Новосибирская актриса рассказала «Новой Сибири» о ролях, гармонии и секретах хорошей формы.
ЯРКИЕ женщины, которые умеют проживать свою жизнь, — так характеризует свои героинь солистка Новосибирского музыкального театра Светлана Дубровина, отметившая в этом году 35-летие творческой деятельности. Биография артистки насчитывает более восьмидесяти ролей, и едва ли не каждый созданный ею образ кипит темпераментом, разит экспрессией, пленит необузданными страстями, удивляет сочетанием острого внешнего рисунка и глубокого лиризма. В финальной премьере минувшего сезона — мелодраме «Бесприданница» — Светлана Дубровина сыграла Хариту Игнатьевну Огудалову, даму крутого нрава и властной харизмы, за богатым жизненным инструментарием которой тщательно скрывается и свободолюбивая цыганская душа, и чувство собственного достоинства, и не самая завидная женская участь.
— Редкое интервью с вами не начинается с признания того, что Светлана Дубровина — «Софи Лорен новосибирской оперетты». Кто автор меткого и жизнестойкого сравнения?
— Сибирской Софи Лорен меня назвала Любовь Борисовна Борисова — педагог и директор Новосибирского театрального училища. Она сидела в составе приемной комиссии, когда я сдавала вступительные экзамены, и произнесла эту фразу. Я тогда даже не знала, кто такая Софи Лорен. А когда узнала, была приятно удивлена и отшучивалась, что это моя итальянская тетя.
— С чего началась ваша театральная история?
— Как у всех: с мечты, с семьи. Мы вместе с сестрой поступали в театральное училище. Но если Галочка хотела стать артисткой, то я пошла на экзамены только для того, чтобы ее поддержать, — за компанию. Я с детства хотела заниматься каким-то творчеством. Всегда пела, танцевала, сама записалась и закончила фортепианную школу. Была из тех, кто, как говорила моя бабушка, «на боку дыру вертит». Но даже не представляла, во что это выльется. Только став артисткой, поняла природу своих интересов.
— Вы окончили драматическое отделение, но стали артисткой театра оперетты. Как это произошло?
— Мы с сестрой учились на актрис драматического театра. На выпускные экзамены, как тогда было принято, приезжали «сибирские купцы» и разбирали понравившихся артистов. Галочку пригласили в Барнаул, и она уехала. А меня барнаульская драма напрасно ждала три года. Но судьба сложилась иначе. В дипломном спектакле «На всякого мудреца довольно простоты» я играла Клеопатру Львовну Мамаеву, и Элеонора Титкова, которая тогда возглавляла Новосибирский театр музыкальной комедии, увидела меня и сочла, что ее театру нужна такая актриса. Пела я тогда любительски, хотя до театрального училища окончила музыкальный колледж, и все же решилась предложение принять. В драме мне всегда не хватало музыки и танцев.
— В какой театр вы пришли, и какие изменения произошли с теперь уже экс-театром музыкальной комедии за эти годы?
— Я пришла в другой театр. Тогда на сцене было больше классики, сейчас театр уплыл в мюзикловое плаванье. Но ничего удивительного в этом нет. Меняется время, меняется ритм, меняется зритель. Раньше в наш театр чаще ходили люди среднего возраста, теперь все больше ходит молодежь, что лично мне очень нравится. Изменились декорации и технологии. Открылись новые возможности для реализации постановочных замыслов. Я пришла в Музыкальный театр, когда он был проще, наивнее и скуднее в плане выразительных средств. Зал был не на 700, а на 900 мест. Мы пели без микрофона и пытались озвучить голосом все пространство. Сейчас технически работать с залом проще, хотя микрофон не всегда может передать все обертона. Стали другими и люди. Мне очень нравится сейчас наш коллектив — доброжелательный, молодежный.
— И нет конкуренции и эйджизма?
— Нынешняя молодежь не конкурирует ни между собой, ни со старшими коллегами. По крайней мере, я еще ни разу не почувствовала подвоха с их стороны. У нас в театре пространство любви и семейственности. Для меня здесь абсолютно безопасное место, где я могу открыто заявить о своих чувствах, и никто надо мной не посмеется. Это очень важно — иметь возможность быть искренней и самой собой.
— Когда-то в интервью вы посетовали: все время приходится играть каких-то стерв. Смирились со сценической кармой, или эти переживания до сих пор актуальны?
— С того интервью прошло столько времени... Во мне многое изменилось. И к стервозности мое отношение тоже поменялось. Ведь что такое стерва? Женщина с ярким характером, любящая себя больше, нежели других.
Мне нравятся женщины с ярким характером, которые умеют проживать свою жизнь. У них есть чему поучиться, да и в качестве сценических образов они отлично дополняют мой характер. Это по молодости лет мы играем в хороших девочек, которые хотят всем нравиться, а когда получаешь жизненный опыт, вместе с ним приобретаешь свободу. Больше не надо никому ничего доказывать. Можно общаться только с теми людьми, кто тебе приятен. Начинаешь разбираться в себе, любить себя и достигаешь определенного равновесия.
— На сцене ваши образы чаще всего далеки от равновесия. Вспомним, например, вашу маму Людмилы, главной героини рок-мюзикла «Фома». Сцена, в которой она на пороге коммуналки под утро встречает влюбленную дочь, стала одним из самых запоминающихся эпизодов спектакля.
— «Фома» — четвертая работа Филиппа Разенкова в нашем театре. Он представитель нового поколения режиссеров, удивительно талантливый человек, и мне очень нравилось с ним работать и в «Римских каникулах», и в «Отпетых мошенниках», и в «Фоме», на площадке которого была какая-то особенная атмосфера. Я никогда не была поклонницей песен Шевчука, а здесь для меня случилось настоящее открытие — настолько глубокие, философские и интересные тексты у него оказались.
Мне достался эпизод с матерью. Казалось бы, каких-то семь минут на сцене и всего пять фраз, через которые нужно рассказать историю моей героини. Задача непростая, но мы это сделали. В нашу сцену вмещен быт, который помнят все женщины советского периода. А несколько незамысловатых реплик передают всю боль, тревогу и волнение, которые поймет каждая мать. Только мама знает, что такое стоять в три часа ночи у окна и ждать. Срываться при встрече на крик. Сейчас это кажется диким, а предыдущее поколение матерей именно так выражало свою любовь: сначала накричать, потом приласкать. По-другому они не умели. Я тоже познала радость материнства. У меня замечательный сын. Но, слава богу, он мне не привносил в жизнь таких сюрпризов.
— Порой зрителям кажется, что жизнь артиста проходит только на сцене — от спектакля к спектаклю.
— Нам тоже иногда так кажется. В этом году я отметила 35-летие творческой деятельности и честно скажу, эти годы пролетели как одно мгновение. Ты работаешь и работаешь, сезон сменяет сезон — бесконечное творчество. Оглядываешься и не понимаешь: как, уже 35 лет прошло? А вроде все началось только вчера.
— Можно сверять часы по ролям. Сколько десятков героинь в вашем репертуаре?
— Я не считала роли, но люблю всех своих героинь: Донна Анна в «Доне Жуане», Паулина в «Страстях святого Микаэля», Мариэтта в «Баядере», Габи в «Восемь любящих женщинах», Текле в «Хануме», графиня Вереберг в «Римских каникулах». И про каждую могу рассказать. Прекрасные роли, и я благодарна, что мне удалось их сыграть. Когда выпускаешь спектакль, только примериваешь роль, но чем больше показов, тем ближе она тебе становится. С каждым спектаклем ты все крепче присваиваешь образ, все дальше отходишь от себя и все ближе подбираешься к героине.
— Год назад в вашем репертуаре появился персонаж, который очень сложно увязать с вашей яркой внешностью и неиссякающей молодостью, — баба Шура в музыкальной комедии «Любовь и голуби». Вы были готовы к резкому переходу на возрастную роль?
— Баба Шура — моя любимая роль. Я настолько ее боялась, насколько сейчас люблю. Да, для меня это переходная роль. Характерная, но уже и возрастная. Но я не натягиваю на себя 70 или 80 лет. Сколько получается — все мои. Грим, косынка — и пошла на сцену.
Когда мы только приступили к репетициям, меня смущал тот факт, что у всех на слуху ставший классикой фильм, где бабу Шуру блестяще играет Тенякова. Кажется, лучше нее сыграть невозможно. Но, подумав, я решила, что лучше играть и не надо. Нужно сыграть так, как смогу исполнить эту роль только я. Вот и получилась моя баба Шура — очень живая, наивная, открытая, но с огоньком, со своей звонкой интонацией, со своей болью и любовью к старому дураку Митюнюшке. Очень люблю этот материал. К сожалению, в репертуаре нашего театра мало историй про героев из народа. Не все зрители такое любят, но такие спектакли в афише должны быть. Это просто, понятно, искренне и всегда откликается.
— Что должен сделать артист на сцене, чтобы душа зрителя откликнулась на его призыв?
— Артист должен быть искренним, заразительным. Должен делиться со сцены своими чувствами. Мы ведь выходим на подмостки не с пустыми руками. Мы выходим, чтобы поделиться своей радостью, любовью, эмоциями. Самое прекрасное, когда зритель дышит с нами, и мы дарим ему новые впечатления. Происходит колоссальный энергетический обмен. Жизнь — это коллекция впечатлений. Именно ради этого и стоит приходить к нам в театр. Ничего другого делать не нужно. Просто сидеть в кресле и получать удовольствие.
— А что нужно для того, чтобы получать удовольствие от жизни?
— Радоваться тому, что у тебя есть, и быть довольным собой. Это касается и души, и тела. В юности я была перфекционисткой, а сейчас отпустила себя. Я делаю то, что просит моя душа, то, на что мне никогда не хватало времени. Раньше я не умела рисовать. Но лет шесть назад сын подарил мне мастер-класс по рисованию. С тех пор рисую натюрморты. Люблю составлять композиции из цветов и сухоцветов. Пытаюсь разводить на дачном участке розы, но они требуют большого ухода, внимания и любви. А я все еще люблю свою профессию и не готова отдавать цветам все свое время.
— На что в вашей жизни всегда находится время, кроме театра?
— На йогу. Я поздно узнала о йогических практиках, но уже лет 12 коврик для йоги всегда со мной. Это сейчас вокруг множество фитнес-центров, студий, а в наше время ничего подобного не было.
— Что помогало сохранять форму?
— Мама-природа. Меня всегда устраивало мое тело. Я искренне не понимаю девочек, которые страдают по поводу вдруг появившегося животика. Ну и что, что он появился? Это же мой животик. Он — прекрасен. Тело — храм моей души, где я помещаюсь. Нужно принимать его таким, какой он есть. А еще я не люблю сидеть на месте. Летом мы с мужем катаемся на велосипедах. Зимой по выходным, когда есть время, ходим на лыжах по Заельцовскому парку. Очень люблю путешествовать. Однажды на музыкальном вечере в Германии, где я пела, меня спросили: как вам удается всегда быть в форме? Да никак — говорю — танцуйте свою жизнь и радуйтесь!
Марина ВЕРЖБИЦКАЯ, «Новая Сибирь»
Фото Дарьи ЖБАНОВОЙ и Виктора ДМИТРИЕВА
