В Центре культуры ЦК19 закрылась выставка Siberian Kitsch известного новосибирского дизайнера Олега Семенова. Теперь самое время о ней поговорить, поскольку в процессе ее работы открывать тайны сибирского китча — все равно что по ходу просмотра фильма озвучивать спойлеры. Впрочем, по поводу своей серии объектов автор отзывается коротко и ясно: «Видимо, только с помощью художественного китча и можно спасти современный мир от переизбытка красоты».
Действительно, на вопрос: «Что там у вас?» автор мог бы ответить на манер героя популярного фильма: «Золото-бриллианты!», поскольку его статуэтки и скульптуры сделаны не только из фарфора и гжели, но и из почти что золота, и из почти что драгоценных камней, — что-то в материализованном виде, что-то в виде симулякров.
Персонажи его паблик-арта явно состоят в дальнем родстве с василиском и другими зооморфными тварями — стоит только посмотреть на помесь медведя со снегирем или со сфинксом. Но главное в том, что все эти арт-объекты имеют потенциальное прагматическое предназначение — украшать город Новосибирск.
Обо все этом и идет разговор с Олегом Семеновым, председателем Новосибирского регионального отделения Союза дизайнеров России, профессором кафедры дизайна и художественного образования Института искусств НГПУ, арт-директор дизайн-студии «BISON», президентом Международной биеннале знаков и логотипов TaMga, и так далее, и так далее.
— Олег, помимо образцов сибирского китча на выставке присутствовали ваши графические работы. Они должны были продемонстрировать, что вы не только дизайнер, но и художник?
— К моим «гениальным произведениям» я не отношусь как гениальный художник — потому что я, все-таки, больше дизайнер. И не устаю напоминать, что эта наша профессия, в основном, работает на мусорную корзину: то, что ты делаешь сегодня, завтра попадает именно туда.
— Похоже, формулировка «мое творчество» вам не слишком близка?
— Нет, нет, не близка совсем. Это даже не совсем творчество, — отчасти это способ существования, — все равно что поесть или пойти прогуляться. Это почти физическая потребность что-то такое делать. Я вырос в семье художников, и этот мир для меня конфортный и удобный для проживания. Иногда даже приходится туда сбегать от своих студентов, от заказчиков, чтобы немного передохнуть…
— Судя по выставке Siberian Kitsch, вы играете в какую-то не самую простую игру, в которой не самые простые правила?
— Сразу надо заметить, что все это было придумано еще до скандала со скульптурой Урса Фишера «Большая глина», которая подняла большой хайп. С позиции моей профессии, игра без правил — вообще довольно глупое занятие: это когда тебе вроде бы можно все, но почему-то играть не интересно. А вот когда себя чем-то ограничиваешь — будь то какие-то концептуальные вещи, или композиционные — такие ограничения всегда помогают относиться к работе чуть-чуть более… осмысленно, что ли.
— То есть, неспроста вы пишете в аннотации к выставке: «Автор как бы предлагает зрителю почувствовать потенциал нарратива как психологического конструкта в исследовании идентичности»?
— Это как раз и есть часть игры, которая подразумевает некие подобные тексты, как бы отчасти даже зашифрованные, как бы созданные только для посвященных. (Улыбается.)
— Тут у вас уже начинается игра в правила игры?
— Конечно! И это немаловажная часть, так сказать, процесса.
— И давно у вас голова работает таким вот образом?
— Голова работала в этом направлении всегда, но всю жизнь по-разному. В какой-то момент после института я был настоящим художником-художником, делал серьезные работы и даже умудрялся продавать карандашную графику куда-то за границу. Ну, помните те времена, когда Сибирь неожиданно стала открытой, и до нас стали доезжать коллекционеры и аферисты. В конце концов, я и ушел в дизайн, чтобы кормить семью. Но и в дизайне, как понимаете, все было не совсем просто.
— А ваша графика ведь не просто так чем-то напоминает книжную?
— Да, возможно, ее правильнее отнести к книжной, нежели к станковой, ведь сюжетность какая-то в ней присутствует. Да, был у меня и опыт работы иллюстратора. Еще когда я был студентом, мой преподаватель Юрий Михайлович Ефимов водил меня в издательство детской литературы, попозже в другом издательстве я сидел на обложках Черненка, еще иллюстрировали Носова… Но ведь вы помните, как тогда было: сегодня это есть, а завтра уже нет…
В течении пары лет я просто юзал технологии — хотя и не большой любитель того, чтобы компьютерные интерпретации были похожи на настоящую печатную графику. И все же, у меня есть большие серии, в которых я как бы про компьютерные фокусы разговариваю.
— Мне тут пришло в голову, что вашу последнюю выставку можно было назвать «Патриотизм от противного». Сочетание слов, по-моему, очень показательное.
— Сразу скажу: на этой выставке нет никакого издевательства, просто ни капли нет. И слово «китч» я использую безо всякого негативного оттенка. Как мне кажется, к этому термину сейчас уже нет особо негативного отношения, как прежде: просто это один из способов общения с миром, имеющий свою особую атрибутику. Китч предполагает специфическую душевность — вплоть до слезливости, поэтому разговаривать о сегодняшнем дне на этом языке мне показалось вполне уместным и подходящим. Как будто дедушка рассказывает внуку сказку о том, как люди жили в прошлых веках, а внучок как бы метафорично интерпретирует эти сказки в сознании. Хотя китч всегда был искусством тиражируемым, а я создаю объекты, которые какой-нибудь Бодрийяр назвал бы симулякрами, копиями без оригинала.
— Попросту говоря, репродуцируете то, чего на самом деле не существует.
— Ну да. Например, вы видели на выставке чётки с нанесенными на них символами из социальных сетей?
— Ювелирка, которую вы создавали в коллаборации с Ритой Кордаковой и Indigo Vitrage?
— В прошлые времена люди любили вертеть в руках такие предметы, а теперь что-то подобное проделывает со своими гаждетами новое поколение. Эти чётки у Сибири никак не отнять — это блатная и тюремная романтика, которая здесь у нас интегрирована очень плотно. И речь тут идет не про несвободу, как таковую, а, скорее, про свободу от условностей внешнего мира. Я вырос на Севере, и прекрасно помню наших соседей, бывших сидельцев, которые собирались группами, и после водочки под гитару по маме тосковать начинали. Тут же пойдут кого-нибудь ограбят, отсидят и снова там же соберутся по маме страдать… Вот этот странный коктейль, напоминающий китч, меня всегда очень занимал...
Вся эта выставка придумана мной была еще два года назад, когда с «Фейсбуком» все было еще хорошо. А вот тут я монтирую инсталляцию и неожиданно читаю в новостях, что Цукерберга вдруг стали повсюду гнобить. И сразу все начинает принимать уже новый смысл, поскольку, оказывается, символы социальных сетей успели приобрести некую глобальную ценность для молодежи…
— Так вы эти символы и материализовали как раз в виде каких-то почти что драгоценностей.
— Я педагог, я каждый день с молодежью должен коммуницироваться. Поэтому мне все это совсем не безразлично.
— Китч — это массовая культура: все помнят, как Трус из «Операции Ы» кошками-копилками на рынке торговал. Сейчас у нас новый виток эволюции — эпоха засилия котят в интернете.
— Мне очень бы не хотелось, чтобы понятие «китч» и «непрофессионализм» смешивали между собой. Чаще всего во что-то пошлое превращаются старания серьезных людей, которые хотят сделать хорошо и красиво. Вот, к примеру, городские власти Скопье, города в Македонии, когда-то понакупили такую кучу скульптуры — хорошей и плохой — что сделали из города настоящий склад объектов. И, кстати, создали этим себе имидж столицы китча, куда люди специально приезжают, чтобы поглядеть на все это безобразие.
— Хотите, Новосибирск превратить в Скопье с помощью ваших странных скульптур?
— Но я правда не понимаю, зачем турист может сегодня приехать в Новосибирск. Мне искренне кажется, что Новосибирск — очень грустный город, если не сказать больше. И если бы что-то подобное хотя бы на временной основе — как, собственно, и любой паблик-арт — разместили на улицах, тогда бы появился какой-то минимальный шанс, что этот город заметят в мире, стал бы чуть больше. Хотя, возможно, уже слишком поздно…
— Но ведь все подряд не стоит ставить по городу?
— Когда появляется что-то новое, хотелось бы, чтобы присутствовала хоть какая-то осмысленность, чтобы она была доведена до какого-то градуса. Иначе культура превращается в унылое, простите, говно. А у нас как? Да, поставили. Да, стоит. Профессиональное сообщество называет его вот этим самым словом, а жители не обращают внимания. И главное, что место, где стоит скульптура, никак не означено...
— У нас в городе не так много мест, на которые можно ориентироваться. Назначить встречу можно у памятника Ленину на одноименной площади, у Мишки в Первомайском сквере… Про другие скульптуры, понатыканные по углам, никому ничего не известно.
— Я в этом году начинал вести канал на YouTube про паблик-арт, где беседовал с разными людьми, имеющими к этому отношение. Разговаривал с Эркеном Кагаровым, арт-директором Студии Лебедева. И он сказал как раз об этом. О том, что когда они работали с торговыми центрами, скульптурные объекты там были нужны для Обозначения Места. Чтобы в хаотичном бестолковом пространстве они играли роль ориентира. Ну, помните, как раньше объявляли по радио в ГУМе: «Потерявшиеся встречаются у фонтана»… И теоретики паблик-арта мне тоже потом говорили, что паблик-арт для таких целей подходит великолепно. Галерист Марат Гельман мне тоже писал как-то: «Это некий образ будущего. Можно на окраине города поставить какую-нибудь хренотень, и все сразу поймут, что это начало нового жилмассива».
— Старшее поколение у нас в городе по понятным причинам хорошо ориентировалось по карте вино-водочных отделов: «Под часами», «Под строкой», «Тринадцатый».
— А для иногородних подобные коммуникации всегда были совершенно непонятны. Нужны другие ориентиры. Подобная разметка пространства функциональна и интересна. Даже дурацкие, но привлекающие внимание объекты все равно могут дергать прохожего изнутри за какие-то струны.
— Хоть что-то из придуманного удастся осуществить в реальности?
— Я уже четыре года готовлю с молодежью один проект, — не знаю, получится ли его закончить к следующему году… Следующий «Молодой дизайн» мы решили проводить на двух площадках, на одной из которых как раз можно что-то такое устроить. И мне почему-то кажется, что все скульптуры должны быть обязательно золотыми.
— Кстати, почему в Новосибирске не организуют подобных масштабных проектов?
— Почему? Например, потому что нет денег, хотя денег нужно не так уж и много. Ведь мы не создаем ничего такого, что останется в веках. Вот повезло «Синим носам», что у них есть теоретик Шабуров, занимающийся их наследием и разными интеграциями, хоть память какая-то останется в истории.
— Отчего же Столица Сибири такая бедная?
— Новосибирск, по-моему, это такая яма, где никогда нет денег, потому что им просто неоткуда взяться. Вот поглядите, сколько всего интересного понаделали ребята из красноярского музея «Площадь мира»! А в Новосибирске что-то такое не сделаешь: властям это никак не интересно по определению, а промышленников у нас можно по пальцам пересчитать. В старые времена хоть к бандитам можно было пойти с какой-то идеей за деньгами…
Хотя в Siberian Kitsch теоретически можно вложиться как в бизнес-проект и поднять нормальные деньги. Опять же в преддверье всех предстоящих чемпионатов можно было бы понаставить по городу много забавных объектов, торговать оригинальной ювелиркой. Но только такой, чтобы приезжие понимали, что ничего подобного они нигде в мире купить не смогут, это есть только у нас.
— Кстати, ваши китчевые символы доступны для понимания даже международных народных масс. Сразу ясно, в чем тут шутка, да и смотрится красиво. Даже лучше, чем когда-то коврики с оленями.
— Да тут и понимать-то особо нечего. Например, взяли и скрестили снегиря с медведем — получилась вот такая хренотень. Ведь у нас в Сибири всё какое-то экзотическое и странное. Поставить странные объекты в городской среде — трудно, но осуществимо. Все мы постоянно ругаемся и жалуемся на трудности, да вот только от этого лучше не становится. Так что мне кажется, что надо просто что-то дальше придумывать. Времени и так мало осталось.
Николай ГАРМОНЕИСТОВ, «Новая Сибирь»
Фото из архива Олега Семенова
