Василий Уриевский: Люди не видят, что у них под носом!

Главный театральным фестивалем осени в Новосибирске стал «Хаос» ‒ международный фестиваль актуального искусства, в программе которого прекрасным образом оказался яркий и острый спектакль «Lё Тартюф. Комедия» московского Театра на Таганке. Роль чудаковатого «слепца» Оргона исполнил Василий Уриевский — актер и музыкант, не только объездивший с концертами всю Россию от Калининграда до Владивостока, но и сделавший неожиданно искрометными эфиры нескольких популярных телешоу. О работе в легендарной Таганке, коварстве небесных краников и актерской свободе Василий Уриевский рассказывает в интервью «Новой Сибири».

— Василий, предлагаю поговорить, меняя регистры – о театре, музыке и просто жизни. Рискну предположить, что ваше любимое число – 11.

— Угадали!

—  Вы ведь родились 11 числа 11 месяца, даете концерты 11-й год – с 2011-го, в альбоме «Тыщ-Ты-Тыщ» – 11 треков… Поди и к футболу неровно дышите, раз там в команде 11 человек?

—  А вот сейчас не угадали. Про футбол я ничего не знаю. Ничего не понимаю в нем. Соответственно, отношусь к нему совершенно спокойно. Знаю только названия некоторых команд: «Зенит», «Спартак», «ЦСКА». В Саратове когда-то был «Сокол». Не уверен, есть ли сейчас эта команда. Наверное, есть – куда она денется…

— Бог с ним, с футболом. Скажите лучше, насколько легко было человеку, вроде как завязавшему с театром, точнее, с саратовским кукольным, войти в труппу столичного Театра на Таганке?

— Тяжело. Сейчас вдруг понял: это же было пять лет назад! Да, мой первый спектакль в этом театре уже отметил первый юбилей. Так что первое волнение прошло. Но год-два ощущал себя не то, чтобы не в своей тарелке… Было очень волнительно. Зажим был на репетициях, перед каждым выходом на сцену: тут легендарная Таганка, а я кукольник из Саратова, 10 лет ничего не игравший. Периодически выходил на сцену с песнями, но это совсем другое. Был дикий страх не оправдать доверия. Боролся с ним, как мог. Наверное, что-то получилось, раз меня не уволили (смеется).

— Ваш коллега, актер и музыкант Игорь Растеряев решил не возвращаться в театр. А вы почему решили возобновить актерские дела?

— Для спектакля «Вий» искали актера и музыканта. Меня пригласили – я не отказался. Что я, дурак, что ли? В отличие от Игоря Растеряева я не закрывал дверь в актерскую профессию. Наоборот, я постоянно хотел вернуться в театр. И верил, что когда-нибудь окажусь на хорошей сцене хорошего театра и буду играть в хороших спектаклях. И дождался: сначала «Вия», потом стал репетировать в «Чайке» Тригорина и в «Старшем сыне» Бусыгина.

— Ваш Бусыгин – поющий. А в Саратове ваши Волк с Кощеем тоже пели?

—  Нет (улыбается). Хотя нет, Волк в «Трех поросятах» пел, но не моим голосом, это была фонограмма, записанная сто лет назад! А в «Старшем сыне» я не только пою под гитару, в этом спектакле еще звучат мои песни. В «Вие» мы поем, но уже не мои песни. И в «Тартюфе» у меня есть одна песенка…

— Вся страна помнит актера, певшего свои песни на Таганке. И вот пришло другое поколение. Наверное, только Вениамин Смехов по-прежнему служит в театре?

— Смехова нет в штате, но он играет в одном или двух спектаклях, «Флейта-позвоночник» и «Нет лет». Идут они очень редко: пару раз в сезон. Правда, периодически он выезжает с ними на гастроли.

— Вы играете в «Чайке» в паре с директором театра, Ириной Апексимовой. Это дает дополнительные ощущения?

— Это был еще один стресс для меня (смеется). Я всего полгода в театре, еще не в штате – и тут предложение сыграть Тригорина. А в этом спектакле нужно целоваться с Ириной Викторовной… У меня тряслись руки и пересыхало в горле. Наверное, это было всем очень хорошо заметно.

— Партнерша вам помогала освоиться?

— Рядом с Апексимовой всегда очень комфортно. На площадке она и поддерживает, и подстраивается под партнера. Вообще, есть две Апексимовых – директор театра и актриса.

— Погодите, так и Уриевских парочка наберется: вы и актер, и музыкант. Продолжим тему адаптации. Практически в каждом столичном театре служат известные актеры. С кем из них у вас сложились дружеские отношения?

— В нашем театре? К примеру, с Игорем Лариным теплые, милые отношения. С Пашей Комаровым тоже хорошо общаемся. И с Ларисой Долиной. Она играет в мюзикле «Суини Тодд», я в нем не занят. Вообще, Долина довольно часто приходит в театр – на другие спектакли, на наши праздники: юбилеи, закрытие сезона. Услышала, как пою в «Старшем сыне», и сказала, что ей сильно понравилось.

— В репертуаре Таганки есть также спектакль-концерт «Необарды» с вашим участием…

— Вот на нем Долина еще не была. Концерт прошел только два раза. Надеюсь, после Нового года мы еще споем. Приглашу Ларису Александровну обязательно. Правда, у нее очень напряженный график выступлений.

— А еще у вас идет спектакль «Восемь», поставленный выпускником НГТИ Сергеем Чеховым. Видели, есть впечатление?

— Это один из тех спектаклей, которые я еще не посмотрел. «Восемь» я видел только на сдаче режиссерской лаборатории. Но мне все говорят: посмотри теперь – спектакль совсем другой.

— Много ли на Таганке спектаклей, в которых вы не заняты, а хотели бы играть?

— Есть такие. К примеру, недавно вышел спектакль «Урожай» по пьесе Павла Пряжко. После премьеры вышел из зала и подумал: «Эх, я бы тут был на месте…»

— Кто вводил вас в любимовский спектакль «Мастер и Маргарита»?

— Я там не играю. Просто однажды заменил Юрия Смирнова, когда были ограничения по выходу на работу людей старшего поколения. Сыграл раза четыре в маленьком эпизодике. Ответственным за ввод был Анатолий Исаакович Васильев.

— Этот спектакль – многонаселенный. Одна большая общая мужская гримерка в театре – это плюс или минус?

— Ой… Я не знаю. Недавно смотрел интервью с Апексимовой, где она затронула и эту тему. Скорее всего, общая гримерка – это минус, такого не должно быть. В ней как минимум тесно.

— А если кто-то выпивает – «наверное, это всем очень хорошо заметно»?

— Мы не выпиваем, нет. Разве что изредка после спектакля, но не в театре (улыбается).

Вообще-то, большая гримерка лично мне нравится – шумно, весело. Такая же история была и в саратовском «Теремке». Правда, комната была поменьше, там мы сидели вдесятером просто на головах друг у друга.

— В тесноте, да не в обиде?

— Конечно. Если рассаживаться по двое по отдельным комнаткам – дух актерского братства испарится.

— Прошу прощения, а вы все интервью с директором Таганки читаете и смотрите?

—  Не все. За последнее время их вышло несколько – я посмотрел только одно. На страничке театра в Инстаграме постоянно выкладывают новости. К примеру, видел ссылку о том, что мой партнер по «Тартюфу» Артем Будиков снимается в большой роли в сериале. Кликнул, прочел. Интересно же.

— К слову, о «Тартюфе». Ваш персонаж Оргон не видит плохое в Тартюфе. Что ему мешает раскрыть глаза на проходимца?

— —Тартюф очень убедительно врет. А Оргон очень доверчив. Но он верит только Тартюфу. И не прислушивается ни к кому из своего ближнего круга.

— Вы когда-то занимались пантомимой. Пригодились ли эти навыки в работе над этим спектаклем?

— Да. И я очень этому рад.

— Что было самым сложным на репетициях?

— Да как-то все шло легко! Работал с удовольствием. Хотя… У всех героев спектакля довольно нестандартная манера речи. Поймать ее было непросто. Мы ходили на речевые тренинги – и работали поначалу не с текстом Мольера.

— В одном из интервью вы признавались, что имеете слабый бицепс. Удалось подкачать?

— Я такое говорил? (смеется) Не удалось! (смеется).

— Чей режиссерский метод вам ближе – Юрия Муравицкого, поставившего «Тартюфа», или Дениса Бокурадзе, автора спектакля «Старший сын»?

—  Это абсолютно разные режиссеры. И выбрать не могу. Приятно работать было с обоими. И Юрий, и Денис добивались от актеров максимальной свободы – в определенных рамках, разумеется.

— Герой пьесы Вампилова, Бусыгин, почти весь спектакль обманывает бедного Сарафанова. А вам в жизни часто приходится говорить неправду?

— Слава богу, сейчас это случается гораздо реже (смеется). В основном неправда была связана с личной жизнью. В итоге, дважды разведясь, больше о лжи не помышляю: нахожусь в третьем и – тьфу-тьфу-тьфу – счастливом браке.

— С одной стороны, никогда не говори никогда. А с другой – где актеру искать свою вторую половинку – разве что в соседней гримерке?

—  Мы как раз вчера обсуждали это со знакомым актером. Я сказал ему, что действительно проще встретить свою будущую супругу в театре. Но мой опыт показал, что гораздо спокойнее, удобнее, приятнее жить с человеком, не имеющим отношения к театру (улыбается). С актрисами интересно, но лишь поначалу: актеры и актрисы ведь все сумасшедшие. И очень быстро два актера в семье начинают выносить друг другу мозг. К слову, обе мои бывшие жены не были актрисами.

— Вы общаетесь?

—  Да. С одной не вижусь, но судя по переписке, мы в хороших отношениях. Все конфликты вроде бы улажены.

— А на сцене все строится на конфликтах. При этом Оргон доверчив, Бусыгин пытается не врать. А ваш Тригорин какой?

— Слабый.

— Слабый писатель?

— Нет, как литератор он хороший ремесленник. Крепкий средний писатель, беллетрист. А вот человек – слабохарактерный. Но я и сам такой. Я и говорил, как Тригорин, и поступал, как он. Трудно заставить себя что-то сделать. Но еще сложнее заставить себя чего-то не делать. Тригорин же мог не влюблять в себя Нину Заречную, но решил поиграться с ней, а потом вернуться к Аркадиной.

— А в чем сила Тригорина?

— Он очень харизматичный. Он умеет соблазнять. Строит из себя умного красавца, ловеласа. Неплохо пишет, судя по парочке цитат, и прекрасно знает свои литературные недостатки. Справиться с ними не может, но особо не расстраивается, пишет дальше. Это как в музыке. На заре своего творчества можно написать одну-две-три хорошие песни. А потом словно перекрывается небесный краник. Начинаются самоповторы, различные эксперименты, но это все не то. С другой стороны, всегда творить гениально способен далеко не каждый.

— Почему театрам до сих пор интересны Мольер, Чехов, Шекспир?

— Ту же «Чайку» действительно ставят постоянно. Но я видел только спектакль Бутусова в «Сатириконе». Там и Тригорин совсем другой, и вообще все совсем другое! (смеется). Еще смотрел телеспектакль с Юрием Яковлевым. И мне трудно понять, почему режиссер решил, что Тригорин – почти старик, хотя у Чехова написано, что ему сорок не скоро. Давайте посмотрим на ситуацию с другой стороны. Да, в репертуарных театрах много классики. Но ставятся и современные пьесы – Сигарева, Пулинович, Пряжко. То есть некий баланс нового и проверенного временем. Такие пьесы, как «Вишневый сад» или «Отелло» недавно поставлены на Таганке и будут продолжать ставиться. Почему? Во-первых, они прекрасно написаны. Темы, которые в них затрагиваются, актуальны и сейчас. Во-вторых, имена знаменитых драматургов привлекают публику. Шекспир это уже бренд.

— Как вам кажется, есть ли что-то общее у Таганки 70-х и сегодняшней?

— Думаю, да. Это молодость, смелость, дерзость, энергия. Актуальность.

— Вы уверены, что Мольер в ХХI веке актуален?

— Уверен, его пьеса «Тартюф» актуальна и сегодня – поскольку сплошь и рядом люди, которые не видят того, что творится у них под носом…

— Есть ли кредо у нынешнего Театра на Таганке?

— Не возьмусь сформулировать так вот сразу…

— Хорошо, переадресую свой вопрос Ирине Апексимовой. А пока продолжим. Может быть, вам известно кредо необардов?

— «Как получится, так получится!» (смеется) Есть и другие, их у нас много. «Необардам главное не обосраться!» (смеется).

— Вас пока четверо в этом движении. Это много или мало?

— Так звезды сошлись, что возник наш квартет. Никто этого специально не придумывал. Необарды – идеальный набор музыкантов. Есть четыре времени года, четыре стороны света – Север, Юг, Запад, Восток, четыре стихии – Земля, Небо, Вода, Огонь.

— Знаменитый советский поэт Евгений Евтушенко любил повторять, что он был пятым в «Битлз». А у вас есть пятый? Кто это – Алексей Иващенко?

— Много тех, кто в начале благословил нас, всячески поддерживал. Крестным отцом проекта называем Максима Леонидова. Не могу не отметить вклад Алексея Иващенко, Алексея Кортнева, Андрея Макаревича, Олега Митяева.

— В Москве уже появились необарды – а как скоро появятся неоактеры?

— Думаю, они давно среди нас (смеется).

— Когда-то вы назвали себя бардом-фриком. Как вам кажется, именно за ними будущее авторской песни?

—  Да нет, конечно! Я почему себя так назвал? Чтобы уточнить, что я – это не совсем классическая авторская песня. В этом жанре много направлений. Все они имеют право на существование. Есть такой музыкант – Бранимир. Он делает совершенно не похожие на меня вещи. И это по-своему прекрасно.

— Пожалуй, сегодня самый популярный человек с гитарой – Семен Слепаков. Как к этому относитесь?

— Мне кажется, пик своей славы он уже миновал. Но странным его успех не назовешь: он пишет юмористические и сатирические песни – доступные для понимания очень многим. И у него есть отличная площадка, чтобы популяризировать это направление – «Камеди клаб». Мне гораздо ближе творчество Олега Григорьевича Митяева. Несколько лет был очень большим его фанатом. Пел много песен из его репертуара. Что-то уже подзабыл, но штуки четыре могу исполнить хоть сейчас.

— У Митяева тоже не сказать, что особо сложные песни…

— Он просто попал в нужное время в нужное место. Вот и я услышал Митяева в том возрасте, когда нуждался в его песнях. У него необыкновенный голос. Митяев, когда поет, словно гладит по голове и говорит, что все будет хорошо. А я тогда был подростком и все у меня было плохо. И я нуждался в утешении.

— А книги вас не утешали в юности?

— Не очень. Я любил читать фантастику. Она помогала улетать в другие Вселенные, но не утешали.

— То, что читает актер Уриевский и то, что читает бард Уриевский – насколько это разная литература?

— Они оба мало читают! (улыбается). Свободного времени не так много, поэтому переключился на аудиокниги. Недавно послушал Глуховского – сначала «Пост», затем «Метро» и «Пост-2».

— В клипе на «Песню ни о чем» вы отвели душу, сыграв множество крошечных ролей. Перечисляете много того, что вокруг вас «ни о чем», но далеко не все, как мне кажется. А театр тоже ни о чем?

— Ну нет! Для меня, как ни банально это прозвучит, театр – это жизнь. Не представляю себя сегодня без театра. Но и без музыки тоже. Только не спрашивайте, что важнее! (смеется) Не могу и не хочу выбирать что-то одно. Скажем так: я актер Таганки и у меня все на своих местах.

—Нет ли тут парадокса? Актер исполняет волю режиссера, драматурга, зависит от партеров, а музыкант пишет песни и сам их поет, как бог на душу положит. Как это вы сочетаете?

— Актерство – моя работа. В театре есть свои правила, их необходимо соблюдать. Кроме того, нередко возникает сотворчество у актера с режиссером, ‒ это особый кайф.

— Когда и при каких обстоятельствах впервые взяли в руки гитару?

— Мне было лет 14, и я начал слушать группу «Нирвана». И захотел научиться играть на гитаре. Стал приставать к родителям, чтобы купили инструмент. У друзей были гитары, а у меня нет. Уговаривал полгода. Получил в подарок, наконец. Первая песня, которую сыграл, была «Белый снег, серый лед» Виктора Цоя. Потом начал пробовать сочинять свои.

— Как быстро они сочиняются?

— По- разному. Есть песни, написанные за пару часов. А какие-то писал год.

— Пандемия – время для написания новых песен?

— Да. А еще я во время локдауна с интересом прочел огромный том Евгения Гришковца «Театр отчаяния. Отчаянный театр». Особенно понравились места, где он вспоминает о том, как занимался пантомимой.

— Гришковец – известный мастер на все руки. А вам интересно написать моноспектакль и сыграть в нем?

— Да. Думаю, текст был бы основан на автобиографическом материале, но мне будет необходим режиссер.

— Чем запомнилось участие в телешоу «Голос» в команде Лепса?

— Мое пребывание на этом проекте оказалось слишком коротким. Своего наставника я, можно сказать, практически не видел. Просто хотелось сделать интересный номер.

— Вы приезжаете в Новосибирск далеко не впервые. На какой город он похож больше – на Саратов или Москву?

— (Задумывается). Новосибирск – нечто среднее. С одной стороны, здесь больше современных красивых зданий, чем в Саратове. То есть архитектурой Новосибирск больше похож на Москву. Но при этом здесь есть и то, чего много в Саратове: маленькие домики, купеческие особнячки. Размах, конечно, у вас не саратовский – столица Сибири, что говорить.

— Какого памятника не хватает Москве?

— Наверное, москвичам. Коренным.

— Все ли ваши актерские мечты сбылись?

—Нет, конечно. Успешной актерской кинокарьеры я еще не построил. Знаю, что алгоритмы работы в кино, сериалах и театре различаются. Интересно в этом разобраться на практике. Сотрудничая, к примеру, с таким режиссером, как Эмир Кустурица. Если же говорить о российских режиссерах… Когда Юра Муравицкий будет снимать кино, очень бы хотелось, чтобы он меня позвал. И у Юрия Быкова снялся бы с удовольствием.

— У вас скоро день рождения. Какие подарки любите получать?

— Хорошо, когда тебе что-то очень нужно – и тебе именно это неожиданно дарят. Но так бывает очень редко (улыбается). Мне дарят что-то, я не особо радуюсь. Может, во мне что не так. Но я бы точно прыгал бы от счастья, если бы получил в подарок студию звукозаписи. Или пусть будет такая история – привел бы меня кто-то в студию и сказал: «Это не твоя, но ты можешь там работать – бесплатно и когда и сколько захочешь. Держи ключи».

— Ну, что ж, Василий, запрос в мир отправлен – теперь надо немного подождать…

—Ну тогда добавлю: квартире в Москве я был бы тоже очень рад! (Улыбается).

Юрий ТАТАРЕНКО, специально для «Новой Сибири»

Фото из архива Василия Уриевского и Вадима БАЛАКИНА