Роман Валерьевич Сенчин родился в 1971 году в Кызыле. Закончил Литературный институт имени Горького. Автор более 20 книг прозы и критики, в том числе бестселлеров «Елтышевы», «Зона затопления», «Дождь в Париже». Лауреат премий «Большая книга», «Ясная поляна», «Эврика», газеты «Литературная Россия», журнала «Знамя», имени Горького, правительства РФ. Женат на Ярославе Пулинович, драматурге. Живет в Екатеринбурге.
— Вы родились 2 декабря 1971 года. После рассказа «Сорокет» ждать ли вашего «Полтинника»?
— Не знаю. (улыбается). Я закончил повесть, где герою 45. Возможно, к концу года будет что-то и на юбилейную тему. Честно сказать, полтинник не так пугает, как 40-летие. Когда-то мне казалось очень страшным отмечать 27-й день рождения. Как это так – я переживу Лермонтова…
— Если смотреть с вершины 2021-го на нулевые годы, то они для вас в целом какие?
— Ну, а почему с вершины? А, может, из ямы… (улыбается). Моя юность пришлась на 90-е – разрушительные, страшные, многие мои знакомые и родные остались там навеки. По сравнению с тем десятилетием нулевые, особенно их начало, воспринимались как порыв свежего воздуха. Ушел один президент страны, пришел другой. Начались и новые литературные движения, довольно активные. И в целом общественная жизнь как-то приподнялась. А под конец нулевых снова началось какое-то томление. Слава богу, бандитские войны не повторились. Но вообще, нулевые годы были сытыми, благополучными. А вот десятые анализировать еще рано. Но мы всегда живем по сравнению с чем-то: в 90-е вспоминали 80-е, затем уже 90-е и так далее…
— Это хорошо или плохо?
— Не знаю, как в других странах, но мы очень любим оглядываться назад. И в литературе стало очень много произведений то о 30-х годах, то о 60-70-х. Про застой пишут грустно-сладкие романы, их сразу полюбили читатели. Почему-то… А про современность мы не любим читать и писать. Нам это довольно тяжело.
— Тогда вопрос про ультра-современность: много ли прозы вам удалость прочесть за половину 2021 года?
— Много читаю рукописей молодых авторов. Прочел почти весь длинный список нынешнего «Нацбеста». Многие тексты там достойные. Хотя «Нацбест» так устроен, что на него номинируют скандальные, неформатные вещи. Но такие премии тоже должны быть.
— И с какими же новинками рекомендуете немедленно ознакомиться – пусть и не вошедшими в шорт-лист этой премии?
— Отметил маленький роман Антона Секисова «Бог тревоги». Очень интересная вещь: москвич переезжает в Петербург – и его жизнь, психология, даже психика резко меняются… Недавно в очередной раз сам посетил Питер. Конечно, это два разных мира — Москва и Санкт-Петербург…
— «Нулевые» — попытка анализа эпохи или сборник текстов, написанных 20 лет назад?
— Да, в книге представлены повести и рассказы, созданные в нулевые годы третьего тысячелетия. Получилась своего рода «моя летопись» того десятилетия. Многие тексты из нее опубликованы в литературных журналах. Теперь решил собрать все это в книгу. Она вышла в этом году в издательстве «АСТ», в «Редакции Елены Шубиной».
— По вашим книгам можно изучать историю страны – согласны?
— Как вам сказать… История – штука сложная, малопонятная. Для одних это просто набор дат, хронология событий. Для других – это мелочи повседневной жизни. Не буду скромничать: мне кажется, по моим текстам действительно можно изучать какие-то грани отдельных людей. Но не судьбу страны или всего мира.
— Довелось слышать, что в России ничего не меняется, что по большому счету люди как жили, так и живут…
— Нет, жизнь не стоит на месте, и ряд примет времени сегодня не актуален. Но, конечно, что-то и сохранилось до сих пор. Люди, как известно, меняются медленнее всего (улыбается). Можно сказать, приспосабливаются под новые условия. Да и слава богу! Если бы человек менялся из года в год, мы бы не были сегодня людьми…
— Персонажи книги – реальные люди? Или все это написано конкретно про вас?
— Как вы понимаете, я не мог наделить всех персонажей своими чертами… Но у многих героев есть свои прототипы. Почти все истории – из реальной жизни: о чем-то я читал, что-то мне рассказывали близкие, чему-то был сам свидетель.
Рассказ «Сорокет» получился не очень веселым. Мужчина решил отметить свои сорок лет, несмотря на то, что праздновать этот день рождения – плохая примета. Ну и в процессе застолья его понесло…
— Какая форма вам ближе – роман или рассказ?
— Пожалуй, я более склонен писать повести – страниц по сорок. Но бывают сюжеты, которые разрастаются в большую вещь – например, «Зона затопления», «Информация», «Дождь в Париже». Сейчас с романом у нас вообще беда… Все-таки роман в русской литературе – эпическое произведение, где должно быть много сюжетных линий и равновеликих героев. Как в «Войне и мире», «Тихом Доне». А мы, современные литераторы, все сильнее и сильнее сужаем повествовательное пространство.
В моей новой книге есть повесть «Ничего страшного», где я попытался показать жизнь одной семьи, и разные подглавки – это чередование взглядов отца, матери, дочери. Потом я повторил этот прием в книге «Елтышевы». Но так писать не просто. Гораздо легче тянуть одну линию, выдавать так называемый автофикшн. К сожалению, мы сбиваемся на это.
— Писать мужчине от лица женщины – насколько это тяжело?
— Писать так тяжелее, конечно (улыбается). Но и интереснее. В 90-е я в основном писал от первого лица. Главный герой был очень похож на меня. Со временем стал расширять творческое пространство – с точки зрения и возраста, и пола.
Тут еще вот какая беда… Вот ты написал что-то по горячим следам о современности. Но проходит 5-7 лет, и события, что казались тебе крайне важными, ты уже толком и не помнишь! Невозможно предсказать, что уйдет в мусор, а что останется и будет нас в какой-то степени даже преследовать. В связи с этим пришлось немного подшлифовывать свои старые вещи – редактурой, добавлением комментария и так далее.
— Собираетесь ли описывать сегодняшнее время?
— Пишу по ходу жизни, мне это интересно – брать сегодняшнее и пытаться преобразовать в то, что называется прозой. Что-то получается, что-то не очень. А зачем писать о том, что было 10-15 лет назад, зная, к чему это сейчас привело? Силен задним умом – так, что ли? Меня это не слишком привлекает как писателя. А вот герои мои довольно часто вспоминают о том, что было с ними лет двадцать назад. К примеру, главный персонаж «Дождя в Париже» находится в 2014 году, когда я начал писать эту книгу. Но многое в тексте относится к 70-м и 80-м прошлого столетия. Прокручивается целая жизнь…
Почти весь прошлый год и нынешний – это пандемия. Не могу сказать, что это плодотворное время для письма. Тревога за настоящее и будущее была и остается. Весной 2020-го хотел заняться самообразованием, но ничего не получилось.
— Вернемся к Лермонтову и вашей новой книге – кто главный герой нашего времени, если вернуться на 10 лет назад?
— Не стану лукавить: главный персонаж «Нулевых» — мое альтер-эго. Очень похожий на меня человек. В первых рассказах книги он довольно робкий, под конец становится посмелее. В последнем рассказе главная героиня молодая женщина – и все равно она похожа на меня. А куда денешься? (улыбается).
— В романе «Елтышевы» горожане переезжают на ПМЖ в деревню. А как вы 4 года назад решились сменить Москву на Екатеринбург?
— До этого я прожил в столице 20 лет. Под конец стал подумывать, не вернуться ли на родину. Видимо, высшие силы меня услышали – и буквально вышибли из Москвы. Я оказался на Урале. Не жалуюсь. Екатеринбург – культурный город, литературный, молодой по духу своему. Все хорошо, а главное – мне там пишется.
— А как вам кажется, русское счастье – в чем? Мы вообще умеем быть счастливыми?
— Я обращаю свое писательское зрение на трудности, проблемы, драмы. Возможно, это особенность моего зрения. Но об этом автору сложно судить, оставим это критикам.
А в чем оно, счастье – тоже трудно сказать. Русский человек редко бывает счастлив. Мы больше надеемся на счастливый исход. Не так давно мы с женой полгода прожили в Эстонии – но все же уехали оттуда, хотя и у Ярославы была работа, и я не бедствовал. Вот эстонцы, можно сказать, счастливые люди. Они поели – и им хорошо. Основные разговоры там – о еде. А нам хочется поговорить о чем-то другом – душераздирающем, глобальном. И довольно быстро мы с женой устали ни о чем не беспокоиться, собрали вещи и вернулись в Россию.
— Какую свою книгу считаете самой важной и почему?
— Наверное, это все-таки «Елтышевы». Хотя я не хочу, чтобы она считалась моей визитной карточкой. Еще мне очень дорог роман «Лед под ногами» — о том, как молодой человек хотел стать рокером. Наше поколение выросло на рок-музыке, многие мои товарищи, да и сам я играли и пели в группах. Это и Захар Прилепин, и Михаил Елизаров, и Роман Богословский, и Игорь Малышев, и Герман Садулаев… Даже Сергей Шаргунов в свое время снялся в клипе «Мумий-тролля». С одной из моих команд играл Сергей Летов, великий саксофонист. Но в начале 90-х рок-музыка у нас рухнула.
— Кому из кинорежиссеров по силам экранизировать вашу прозу?
— Пожалуй, ближе других мне Борис Хлебников и Валерия Гай Германика. Ее «Мысленный волк» — странный фильм, но «Все умрут, а я останусь» очень зашел. По моему рассказу «За встречу» снят полнометражный художественный фильм – режиссером Евгением Соколовым на студии Вадима Абдрашитова. Евгений прочел рассказ в красноярском журнале, загорелся идеей кино. В итоге в 2012 году фильм вышел, но широкого проката не было. Хотя кино получилось – пусть и не по моему сценарию. Были и два предварительных договора на экранизацию «Елтышевых», но государство не выделило средств на производство…
Я не лезу ни в кино, ни в театр. Опасаюсь – если выйдет плохой фильм, то скажут, что ужасен первоисточник (улыбается). И многие современные экранизации мне не нравятся. Хотя, с другой стороны, киношники и телевизионщики стали обращать больше внимания на отечественную литературу, это хорошо. Надеюсь, со временем появится больше удачных работ.
— После выхода вашего романа «Зона затопления» его очень часто сравнивают с «Прощанием с Матерой» Валентина Распутина. Согласны ли вы с тем, что советский классик сумел показать столкновение двух цивилизаций, а у вас – противостояние народа и власти?
— Наверное, это действительно так. Сравнение с Распутиным меня не удивило. Я это предвидел. Поэтому довольно долго и собирал материал, и решался приступить к роману. После издания книги доводилось встречать в московских СМИ такие выражения, как «оммаж», римейк». Но на книжной ярмарке в Красноярске за романом стояли очереди… Сегодня Ангара – цепь водохранилищ, это довольно страшное зрелище.
— Не скучаете по родным местам?
— Езжу к родителям каждый год – по нескольку раз. Тянет меня – и в Туву, и в Хакасию, и в Красноярский край.
Юрий ТАТАРЕНКО, специально длч «Новой Сибири»
Фото из личного архива Романа Сенчина
