В Международный день театра в «Красном факеле» прошла творческая встреча с главным режиссером театра.
МОДЕРАТОРОМ выступила известная телеведущая Анастасия Журавлева. В переполненном малом зале Тимофей больше часа отвечал на вопросы. Публика также увидела отрывки из оперы Дворжака «Русалка», поставленной новосибирцем в начале марта на сцене Большого театра.
— Ваша визитная карточка — спектакль «Три сестры». Согласны?
— Пожалуй. Этот спектакль дался нам тяжело. И его невозможно нигде повторить, кроме «Факела». Репетировали его два года. А все началось с того, что у меня возникла бредовая идея — поставить спектакль по классике на языке глухонемых. Пригласил педагога для артистов. Несколько месяцев они репетировали. Я посмотрел — и рискнул взяться за Чехова. Рад, что мы достигли определенного результата. Видите ли, обычно спектакль ставится за 6-8 недель. Мало где тебе дадут больше. В другом театре за время работы над «Сестрами» можно было выпустить 5-6 спектаклей…
— А как вы добились слаженного актерского ансамбля в «Детях солнца»?
— Я хотел добиться подробной бытовой правды. Поэтому артисты репетировали сами — не в театре, а в квартире, актерском общежитии. Я следил за ними по видеотрансляции. Актерам очень помогло то, что они не знали точки, откуда на них смотрят, не понимали, как им работать на публику. Интересно, что эту пьесу Горького очень редко ставят у нас. В Германии она идет едва ли не в половине театров.
Еще немного о команде. Для меня очень важно сотрудничество с единомышленниками. С художником-постановщиком Олегом Головко я сделал все свои спектакли, за исключением двух ранних. Сейчас плотно сотрудничаю с тремя драматургами — Романом Должанским, Ольгой Федяниной в драме и Ильей Кухаренко в опере. Их задача — задавать режиссеру неудобные вопросы. Роль драматургов велика. К слову, в той же Германии в каждом театре есть шеф-драматург и 5-6 помощников.
— Какие краснофакельские спектакли вызывают у вас слезы?
— Слезы бывают разные... (Улыбается.) В принципе, я очень редко плачу, просматривая спектакль или фильм. Вспомнил: я плакал над сценой в «Тангейзере», когда мать молилась, понимая, что сын не вернется к ней…
— Мы беседуем в день показа концертной версии «Тангейзера» в рамках Транссибирского арт-фестиваля. Вернется ли эта опера на новосибирскую сцену?
— Честно говоря, слушать довольно нудную музыку Вагнера — очень скучно. Эту оперу лучше смотреть — так считал и сам композитор. Возможен ли новый «Тангейзер» в НОВАТе? Для этого как минимум должно смениться руководство театра. Но в другой стране я бы, пожалуй, поставил этот материал, кое-что подкрутив по режиссерским делам.
— Вы ставите очень известные оперы — «Тангейзер», «Риголетто», «Князь Игорь». С популярной музыкой работать легче?
— Для меня не важна степень популярности музыки. Что ставить в оперных театрах, обычно решает руководство и затем приглашает режиссера. А в драматических театрах, как правило, пьесу выбираю я.
— В вашем спектакле Театра наций «Иванов» играют Елизавета Боярская, Виктор Вержбицкий, Игорь Гордин, Евгений Миронов, Чулпан Хаматова… Трудно со звездами?
— Наоборот, очень комфортно. Это все суперпрофессионалы. И всю свою звездность, заслуги, достижения участники спектакля оставляли за дверями репетиционного зала.
— Интересно ли вам попробовать себя в кинорежиссуре?
— Мне предлагали снять картину, был даже сносный бюджет. Но, как мне кажется, я не обладаю нужным инструментарием для работы в кино. На кинорежиссера нужно учиться.
— Привлекают ли детский, уличный, кукольный театры?
— Особого желания зайти на эти новые для меня территории нет. Мне вполне хватает драмы и оперы.
— Есть ли пьеса, которую очень хочется поставить?
— Нет. И никогда не было. Иногда режиссеры говорят: «Эту пьесу я мечтал поставить полжизни!» Не мой случай.
— К слову, об опере. Зачем вы осовременили «Риголетто» в немецком Вуппертале?
— Это мое кредо: я не рассказываю о том, что было когда-то очень давно. В «Риголетто» у Верди великая музыка, но не собранный сюжет. К примеру, Джильду закалывают кинжалом, а 20 минут спустя она говорит, что убита. С медицинской точки зрения это невозможно!
Я придумал, что Герцог — глава победившей на выборах партии «Единая Мантуя». А Риголетто — не шут, а успешный пропагандист, политтехнолог и телеведущий. Его дочь Джильда — умственно отсталая девушка, вот почему ее прячут ото всех. В финале ее убивает отец — чтобы не повредила его политической карьере...
— Ваш новый спектакль — опера «Русалка» Дворжака в Большом театре. Что скажете о нем?
— Честно говоря, это мой самый наглый спектакль. Первое действие оставляет впечатление спектакля, поставленного полвека назад. То есть публика видит абсолютно традиционное решение. Кому-то даже может показаться, что режиссер Кулябин сошел с ума. (Улыбается.) Во втором действии Русалка — забитое созданье, а Принц — этакий мажор. Он затевает свадьбу как стеб, и это уже криминальная история про сегодня, когда Принц в наркотическом угаре изменяет своей невесте у нее на глазах. Третье действие разворачивается одновременно на двух ярусах. На верхнем — воображаемая Русалкой сказочная реальность, а на нижнем — психбольница с подкупом главврача и другими событиями. То есть на сцене жуть и красота одновременно. Сложность для актеров в том, что они не видят друг друга на разных ярусах и ориентируются только на музыку.
— Считаете, эта постановка — долгожитель?
— В Германии нет такого, чтобы спектакли шли по 5-10 лет. В театре, где ставил я, выпускается 28 премьер в год — на пяти площадках. Это конвейер, разумеется, и спектакли исчезают из репертуара очень быстро. Моя «Нора» прошла в Цюрихе 16 раз. Для Швейцарии это нонсенс, премьерных спектаклей там обычно не больше десяти. К слову, в конце мая «Нору, или Кукольный дом» по знаменитой пьесе Ибсена можно будет увидеть в Санкт-Петербурге, спектакль специально восстанавливают для поездки в Россию.
— В Москве вы ставили только в Театре наций и в Большом. Есть ли еще труппы, с которыми вам было бы интересно посотрудничать?
— Для меня самая интересная труппа — в театре «Красный факел». Здесь есть где развернуться. В следующем году ставлю в Берлинском театре, где тоже весьма мастеровитые артисты…
— Вам часто диктуют условия?
— Бывает. В опере Цюриха меня поставили перед фактом: главные партии петь будут конкретные люди. А вот, к примеру, на роль Риголетто в Германии я хотел взять именно новосибирца Павла Янковского. Рад, что мне пошли навстречу.
— Для вас важно быть понятным для зрителей?
— (После паузы.) Да.
— И все же ваши спектакли не всем ясны от и до. Что посоветуете неискушенной публике?
— Влезть в голову каждого зрителя невозможно. Я ставлю то и так, что было бы интересно мне. Расскажу байку про спектакль KILL, где на экране весь спектакль — Творец крупным планом. В антракте слышу разговор двух театралок: «Вот «Онегин» кулябинский — это порнография, а тут совсем другое дело: может ведь, когда захочет! Я только не поняла, кто это неотрывно смотрит на сцену?» — «Автор, кто еще!» (Улыбается.) Как бы то ни было, я все равно люблю краснофакельскую публику.
Юрий ТАТАРЕНКО, специально для «Новой Сибири»
Фото Анастасии ГРОСС
