«Студия 312», базирующаяся на третьем этаже ГПНТБ СО РАН, за год с небольшим стала одним из самых насыщенных культурных пространств Новосибирска
Обратная сторона «луны-души»
О «Студии 312» обычно говорят как об «альтернативном» пространстве. И в слове «альтернатива» нет ничего плохого, ведь, говоря по-русски, это всего лишь возможность выбора. Здесь можно познакомиться с андеграундной живописью и самиздатом, полистать редкие издания, привезенные из Санкт-Петербурга или Владивостока, встретить известных новосибирских или иногородних поэтов. Проще всего это осуществить в одну из суббот, когда деятели различных искусств предаются здесь обоюдоострым беседам и прочим увлекательным процессам. Изначально студия представляла собой литературно ориентированный проект, но достаточно быстро стала точкой притяжения для художников, фотографов, музыкантов, а также просто хороших и любопытных людей.
В очередную субботу в студии последовательно (а отчасти и параллельно) открылась выставка молодой художницы Кати Атамановой, прошла презентация книги стихов зрелого поэта Сергея Шубы и состоялись встречи с повидавшим виды странствующим алтайским художником Николаем Чепоковым (Таракаем) и с режиссером Вадимом Витовцевым, снимающим о Таракае документальный фильм.
Для Кати Атамановой это первая персональная выставка. Она отказалась от первоначального варианта названия «Безнадеги и лунное уныние» и назвала выставку «безымянной». Зато каждая ее работа сопровождается поэтическим названием: «Звери по комнатам», «Фазы луны и форма лица», «Гармония слона и тюленя» и т. д. Свой метод работы художница характеризует не менее поэтично:
— Хочется делать простые вещи. Я не знаю, как их делать. Я долго рисую животных. Я верю, они выведут меня на след.
Художник Константин Скотников заметил, что Кате повезло с местом проведения первой авторской выставки — ей, натуре поэтической, не избежать внимательной реакции на ее работы там, где собираются чуткие к проявлению всего живого поэты. Константин Арнольдович развернуто высказался и о самой выставке:
— Работы странные и не вполне понятные, но, кажется, что они такими и должны быть: именно странными и именно непонятными, как бы вызывающими вопросы, недоумение, растерянность… и даже тревогу. Передо мною вырисовывается феномен открытия (приоткрытия) сакрального — такого, которое не назовешь модным, поверхностным или внешним. Все представляемое является душеизлиянием вовне смутно переживаемого в глубине души. Часто люди походя заявляют: «Не лезь ко мне в душу!» Здесь же все наоборот: все темные стороны души — как бы обратная сторона луны-души — выведены на свет Божий, обнаружены, опубликованы, обнародованы.
Не всегда понятно (а в искусстве — как в жизни и как во сне), что это и почему именно так нарисовано. Кажется, что нарисована эта фантасмагория архетипов ради того, чтобы вывести духов тревоги из темной глубины на свет — в освещенное пространство белой бумаги и графики рисованных рассказов о тайнах и тайниках. Это своеобразный художественно-графический экзорцизм, изгнание из себя злых духов, тревожащих, корежащих, разъедающих художника изнутри, особенно беспощадных к начинающему художнику, действующему в состоянии становления и неопределенности, осторожно и болезненно ступающему босыми ногами по острым камням, шипам и иглам, как вынуждена была ступать андерсеновская Русалочка, вышедшая из моря на сушу, сменившая свой рыбий хвост на девичьи ножки.
После открытия выставки Атамановой Константину Скотникову был вручен новый номер петербургского литературного журнала «Ликбез» (что расшифровывается редколлегией журнала как «ликвидация безнравственности») с итогами лабораторной работы «Студии 312» по его картинам. Лабораторные работы стали одним из наиболее популярных форматов деятельности студии: новосибирские литераторы собираются в местах, не вполне, на первый взгляд, привычных для написания стихов (хотя, конечно, сложно сказать, какие места вообще являются привычными для этого) — в Музее науки и техники СО РАН, в закулисье театра «Глобус» или в католическом соборе — и пытаются их вербализовать, то есть создать художественные тексты, как-то связанные с местом в целом или с отдельными его фрагментами. Особенно выделяются в этом плане лабораторные работы по осмыслению «текста города», проходящие в отдельных районах Новосибирска — Расточка, Военный городок…
А стихи, написанные по мотивам картин, называются экфрасисами. В журнале «Ликбез» оказались собраны экфрасисы первого и второго рода: не только стихи, написанные поэтами по работам Константина Арнольдовича, но и выполненные им самим портреты поэтов в процессе написания стихов.
«Где был Феникс»?
Среди десятка авторов, принявших участие в этой лабораторной работе, был и литератор Сергей Шуба, в презентацию новой книги которого перетекло открытие художественной выставки.
Книга стихов Сергея Шубы «Где был Феникс» вышла в Кемерове в январе 2019-го под эгидой проекта «ЛитерА, Советский 40», инициированного кемеровским журналом поэзии «После 12» и Натальей Ибрагимовой и поддержанного Фондом президентских грантов. В рамках этого проекта в этом году будут изданы книги двадцати четырех поэтов из семи сибирских городов (Барнаул, Кемерово, Красноярск, Новокузнецк, Новосибирск, Омск, Томск). Среди авторов, книги которых готовятся к публикации, шесть новосибирцев (среди которых Юлия Пивоварова, Станислав Михайлов и Виталий Шатовкин).
Книга Сергея Шубы стала одной из первых в серии. Сам автор остался весьма доволен как своими кемеровскими гастролями, пришедшимися на конец января (премьерная презентация прошла в Кузбасском центре искусств под музыкальный аккомпанемент Владимира Чижика и художественную импровизацию Ольги Помыткиной), так и самой книгой.
— Почему, собственно, «Где был Феникс»? Раньше я хотел назвать книгу «Комната» и поместить туда все написанное за последние три года. Потому что комната — это пространство, в котором мы живем, в котором зачастую происходит рождение, становление и смерть. Но формат издаваемой серии немного обусловил меня — пришлось отказаться от длинных верлибров и стихов 18+. Так получилась книга в некотором роде «чистая» и «опрятная», лишенная какой-то одной, дорогой мне грани. Тогда и родилось это название — по строчке стихотворения, если его прочитать, становится все понятно.
Поэт и критик Сергей Васильев высказался о поэтике Сергея Шубы как о поэтике преодоления инерционности:
— Как известно со времен Виктора Шкловского, автоматизация съедает вещи, платье, мебель, жену и страх войны. Поэтика Сергея Шубы направлена на то, чтобы этой автоматизации поэзии любыми способами избегать. Этот эффект достигается множеством способов. Во-первых, это использование слов и образов, затрудняющих понимание текста, вынуждающих иногда обращаться к словарю или поисковику. Во-вторых, это использование в одном стихотворении рифм как четких, так и нечетких, вплоть до грани ускользания (например, «таксопарк-говорят», «кьянти-Первомайкой») и в целом постоянный обман рифменного ожидания. В-третьих, против автоматизации играет и ритм, зачастую ломающийся или меняющийся на протяжении одного стихотворения.
Стихи Сергея Шубы напоминают о том, что поэзия живет где-то на грани поэзии и не-поэзии, названного и неизреченного. Отсюда и странный, неожиданный образный ряд: конвой и матрос, альбатрос и лилипут, и рядом — подворотня Максима Горького, а дальше — джаз над Берлином.
ты как больной ребенок
копошился в своем углу
медвежонок щенок
и галчонок
сказали я не умру
к пистолету нету патронов
разрядился лазерный меч
кассета с Рембо четвертым
сгорела в машине у леса
сгорели и документы
и прочая вольная жизнь
а девочка пляшет
на дискотеке
и девочке снится принц
«От распахнувшей небо птицы еще качается сирень» и возникает тот самый «глубокий обморок сирени», а поэзия уже совсем в другом месте, как неуловимый хвост лангольера. Шуба бежит от поэзии, и это оказывается очень надежным способом: поэзия его настигает. В своей тихой охоте на стихи там, где их нет и быть не может, он наследует традиции знаменитых поэтов-скитальцев Велимира Хлебникова и Анатолия Маковского, актуализируя поэтику последнего в русле современной сибирской поэзии.
Стены «Студии 312» украшает портрет Маковского работы Олега Волова. По большому счету, именно с Маковского в Новосибирске полвека назад началась поэзия «второго авангарда». Его большой архив хранится в Сокуре у архивариуса новосибирской поэзии Евгения Иорданского, а имя этого поэта стало одним из знаковых для современных новосибирских авторов.
Недавно «Студия 312» учредила премию имени Анатолия Маковского — первую независимую литературную премию в Новосибирске. В студии установлен чемодан, в который поэты в течение года могут складывать свои рукописи (суммарно — не более четырех стихотворений в год), и трехлитровая банка, куда все гости студии могут помещать добровольные или принудительные взносы. По итогам года организаторы студии сформируют шорт-лист, а незаинтересованные эксперты из числа видных столичных поэтов выберут победителя, который и получит банку денег. Приносить рукописи и деньги можно с понедельника по субботу в рабочее время.
Есть где преклонить голову
Странным образом фигура Анатолия Маковского, как и образы многих других неприкаянных поэтов, срифмовалась с еще одним гостем — странствующим алтайским художником Николаем Чепоковым. Сам он предпочитает называть себя и подписывать свои работы именем Таракай, что в переводе с алтайского значит «странник» или «нищий бродяга». Это имя позаимствовано из Тастаркая — героя алтайского эпоса «Маадай-Кара», беспечного бродяги и весельчака, подобно которому уже много лет бродит художник по дорогам Алтая и Сибири, воссоздавая на холсте картины своих сновидений и реальных странствий. Его история в свою очередь становится объектом наблюдения режиссера-документалиста Вадима Витовцева, который следует вслед за Таракаем без малого восемь лет. Вместе они специально приехали в Новосибирск из Горно-Алтайска, и на встречу с ними пришло огромное количество самой разнообразной публики, которую при других обстоятельствах сложно представить собранной вместе.
Таракай рассказал о детдомовском детстве на Алтае в окружении духов гор, которых он впоследствии вновь увидел на картинах Филонова, о своем учителе Сергее Дыкове, о путешествиях на Восток (в бурятский дацан) и на Запад (в колыбель петербургского андеграунда) и аттестовал свою жизнь как глупое недоразумение, а картины — как зарисовки этих глупостей. Лукавое обаяние художника расположило всех собравшихся к беседе, напоминавшей застольную, только вместо кушаний на столе были разложены новые рисунки Таракая, в том числе и «дорожная карта» путешествия с Алтая в Санкт-Петербург и обратно — с городами-на-колесах, городами-лабиринтами и городами-несессерами.
Вадим Витовцев продемонстрировал новый трейлер к фильму «Сибирский странник» и поделился своими впечатлениями о работе с Таракаем:
— Первые съемки состоялись зимой 2010 года и велись на протяжении всего этого времени. На свои средства. Обдуманно, неспешно. По одному-двум эпизодам в год. Когда появлялась возможность поехать на Алтай, откуда я сам родом. Параллельно я работал в Москве на каналах «Россия», «Моя Планета», «Наука 2.0», занимался созданием независимых документальных лент «В тени больших деревьев», «Missing Girls: в плену Города Грез», «Песни длинных ветров», где выступал в роли автора сценария и режиссера. Это позволило получить большой опыт студийных и полевых съемок, а вместе с тем найти команду единомышленников-профессионалов вместе с которыми началась работа над фильмом «Сибирский странник», который тогда еще носил название «Глупый странник». Это связано было с изречением самого Таракая о том, что жизнь его «это глупая вещь по своей сути, а картины его — это глупые заблуждения бездомного бродяги-рисовальщика…» Не осознавая, на самом деле, какая колоссальная энергия заложена в его графических рисунках, которые передают дух Алтая, его первобытные легенды и мифы и жизнь современной Сибири.
Фильм снимался методом длительного наблюдения, по методу Роберта Флаэрти. С одной стороны, это дико растянуло процесс его создания. С другой стороны, позволило структурировать хроники многих лет съемок в осмысленный сюжет, в захватывающую историю, которую подсказала сама жизнь, а не фантазия автора и режиссера. Тем самым фильм превращается из документального роуд-муви в документально-анимационную поэтическую притчу с элементами магического реализма. Только вместо мифологии индейцев Южной Америки фильм будет перекликаться с эпосом Алтая…
Один из организаторов этой встречи, новосибирский режиссер Вадим Воронцов подытожил:
Увидеть автора документального фильма вместе с героем его фильма – это само по себе уникальное событие. А возможность увидеть автора и героя в момент, когда фильм еще только рождается, в процессе съемок, услышать их живой рассказ об этом – это уникально вдвойне. Родившаяся во многом спонтанно идея творческой встречи Вадима Витовцева и Николая Чепокова с новосибирцами стала основой для съемок отдельного, новосибирского эпизода фильма «Сибирский странник». Теперь зрители смогут увидеть в нем как воспринятый глазами художника Новосибирск превращается в его новые картины.
С появлением на карте Сибири «Студии 312» теперь есть где преклонить голову сыну человеческому, у художника здесь всегда найдется зритель, у поэта — слушатель, а у слушателя — поэт.
Уже 9 февраля, в ходе презентации книги стихов Екатерины Гилевой в рамках пректа проекта «ЛитерА, Советский 40», в студии состоится ее же лекция о графомании и наивной поэзии, экскурс поэта и книготорговца Андрея Жданова в мир научно-популярной литературы, телемост с московским поэтом Владимиром Салимоном и обсуждение стихов поэта Михаила Рантовича.
Антон МЕТЕЛЬКОВ, специально для «Новой Сибири»
Фото Сергея ШУБЫ, Антона МЕТЕЛЬКОВА и Вадима ВИТОВЦЕВА
