16 сентября в Новосибирском государственном художественном музее состоится открытие III Международной триеннале современной графики — крупнейшего в России графического форума. Это событие — в ряду наиболее ярких и масштабных творческих проектов Новосибирского государственного художественного музея за последние двадцать с лишним лет. Координатор проекта, куратор и арт-критик, член Союза художников и Ассоциации искусствоведов России Владимир Назанский встретился с корреспондентом «Новой Сибири» и рассказал о нынешней триеннале, об истории создания этого проекта и об изменениях в графическом искусстве за последние годы.
— Владимир Олегович, скажи, пожалуйста: насколько на триеннале представлены художники объективно интересные, яркие и раскрученные? Или пандемия помешала таких собрать?
— Это и было нашей задачей. Помимо общей информации о триеннале на сайте музея с начала зимы шла именная рассылка не только запомнившимся по прежним триеннале, но и новым интересным художникам. Человек двадцать очень ярких авторов из разных стран отказались по причине пандемии, а еще человек двадцать молодых и перпективных поинтересовались насчет гонорара. Некоторые из востребованных художников уже были связаны эксклюзивными договорами с галереями, которые не всегда и не во всем готовы идти навстречу. Галеристы как бизнесмены воспринимают художественные работы в первую очередь как материальные ценности, поэтому по каждому поводу им нужна страховка, особый вид упаковки и доставки… Прагматика артрынка не всегда совпадает с логикой художественной жизни — не редкость, когда успешный автор предпочитает прагматику. Тем не менее, в экспозиции Триеннале есть работы таких известных средне-молодых художников как Александр Дашевский, включенный в десятку самых перспективных авторов страны, Семен Мотолянец — один из основателей группы «Мыло», Алексей Ланцев. Более старшие — Виктор Ремишевский — один из первых лауреатов премии Инновация, Алексей Парыгин, Наталья Залозная — участница Венецианской биеннале, Катя Левенталь. Наконец, есть работы легендарного всемирно известного немецкого художника Гюнтера Юккера.
— У этой триеннале появились какие-то принципиальные отличия от предыдущих?
— Была установка на обновление круга участников. Но формат и жанр, разумеется, остались те же. Кураторские проекты, открытый конкурс и небольшой внеконкурсный раздел, где представлены гран-при предыдущей триеннале. В свободном конкурсе может участвовать любой человек — вне зависимости от образования и места проживания, — художественный совет выбирает то, что кажется наиболее интересным — без произвола кураторов, без излишнего субъективизма. Триеннале — не только фестиваль графики, но и конкурс. Работы оценивались независимым международным жюри, а проходил он по трем номинациям: оригинальная графика, традиционные печатные технологии, новые печатные технологии.
— Цифровой формат?
— Да, конечно, цифровая печать, но не только она. Первые две-три начальные биеннале были преимущественно абстрактными, с преобладанием оригинальной графики. Затем стилевой диапазон расширился, большее место заняла печатная графика. География в этом году несколько расширилась, если в прошлом число стран-участниц насчитывалось от 23-х до 33-х, то сейчас участвуют представители 35 стран. Если раньше число художников не превышало 270, то теперь их 330. Кураторский состав лишь частично остался тем же — это ветераны в возрастной категории 60-плюс. Появились новые кураторы — это Евгения Егер из Германии, Юлия Ахмадеева из Мексики, Мария Филатова из московского Музея Востока. Среди испытанных временем подвижников — Елена Шпицына, которая в непростое время первых биеннале привозила проекты на безгонорарной основе. Сейчас, правда, она представляет два проекта уже как зарубежный куратор.
— Где-то в интервью ты уже сказал о попытке отказаться на этот раз от эстетического шовинизма.
— Именно. Я говорил о большей демократичности, которая дает возможность расширения диапазона художественных высказываний. Давно уже пора перестать делить искусство на правильное и ненправильное, на продвинутое и на провинциальную некондицию. Когда-то по поводу молодых художников Новой лейпцигской школы неоэкспрессионист Георг Базелиц говорил: «Просто ребятам забыли сказать, что живопись умерла». Прошло сорок лет и «ребята» стали признанными и покупаемыми музеями, на их примере уже выросла еще одна новая школа.
— Почему в Новосибирске так и не смогла вырасти никакая школа — ни новая, ни старая?
— Понимаешь, Россия — развивающаяся страна, как выяснилось…
— …За последние тридцать лет.
— Именно (Смеется.) Поэтому здесь сложно что-либо твердо утверждать о наличии или отсутствии школ. По всей России можно было бы выделить несколько «местных», и то это было бы очень спорно. Конечно, не мешает вспомнить про такое локальное явление как Нижнетагильская школа, когда небольшой город породил целую обойму интересных художников. Я некоторое время задавался вопросом «Почему?», пока не узнал, что в 1956 году, когда народ стали массово выпускать из лагерей, им нельзя было поселяться в областных центрах — вот бывшие заключенные уральских зон и селились в Нижнем Тагиле, — и советские граждане, и иностранцы.
— До Новосибирска они, похоже, не добрались. Скажи, а почему наш город постепенно приобрел статус «кузницы кадров», такого транзитного пункта для творческих людей по дороге в Москву и дальше на Запад?
— Тема исхода населения из Сибири — это вообще отдельный разговор. Это просто какая-то катастрофа, которую все осознают, но не предпринимают никаких решительных действий. Тридцать лет назад население Сибири составляло, если я не ошибаюсь, 23 миллиона, а сейчас 17 с небольшим. Хотя Новосибирск является неким исключением из правил.
— Как это действия не предпринимаются? Вот Шойгу хочет у нас строить новые города.
— Кажется, ему в ответ сказали, что неплохо бы было благоустроить уже имеющиеся. Тогда и люди, может быть, уезжать передумают. Новосибирску все-таки по-прежнему не хватает проектов, которые делали бы жизнь интереснее, это можно было бы решать не такими уж и гигантскими финансовыми вложениями. Глядишь, многие таланты попробовали бы состояться здесь. Но им надо помочь с этим.
— Вообще-то у нас одновременно с триеннале графики проходит еще и большой фестиваль «48 часов Новосибирск».
— Это хорошо, но 48 часов в год все-таки равно недостаточно. Нужны и другие интересные проекты в разных сферах культуры. Графическая биеннале (ныне триеннале) как раз и задумывались как международный, интересный и практически реализуемый проект. На что можно было рассчитывать с бюджетной точки зрения, организуя большую выставку живописи, объектов, инсталлиций? Представляешь, во сколько обходятся перевозка крупных объектов искусства и приглашение ведущих художников мира? Это миллионы долларов. Ну а бумажную графику можно и в тубусе отправить хоть из Америки, а «цифру» легко и на месте распечатать. В этом смысле прорыв к каким-то крупным международным проектам был возможен только в наших графических рамках.
— На нынешней триеннале очень заметно участие азиатских графиков. Но это, в основном, японцы, корейцы и китайцы, а не наши малые народы.
— Ну, начнем с того, что бумагу изобрели, все-таки, китайцы, а графика — она на бумаге. И у нас ведь триеннале графики, а буряты и якуты сильны в основном в пластике и в живописи. Буряты Даши и Зарикто Дорджиевы — одни из самые известных и дорогих российских художников. Здесь играет серьезную роль и восточный фактор — это китайский рынок, дополняющий японский и южно-корейский. Да ты прекрасно знаешь, что в мире давно уже возникла мода на характерный этнически-эротический образ длинноногой гибкой девушки-охотницы — с высокими скулами и раскосыми глазами. Этот образ покоряет и Западный рынок. В других не столичных регионах России пока нет художников, кто по популярности мог бы со всем этим сравниться. Да, в экспозиции есть представители коренных сибирских народов, например, молодая якутская художница Анна Осипова — кстати, поздняя дочь советского академика Осипова, — она училась в Красноярске. Несмотря на то, что Анна — современный художник, работающий с разными медиа, в ней ощущается якутская мифологема.
— Но занятие графикой сегодня ведь не самый доходный путь для художника?
— В Японии и в Китае пока еще сохраняется заметный удельный вес графики в искусстве, тогда как в России и в Европе она, как считается, постепенно вымирает. Тем не менее, немецкое подразделение ЮНЕСКО признало печатную графику частью культурного наследия Германии. На новосибирских биеннале и триеннале Германия постоянно присутствовала, и в этом году представлен неплохой проект.
— Ты говорил, что в экспозиции в этот раз нет отдельного московского проекта. Это номально?
— Отдельного нет. Несмотря на то, что Москва по масштабу — как средеевропейская страна. Но в Москве никто бесплатно не работает. Тем не менее, москвичи присутствуют в тех или иных формах во многих разделах триеннале.
— Ты ведь, пока не перебрался в Санкт-Петербург, много лет проработал в нашей картинной галерее, стоял у самых истоков биеннале-триеннале. И все последующие годы опекал этот проект, наблюдал, как все течет и изменяется.
— Конечно, за последние время несколько изменился визуальный ряд. Да, собственно, он понемногу менялся все 22 года…
— Можно очень коротко восстановить хронологию, а то, мне кажется, все немного путаются в этих «би-»и «три-»?
— Поначалу прошло шесть биеннале, сейчас проводим третью триеннале. Теперь стало понятно, что нам не нужно было в какой-то момент менять общую нумерацию, тогда бы и путаницы не было — нынешняя триеннале считалась бы девятой в списке. В Калининграде возникала подобная ситуация: не выдержали биенальского темпа и стали проводить раз в три года, а потом собрались с силами — снова вернулись к биеннале. Но нумерацию сохранили общую.
— Логично. «-еннале» — она и в Калининграде «-еннале».
— Если считать по-калининградски, у нас следующая выставка была бы юбилейной, 10-й на 25-м году проекта. А мечтать о том, что в Новосибирске когда-нибудь организуют что-то подобное, мы начали ведь еще при советской власти… Во второй половине 80-х в Новосибирске был настоящий расцвет культуры: в Картинную галерею привозили прекрасные коллекции Арманда Хаммера и Тиссона-Борнемисы, делали большую экспозицию Хорста Янссена. Бывали выставки, на которые очереди тянулись чуть ли не до автовокзала. Потом пошли 90-е. И вот после шока 98-года — возможно, что из-за глюков, связанных с недоеданием, было принято решение осуществить почти невыполнимый план. Все это происходило на фоне пятимесячного отсутствия зарплаты, когда смотрители-пенсионеры варили какую-то кашу и пытались ей кормить научных сотрудников. И вот этот солидаризм и помог, возможно, в реализации проекта. Коллектив объединился. В инициативную группу входили кроме меня Светлана Коган, Александр Клушин, Елена Флах. Власти дали 150 тысяч, еще столько же насобирали у спонсоров и провели в 1999-м первую биеннале, которая получилась по объему не меньше нынешней. Помню, весь третий этаж занимал внеконкурсный раздел, в котором были представлены знаменитые мэтры московского современного искусства...
— Неужели дальше все пошло легко и просто?
— Постепенно проект зажил своей жизнью, к нему деятельно присоединился Андрей Мартынов, но был момент, когда триеннале пытались забыть. Тогда художники и зрители начали задавать соответствующие вопросы, после чего четырехлетняя пауза была преодолена. Ведь проект и задумывался как долгоиграющий. Может быть, в будущем придут новые поколения кураторов, которые придумают что-то еще более интересное — ведь, надо сказать, это безумно увлекательное дело, хотя и трудное — со своими невидимыми проблемами.
— Техническими и финансовыми?
— Не только. Например, в этом году каждый иностранный гость попадал в нашу страну просто каким-то чудом, поскольку границы закрыты. За время подготовки этой триеннале в музее появился уже третий директор, но при этом, все они относились и относятся к проекту позитивно, а подчас личным включением решали некоторые казалось бы неразрешимые вопросы. Наверное, за все эти годы проект приобрел некую гравитацию и теперь будет уверенно продолжаться.
— Немного о деньгах. Как я слышал, лауреатам трех номинаций будут вручены премии по 50 тысяч рублей, а Гран-при — это 100 тысяч. Основная часть, вероятно, поступила не от спонсоров, а из областного бюджета?
— Да, область традиционно поддерживает проект. Значительная часть бюджета триеннале государственная, какая-то часть дополнялась взносами участников.
— Я прошел по всем этажам триеннале и получил ощущение некоторой чрезмерности. Как бы ты посоветовал посетителям знакомиться с экспозицией?
— У каждого свой подход. Кто-то смотрит по порядку и внимательно, а вот я, например, для начала стараюсь посмотреть все как бы по диагонали, отмечая для себя самые интересные зоны, чтобы потом к ним вернуться. Думаю, что прийти на триеннале нужно хотя бы раза два, иначе все не уляжется в сознании.
— На сайте музея указан возрастной ценз 12+. Это странно, поскольку я не увидел у вас даже ни одной обнаженки, говоря по-русски: совсем нет «голых баб».
— Мне это в голову не приходило. Есть недоработки. (Смеется.) Действительно, в экспозиции нет ничего такого, чтобы писать «16+», у нас очень широкий возрастной и стилевой диапазон. В целом, все организовано так, чтобы выставку мог понять любой обыкновенный человек, интересующийся жизнью.
Николай ГАРМОНЕИСТОВ, «Новая Сибирь»
Фото Игоря ШАДРИНА, Николая СИМОНОВСКОГО и из архива Владимира Назанского
