и этюд, сдадите английский и пройдете собеседование». Оказывается, на платное отделение был недобор. Я принесла распечатки своих дневников, пообщалась с ректором Есиным — и поступила на заочное!
— И с какими трудностями сразу столкнулись?
— Очень благодарна Литинституту — за все! В то время я была, что называется, оторвой. Вела безрассудный образ жизни. Приходила на занятия в слегка измененном состоянии. Первый важный урок я получила от преподавателя латинского языка на первом курсе. Я вообще ничего не знала, на экзамен взяла с собой бутылку и заявила: «Вам коньяк — мне трояк!» И услышала в ответ: «Выйдите вон со своим коньяком». Я сорвала экзамен — напоила всех сдающих. (Улыбается.) Меня отчислили. Но я продолжала ходить на семинары прозы, их тогда вел Владимир Орлов. Год спустя я пришла в ректорат проситься, чтобы меня восстановили. Зоя Михайловна поставила условие: добиться прощения у преподавателя латыни. Я к нему долго ходила, в конце концов кое-как сдала экзамен и продолжила учебу.
В качестве диплома я написала повесть «Козлиха». Она сначала называлась «Малявка». Но мне сказали, что название невнятное, что для публикации лучше подходит «Козлиха».
Помню лекции Антонова по литературоведению. В нем многие студенты чувствовали родственную душу. Я однажды даже брала у него интервью для «Тверского бульвара, 25». В его честь, кстати, названа премия «Антоновка 40+». Рада, что она появилась. Вообще, к тем, кто занимается организацией премий, фестивалей и конкурсов, я отношусь, как к святым людям! Настоящие подвижники: столько всего делают — причем совершенно бесплатно, «из любви к искусству». В первом сезоне «Антоновки» я прошла только в лонг-лист.
— От чего это зависит: одну премию выигрываешь, а в другой не попадаешь в шорт? Вы подаете разный материал?
— Это непредсказуемо. Подаешь рассказ, который считаешь хорошим, не проходишь даже в лонг. Отсылаешь какую-то ерунду и выигрываешь. Наверное, я сама не всегда понимаю, что у меня плохое, что хорошее. К тому же я пишу неровно — то нормальный текст, то совсем ерунда. Ну и жюри везде разное. (Улыбается.)
— Согласитесь, семейные будни — дети, борщи и так далее — не очень способствуют работе над большой формой. Как удается совмещать семью и творчество?
— Семейная жизнь меня как-то уравновешивает, что ли. До брака я писала гораздо меньше. Я увлекающаяся натура, и мне нужны хорошие якоря. Вот семья и стала таким якорем. Дети требуют внимания, это понятно. Но они быстро растут, могут уже и обед самостоятельно приготовить. Работаю я дома: дети в школу — я за компьютер. Часа два-три работаю «за деньги», потом два-три часа пишу. В перерыве готовлю обед, два раза в неделю езжу на тренировку. Я занимаюсь танцами.
— Как вам кажется, зачем нужны литфестивали?
— Раньше я на них ездила ради мастер-классов. Это очень важно для молодого автора, когда состоявшиеся писатели указывают на недостатки. Еще на фестивалях удается окунуться в поэзию. В обычной жизни я больше читаю прозу. На фестах же всегда много поэтов. Слушаю их — и впадаю в приятный транс. Начинает хотеться писать стихи! (Улыбается.)
— Ну и как, рискнули?
— Да. Ничего не получилось.
— Выходит, у поэтов и прозаиков разные литспособности?
— Это вопрос одаренности, я думаю. Пушкин, Лермонтов, Набоков писали великолепные стихи и прозу.
— Осенью 2023 года вы стали лауреатом Волошинского конкурса в номинации «Проза» с третьей попытки. Чем отличались ваши предыдущие заявки?
— Я впервые приехала на Волошинский в 2019-м, он тогда проводился в Севастополе и Коктебеле. Была очень классная атмосфера. Все подружились, были интересные обсуждения и тексты. Познакомилась с Юзефовичем, Василенко. Я была так счастлива от атмосферы фестиваля и самого места, что совсем не расстроилась от того, что не победила.
После этого вступила в СРП и выиграла конкурс имени Сергеева-Ценского. Стала чаще видеться со Светланой Владимировной Василенко. Можно сказать, она взяла меня под свое крыло. (Улыбается.)
На ХХ Волошинском фестивале в Калининграде меня просто покорил Борис Бартфельд. Мужчина-рыцарь, мечта любой женщины. В его бескорыстной любви к литературе все мы имели возможность убедиться. Кроме того, он самобытный поэт. Хочется вновь приехать в Калининград!
Главный организатор Волошинского фестиваля — Андрей Коровин. Человек-ураган. Ему и Нине Дунаевой всякий раз удается избежать превращения фестиваля в занудную бюрократию. Вроде бы все идет само собой — но как человек, занимавшийся организацией мероприятий, я знаю, как сложно все подготовить так, чтобы не бегать с выпученными глазами, а кайфовать.
— Кого хотелось бы однажды встретить на Волошинском? Можно назвать автора из любой эпохи!
— Было бы интересно познакомиться с автором романа «Свечка» Валерием Залотухой, жаль, что он умер. Я прочла эту книгу и поняла, что хочу прочесть ее еще много раз! Хотела бы встретить Платонова, просто посмотреть на человека с таким запредельным уровнем гениальности. И Пастернака, хотела бы встретить и обсудить с ним его роман «Доктор Живаго», который я прочла три раза, — и на этом не остановлюсь. (Улыбается.)
— Журналистика и писательство не очень хорошо сочетаются, по-моему. А вы какую профессию посоветовали бы прозаику?
— Много думала об этом. Одно время пыталась зарабатывать текстами — копирайтингом, сценариями для ивент-агентств, работала над сериалами и так далее. Когда приходится много писать на заказ, быстро наступает отвращение к работе. Я испугалась, что сама у себя перебью желание писать прозу. И решила зарабатывать по-другому. Я работаю менеджером по аренде яхт — это несложная сезонная работа. Идеальный вариант для писателя!
Однажды подумала: а что, если я потеряю эту работу? И решила, что могла бы стать преподавателем танцев — сальсы и бачаты. Запрос на социальные танцы сегодня довольно большой. Сальса — хороший способ познакомиться. (Улыбается.)
— Вы могли стать автором таких известных издательств, как «Эксмо» и «Время». В итоге ваш второй сборник прозы вышел в издательстве «Формаслов»...
— Да, на этот сборник у меня был заключен договор сначала с «Временем», но так и не вышел. Потом — с «Эксмо», но они тоже передумали, сказали, что сборники плохо продаются, пишите роман. В конце концов я получила грант СРП на издание книги и пришла в «Формаслов», где уже публиковали мою повесть «Козлиха». В сборнике собраны мои лучшие рассказы, многие из которых были ранее опубликованные в разных литжурналах.
— Как различаете хорошую прозу — и великолепную?
— Пример великолепной прозы — Набоков. У него интересный сюжет, интересные герои, удивительный язык. А в хорошей прозе один из этих трех элементов может не дотягивать, проседать.
— Жизнь поэта — в том, чтобы «домолчаться до стихов». А у прозаика в чем смысл жизни?
— (после паузы). Я долго убеждала себя, что имею право на художественное высказывание. Прозаику, наверное, нужно немножко обнаглеть. Я все еще не обнаглела. Но на пути к этому.
— Есть ли у вас хобби?
— Есть три вещи, которые я люблю: медитировать, писать и танцевать. И все мои занятия «для себя» связаны именно с этим. Мне нравится ездить на литературные фестивали, ходить на поэтические вечера, посещать театр. Много читаю — в основном прозу.
— Мария — очень распространенное имя. Кто из ваших тезок вызывает у вас наибольшее уважение?
— Не так давно познакомилась с Марией Затонской, интересно поговорили о поэзии. Она объяснила, что является поэзией, а что нет. Я, правда, ничего не поняла.
— Что готовы простить своим талантливым коллегам — невежество, пьянство, вранье?
— Это вопрос про гений и злодейство, да? Долгое время была уверена, что гениальный человек добродетелен. Была наивной. (Улыбается.) Сейчас я готова прощать многое. Мало кто умеет управлять своими эмоциями. А у талантливых людей часто эмоции сильнее, и энергии через них проходят мощные, и нужно выходить за рамки стереотипного мышления. Это сложно. Гениев нужно «понять и простить». И пожалеть, наверное.
— Как часто говорите себе: «Я — молодец»?
— Редко.
— С чем это связано?
— Не знаю. Наверное, с тем, что было много литературных неудач, и даже если случается удача, я в нее как-то не верю. Осенью я выиграла Волошинский конкурс. Все поздравляли — сначала на фестивале, потом в сети. Было, конечно, приятно. Но это быстро проходит. И надо идти дальше, ведь вокруг уже что-то новое, более важное.
— Творческие победы прибавляют энергии. А поражения в конкурсах отнимают ее?
— Конечно. Но ты получаешь важный опыт. Победы дают энергию, а поражения — развитие.
— Можете ли назвать лучший способ монетизации литературных способностей?
— (после паузы). Наверное, это экранизация романа. Либо нужно уметь писать по остросюжетному роману в год.
— Кого из современных прозаиков читаете с особым удовольствием?
— Евгения Водолазкина, Виктора Пелевина, Владимира Сорокина. У этих авторов одно время читала все, что выходит, потому что было как будто модно. Остальных выборочно: Леонид Юзефович, Михаил Елизаров, Роман Сенчин, Ирина Богатырева, Кирилл Рябов. Любимые современные авторы — Анатолий Ким и Валерий Залотуха. Павел Селуков круто пишет. Из уже ушедших, но все еще современных люблю Платонова и Битова. И еще очень люблю Валентина Распутина. Всех, в общем, не назовешь.
— Как именно вы узнаете о новых авторах?
— Ну, сарафанное радио еще никто не отменял! Правда, многие книжные новинки меня как читателя разочаровывают — тогда бросаю чтение, не мучаюсь.
— Как успех решает, к кому прийти?
— Во-первых, я верю в писательскую карму. Если кто-то в прошлой жизни спас 20 человек — ему в этой жизни может прийти обраточка. (Улыбается.) Во-вторых, нужно просто написать текст, с которым смогли бы синхронизироваться, совпасть, изрядное количество читателей. И успех придет.
— На что вы тратили бы восьмой день недели, будь у вас такая возможность?
— Я бы писала.
— Последний вопрос — отчасти шутливый. Представьте: в самолете пятеро — критик, прозаик, поэт, драматург, переводчик. А парашютов только два. Кому их выдадите?
— Поэту и критику. Прозаиков — полно. А вот критиков мало, их надо беречь. (Улыбается.) Знаю, Юрий, вы еще и стихи пишете. Так что по любому свой парашют получаете! (Смеется.)
Юрий ТАТАРЕНКО, специально для «Новой Сибири»
Фото из личного архива Марии КОСОВСКОЙ
