Своими размышлениями об итогах всероссийского студенческого архитектурного семинара «БУМ», прошедшего в Новосибирске, делятся два его тьютера, которые не хотят называть себя кураторами.
Семинар под названием «БУМ», посвященный бумажному утопическому проектированию, прошел в Новосибирске в конце февраля почти незамеченным, хотя, по некоторым отзывам, он реально выглядел если не альтернативой классическим архитектурным практикам, то, по крайней мере, вполне обоснованным их дополнением.
Как известно, всякое восприятие базируется на разграничениях. В основном между объектом и субъектом, а также между объектом и окружающим миром. Как ощущать и осознавать эти разграничения, в институтах не учат. Да и на семинаре «БУМ» тоже не учили, а лишь попытались хоть немного изменить систему мироощущения студентов: дали возможность неограниченно проявить фантазию и чувство юмора. И это правильно. Фантазия просто необходима для творческого человека, да и в смешном нет ничего стыдного — ведь наступает момент, когда смехотворное перестает осознаваться как забава, и тогда возникает здоровый трагизм, так необходимый для творческого процесса.
Два человека, под присмотром которых проходил семинар, — это архитектор, куратор ЦК-19 и художник из группы «Синие носы» Вячеслав Мизин, и Антон Карманов — художник, архисследователь, куратор сибчасти выставки «Город завтрашнего дня».
— Как я понимаю, идея проведения семинара принадлежит не заслуженным культуртрегерам, как обычно, а просто группе небезразличных студентов?
Карманов: Да, это была инициатива группы студентов архитектурной академии, которые выиграли грант и решили взять под него модную с их точки зрения тему, с которой они, как оказалось, были мало знакомы.
— Бумажная архитектура?
Карманов: Да. Денег хватило на то, чтобы привезти в Новосибирск студентов-архитекторов из разных городов: Москва, Питер, Воронеж, Самара, Казань, Екатеринбург... Молодежь от 18 до 25. Кстати, довольно внушительная часть студентов приехали за свой счет и тематически были заинтересованы, и локдаун в столицах поспособствовал. 30 участников разбились на семь групп, и каждая получила свою тему — связанную с какой-нибудь трендовой историей, актуальной архитектурной повесткой для сегодняшней России или Новосибирска.
— «Таврида» — это в Крыму такой чемпионат по разыгрыванию грантов, как сейчас принято выражаться?
Мизин: Да, там тусуются продвинутые молодые креативщики и периодически разыгрывают гранты в различных областях… сказал бы: созидательного творчества в социальном обществе, но не буду.
Карманов: Начиналось все так. Одна из наших студенток перевелась на учебу в Москву и там впервые услышала о бумажной архитектуре на лекции Юрия Аввакумова. Выяснив, что такая штука есть и в Новосибирске, она связалась со своими однокурcниками, а потом они постепенно вышли на нас, все раскрутилось, и мы стали своего рода тьюторами этой программы.
Мизин: В смысле, наставниками, что ли. Да как ни назови, все равно звучит как-то хреново: ну не учителями же нас называть, в конце концов… В общем, инициаторы решили провести в Сибири первый общероссийский студенческий семинар по бумажной (фантастической) архитектуре.
Карманов: О том, что у нас в городе уже когда-то проходили подобные семинары и мероприятия, воркшопы, никто из них, разумеется, не слышал, как и положено уважающим себя студентам НГУАДИ. Сами не интересуются, а специально им никто не рассказывает. Наверное, общее состояние культуры у нас в городе такое, — они жили в полной уверенности, что в Новосибирске невозможно встретить человека, который занимается хоть чем-то интересным. Это убеждение крепко засаживается в массовое молодежное сознание.
— Недавно у одного своего приятеля я нашел в стихотворении упоминание о сфере Паскаля. Грубо говоря, это такая философская штуковина, центр которой находится везде, а окружность — нигде. И называть эту сферу можно хоть Богом, хоть Вселенной, хоть Поэзией, без разницы. Все равно выглядит метафорично и многозначительно. Это я вот к чему: мне показалось, что ваши молодые участники чересчур увлеклись игрой в креатив.
Мизин: Ну, не без метафорики или метаферики, конечно. В околопоэтическом смысле. Они поначалу пытались что-то такое делать, но мы довольно быстро этот порыв пригасили.
Карманов: Ребята уже было собрались выйти куда-то за пределы окружности, про которую ты говоришь. Но тут нарисовались мы и показали выставку про архитектуру советского модернизма, с большим разделом местной новосибирской бумажной архитектуры — «Город завтрашнего дня». Мы постарались переключить их с каких-то трендовых абстрактных идей из туманной области «сфер» как минимум на архитектуру, на конкретные формы. Вячеслав Юрьич упорно ходил от участника к участнику и повторял одно и то же: «Делайте формообразования и тектонику!»
Мизин: В принципе, задачи для проектирования были не такие и сложные. Ну, допустим, «Мавзолей космической гонки», «Проблема излишней рационализации», «Мечтают ли андроиды об электроснипах?»…
— Ничего себе, простые задачи.
Мизин: Да нет, если разобраться, то в них нет ничего сложного. Темы-то модные… Смысл задания про андроидов, к примеру, состоял в том, как автоматизированные технологии повлияют на современный рынок труда.
Карманов: Поначалу мы подходили к каждой группе и пытались разобраться в сути выданных заданий — иногда даже не на уровне логики, а на уровне ассоциаций. Некоторые из заданий были излишне креативными, — приходилось двигаться не от простого к сложному, а проделывать обратную операцию — упрощать.
Мизин: Были и вполне провокационные задания, такие как «Свинская вонь». Звучит устрашающе, а на самом деле это про то, что Новосибирск регулярно накрывает волна неприятного запаха со стороны Кудряшовского свинокомплекса. Можно ли решить эту проблему в утопических мирах бумажной архитектуры? Оказывается, можно. Группа родила идею, что на свинокомплексе нужно организовать массовое передвижение свиней по кругу — и тогда из отходов их жизнедеятельности постепенно вырастет вавилонская башня до самого Марса… И когда эта башня как космический лифт дорастает до Марса, все отходы свинофермы будут отправляться этим космическим лифтом подальше от Новосибирски — с Земли на Марс. Утопично, футурологично и рационалистично: на Марсе появятся удобрения, а с ними и жизнь — там будут яблони цвести. Ну а внешний вид лифта, конечно, должен был напоминать либо попу свинячью, либо хвостик поросячий. Студенты отлично работают в 3D, да и консультант из Московской архитектурной школы на семинаре был непростой — специалист по визуализации.
— А назвать семинар иначе как «БУМ» не приходило в голову? Этими буквами ведь начинается не только слово «бумага», но и «бумеранг», и «Бумбараш».
Мизин: Юра Аввакумов, когда узнал про эту затею, сказал, что точно так же в 87-м году назывался фестиваль в Бишкеке, вернее, во Фрунзе. Да, и подтвердил тезис о том, что название дурацкое и непригодное для списка достижений. Типа «был наставником на «Буме»…
— Тем не менее реинкарнация спустя 35 лет произошла, и вы стали тьюторами.
Карманов: Есть еще один термин — де-скулинг, который на русский можно перевести как «раз-обучение». Практика дистанцирования от школьного и вузовского опыта, избавление от излишних штудий от всего автоматического и дисциплинарного. И студенты — неожиданно для нас — были всецело готовы пуститься в отчаянное «раз-обучение».
Мизин: Они ведь все приучены к тоталитарному менеджерскому диктату, поэтому пришли уже с готовой четкой схемой работы — со всякими серьезными завиральными темами, и тому подобное. А нам выделили роль каких-то свидетелей, которых ведут по организационной структуре семинара, позволяя разве что давать полезные советы. Студентов-организаторов было человек восемь-десять, они были самыми активными, но все это выглядело как работа комсомольской организации в 80-х годах. Я-то сильно не удивился, я с такой стилистикой с детства знаком, в 5-м классе даже был председателем совета пионерской дружины. А вот Антона поразила вся эта внешняя и внутренняя комсомольщина. В том числе, когда на открытии семинара на сцену выбегали студентки, задорно задирая пятки. Но это только на открытии. Потом все пошло по регламенту. Организаторы снова стали строгими и правильными, у них все главное на бумажках было записано, а импровизация и творчество тут как бы вообще ни при чем. Называли они себя не иначе как супервайзерами.
— Нам в конце статьи, похоже, придется опубликовать краткий словарь использованных терминов.
Мизин: Нет, мы действительно старались представлять из себя какую-то формализующую силу. Поэтому регламент в конце концов сломался. В первую очередь ребята на практике увидели, что такое «фантастическое» проектирование. Что очень важно сегодня, поскольку всех уже достал забюрократизированный режим во всех сферах жизни, в том числе и в образовании. Когда толком не учат ни функционально проектировать, ни мечтать о чем-то неожиданном. Честно сказать, мы были удивлены тем, что ребята, проработав всего два дня над своими проектами, очень грамотно провели презентацию. Для меня уровень проектов и презентаций оказался неожиданно высок. Так что способности участников семинара и наш преподавательский гений слепил из студентов настоящих утопических архитектурных гомункулусов.
Карманов: В стране десятилетиями жизнь крутилась вокруг «недозволенности» — нужно было постоянно изобретать способы, как из «нельзя» сделать «можно». Вроде бы эта психоделическая ситуация давно закончилась, но традиции остались. Интересно было наблюдать, как студенты начинают мыслить в режиме, в котором они в архитектурной академии мыслить не привыкли. До какого-то откровенно прорывного уровня участники семинара не дотянули, но здесь следует заметить, что утопическое мышление почти физиологично, его нужно «качать», как мышцу. У человека, который им не пользуется, этот орган, которым можно мыслить утопически, — атрофируется.
— Элемент игры в работах семинаристов очень даже заметен.
Мизин: Конечно, их привлекла эта фантазийная реальность, в рамках которой, как ни странно, можно еще и заниматься реалистичным проектированием. Зацепил и элемент игры, и социальной критики, и просто архитектурного сарказма… Ну, как мы любим. А как ты хотел?.. Со студентами, все-таки, работали серьезные представители «сибирского иронического концептуализма».
— Вообще-то, слово «семинар» стандартно ассоциируется с бесконечными теоретическими обсуждениями.
— Ну да, так называемая креативная индустрия... Коллаборация… Еще одно слово, специально придуманное для того, чтобы размывать смысл сказанного. У нас, ясное дело, тоже были лекции и выступления, но мы на семинаре призывали к обратному: чтобы были не слова и не какие-то там эмоциональные метафорки, а конкретные архитектурные проекты. Чтобы картинки были интересными и полезными, чтобы семинар стал прикладным. И надо сказать, что ребята в основном оказались толковыми, с техническим оснащением у них все в порядке… Хотя академическому рисунку и зайца можно научить, так же, как 3D-моделированию. Но дело не в этом. Дело в том, что, глядя на них, было видно, что нынешняя система образования больше всего боится того, что дети вдруг начнут придумывать для себя какое-то там фантастическое будущее. Этого системе не надо. И дети таким фантазиям не обучены. И как результат такого воспитания в работах можно было обнаружить довольно много дистопии…
— Еще одно слово в словарь. Сказал бы хоть: антиутопии.
Мизин: Подобное настроение присутствовало в бумажной архитектуре и сорок лет назад. В принципе, получилось похоже, только на уровень повыше.
Карманов: Все это действительно напоминало практику 80-х, это ближе всего по жанру. В начале 90-х проходили семинары «Белые пятна Новосибирска» и «Новосибирск никогда», которые проводил Ложкин в начале «нулевых». Правда, все они были не в студенческом режиме. Но преемственность тут действительно очевидна. Сегодняшние возможности было трудно себе представить лет сорок назад — современное искусство сейчас во всех углах. Только счастье не наступило.
— Мечты становятся реальностью и сразу теряют свое значение?
Карманов: Именно поэтому нужно формировать антитезу, чтобы на фоне дистопического разглядеть новый утопический горизонт. Дистопическое и утопическое мышление сменяют и дополняют друг друга.
Мизин: Вот-вот. Ставь на безнадегу, безнадега не подведет. У одного из проектов семинара был вот такой сюжет... Далекое будущее. Космическая промышленность загублена. Человек приходит в космохоспис — на кладбище космических кораблей — мрачное место. Но архитектура сооружения там так устроена, что если поднять голову — над тобой огромный круг звездного неба. Как бы надежда. Да и как бы красиво.
— Победителей чем-то наградили?
Мизин: Да, дипломы вручили трем группам победителей, а поскольку в жюри мы позвали главного архитектора города Александра Юрьича Ложкина, то самый эксцентричный парень по имени Артемий Смирнов получил от него спецдиплом. Потом, правда, мы подумали немного и наградили всех остальных — за успешное приобретение навыков утопического мышления.
— То, что ваше мероприятие «БУМ» не произвело большого резонанса в городе, вас, как я вижу, нисколько не смущает?
Мизин: По нашей информации, да и по сообщениям организаторов, «БУМ» признали одним из самых толковых семинаров за последнее время. Вообще, в России существует особая тусовка, которая ездит именно по таким воркшопам, многие из них хорошо друг с другом знакомы. Кстати, огромное спасибо нужно сказать Денису Васильевичу Герасимову, который дал нам возможность поработать в первом реализованном параметрическом здании России — в «Бутоне» на Красном проспекте. Отличное помещение с панорамными окнами, где мы провели четыре дня. Там себя ощущаешь именно так: находишься внутри комфортного кокона, а снаружи дистопическая мрачная реальность.
Карманов: Действительно, очень удобная площадка для проведения таких мероприятий.
— Продолжать делать что-то подобное собираетесь?
Карманов: Семинар бумажной архитектуры — вполне готовый образовательный продукт, ненадуманный культурный кластер, креативная индустрия и тому подобное. Здесь нам пока ничего не предлагают, зато пригласили провести аналогичный семинар в Красноярске.
Мизин: Окрыленные успехом, мы планируем организовать семинар, посвященный исключительно Новосибирску, поскольку наш город как утопическая столица с «завиральными» проектами типа Дома науки и культуры и здоровенным вокзалом, может в этом смысле дать фору всем остальным городам.
— А кто из новосибирских архитекторов готов был бы принять участие в таком проекте?
Мизин: Да кто угодно. Начиная с Чернова, Гребенникова и заканчивая Поповым, Иваненко и Филипповыми. Да тот же наш главный архитектор Ложкин, я думаю, не откажется. С утопическим бумажным проектированием в 80-х и начале 90-х был связан почти весь архитектурный факультет Сибстрина. Да, сибирская бумажная архитектура имеет свое узнаваемое лицо, она признана на российском и международном уровне, — но вот как ее можно преобразовать в собственную школу… Или музей… Нет, не школу. И не музей. Как бы это все назвать…
— Назовите «Музей-учебник».
Карманов: Открыть у нас музей бумажной архитектуры — это сверхзадача для города в нашем поколении. Редкий случай — понятная на международном уровне. Важно, чтобы музей начал работать как механизм, предлагающий освоить вполне рабочую живую практику, — это совсем другое, чем рассматривание бивня мамонта. Рассматривание бивня мамонта учит рассматриванию бивня мамонта.
Николай ГАРМОНЕИСТОВ, «Новая Сибирь»
Фото Евгения ИВАНОВА
