На недавней пресс-конференции главный режиссер НОВАТа Вячеслав Стародубцев вместе с художественным руководителем театра Дмитрием Юровским анонсировали основные события нового репертуарного года. В основном речь шла о сложной новой постановке «Царской невесты» Римского-Корсакова, но не стоит забывать, что творческий диапазон режиссера очень широк и в обозримом будущем он постоянно удивляет новосибирскую публику. Два года назад на главной площадке театра он поставил оперу «Фальстаф» Джузеппе Верди, удостоенной V Национальной оперной премии «Онегин», а в последнее время Стародубцев сосредоточил свое внимание на Малой сцене — за это время он обогатил репертуар театра красочными и увлекательными детскими постановками, представил в камерном зале несколько интереснейших оперных спектаклей, составивших «Моцартиану НОВАТа» и первую оперу из его цикла на сказки Пушкина , высоко оцененных зрителями и специалистами.
«Самый большой авангард и новаторство сейчас ‒ погружение в классику», — говорит режиссер, но при этом не забывает и о современной музыке.
— Вячеслав Васильевич, нам стоит ждать новые экспериментальные постановки? Возвращения к тому, с чего вы начинали осваивать Малую сцену?
— Конечно, это следующий этап. Когда я говорил о плане развития, то поначалу он касался камерных опер, затем — детского репертуара. Следующий, третий шаг, — это современная музыка. Выполнив план «Пушкинианы» и «Моцартианы», мы вернемся к реализации современных проектов, которые будут поставлены на четвертом этаже театра.
— В этом году в конкурсе «Нано-опера» ярко заявила о себе Ирина Гаудасинская, которая у нас в театре была организатором концерта лауреатов конкурса вокалистов, основанного ее бабушкой, Ириной Богачевой.
— Да, она получала специальный приз от НОВАТа — право постановки оперы Шабалина «Укрощение строптивой».
— Интересный режиссер?
— Посмотрим, я ведь тоже в свое время получил карт-бланш и шанс проявить себя.
— Расскажите, пожалуйста, немного о самом конкурсе.
— Это уникальный конкурс и уникальный формат творческого состязания, идея которого принадлежит Дмитрию Александровичу Бертману. За короткое время режиссеры в первом туре должны поставить арию из оперы, во втором — дуэты, в третьем — хоровую сцену. Самое потрясающее — это предельно представительный состав жюри, ведущие деятели культуры, их мастер-классы ты запоминаешь навсегда.
— Откуда такое название?
— Его придумал сам автор идеи. Мы живем во времени, которое спрессовано нанотехнологиями — век все убыстряется и убыстряется. И даже постановочное время у режиссеров сжимается. Раньше опера ставилась полгода… Сейчас больше месяца никто не даст, потому что есть свои законы репертуарного театра. «Нано-опера» — это своеобразная школа выживания и невероятно интенсивного впитывания мастерства. Мне кажется, можно много говорить о том, как изменилось время. О событиях, которые изменили время... Но для меня любые внешние события — это возможность побыть наедине с собой и задать вопросы.
Сейчас я, как никогда, убежден, что пристрастие и любовь к классическим традициям русского драматического и музыкального театра, переданные мне моими великими учителями — Борисом Александровичем Покровским, Дмитрием Александровичем Бертманом, Романом Григорьевичем Виктюком и Галиной Павловной Вишневской, в театре которой я делал свои первые шаги — это то, что я должен защищать. Моя приверженность классическому театру, красивому и при этом глубокому, моя любовь к подробностям, традициям и сохранение всего этого — это настолько правильно, насколько и сложно! Защищать музыку в театре, и театр в опере — это очень ответственно и отнимает много душевных сил.
— Вы считаете себя в большей степени режиссером драматического или музыкального театра?
— Когда я осознанно понял, что хочу быть режиссером, то создал свой театр драмы и оперы «Театр ДО». Это мое детище, в котором я начинал свои режиссерские пробы достаточно успешно. Мне кажется, что я и дальше продолжу в этом направлении, так как мне интересен и драматический, и музыкальный театр. Роман Григорьевич Виктюк говорил, что он ставит драматический спектакль по законам музыкального жанра — он очень любил оперу, и у него было много книг, по которым он изучал музыкальную форму, некоторые из них он мне подарил. Так что мне комфортно и в том, и в другом жанре.
Любой современный драматический спектакль не может быть без музыки. На сегодняшний день мы видим, что музыка — это абсолют, раскрывающий зрительскую эмоцию быстрее, чем даже самое яркое драматическое действо. Есть даже такой прием в драматическом театре: если сцена не клеится, то ты находишь музыку и включаешь ее — это и становится «костылями» для артистов. Или, когда я прихожу на любой драматический спектакль, мне нужно мысленно убрать музыку и понаблюдать, насколько будет интересно смотреть. Очень часто именно музыка является главным действующим лицом в драматическом спектакле.
— Вы ставите спектакль «Золушка» в МХАТ имени Максима Горького. Кто автор музыки к спектаклю?
— Сценическую версию писал я сам по киносценарию и пьесе Шварца, и в процессе репетиций понял, что музыка Спадавеккиа, которая была в легендарном кинофильме с Фаиной Раневской и Яниной Жеймо универсальна. Но основу музыкального стиля нашей «Золушки» составит музыка Гершвина, сейчас мы пытаемся оркестровать Спадавеккиа именно в этом стиле. Мне кажется, что это будет очень интересно.
— Не боитесь большой сцены МХАТа?
— Конечно, для меня это невероятная ответственность, ведь именно «Золушка» будет в числе двух премьер, которые откроют новый сезон МХАТа, но я знаю, что с Божьей помощью у нас получится прекрасный спектакль для всей семьи, в который все постановщики постараются вложить все самое лучшее, что есть в них.
— Достаточно серьезный раздел вашего творчества, который отнимает очень много сил и энергии — это репертуар для детей. Думаю, от последней премьеры, которая открыла «Пушкиниану», вы еще не отошли. Помимо того, что там очень явно проявился ваш интерес к образовательной направленности, сама партитура Виктора Плешака представляет собой взрослое, серьезное музыкальное полотно. Считаете, что музыка к детским спектаклям должна писаться без скидки на возраст?
— Безусловно. Я ставлю спектакли по всей России, но именно в работе над детским репертуаром я ощущаю свою главную миссию: воспитание завтрашнего — серьезного, образованного, думающего зрителя. Сейчас мне особенно хочется собрать все фундаментальные русские театральные традиции, к сожалению, на сегодняшний день забытые, и воплотить их в детских операх. Именно поэтому в «Сказке о мертвой царевне и о семи богатырях» мы создали галерею с картинами наших замечательных русских художников — Васнецова, Репина, Врубеля, Рериха. Для меня важно, чтобы в то время, когда мы так много говорим о современном театре, о развитии культуры и искусства, не отрываться от наших корней. Конечно, я современный режиссер и, соответственно, чувствую современные тенденции, течения — их-то как раз и можно выпукло показать, основываясь на фундаменте русской культуры. На сегодняшний день ни один театр в России, да и в мире, не уделяет должного внимания детскому репертуару, а это большая ошибка! Важно прививать «поколению гаджетов» любовь к своей национальной культуре — показывать русскую живопись, говорить о сказках Пушкина, закладывать любовь к опере. Это большая победа, что на наши детские спектакли приходят взрослые без детей — премьера «Сказки о мертвой царевне и о семи богатырях» показала невероятную популярность детских сказок среди взрослых.
— Взрослые — это те же дети?
— Я кричу об этом всегда! Мы должны как можно дольше оставаться детьми, воспринимать этот мир открыто, восторженно, искренне! В своих спектаклях для детей я говорю о серьезных и взрослых вещах. Мне кажется, с ребенком нельзя говорить с позиции назидания... Необходимо говорить исключительно с позиции равного и, конечно же, находить игровую и яркую форму. Когда ребенок чувствует прямой диалог, тогда то, что мы пытаемся вложить в него, воспринимается им гораздо серьезнее и надолго.
— Наблюдая за зрителями в Малом зале, я вижу, что реакция детей и взрослых одинаково восторженная. Иногда такое чувство, что взрослые стесняются показать то, что они немного забыли некоторые впечатления из своего детства.
— В нашей «Сказке о мертвой царевне и о семи богатырях» я специально сделал выход богатырей из зала, чтобы была возможность рассмотреть их поближе — это, конечно, вызывает полный восторг у зрителей. Взрослые зрители были настолько оживлены, что достали телефоны и начали снимать богатырей в кольчугах — в настоящих доспехах, сделанных очень подробно и исторически верно.
— Мы все знаем, что следующими премьерами станут оперы «Руслан и Людмила» и «Сказка о царе Салтане». То есть, тему «Пушкинианы» разовьют три спектакля?
— Да, моя мечта к 2025 году, знаковому для Александра Сергеевича Пушкина, сделать ряд спектаклей, посвященных этому замечательному русскому гению.
— А музыка для реализации замысла будет использована уже существующая или она будет заказана?
— Возможен и первый, и второй путь, если наш цикл этого потребует. Было бы здорово, если бы кто-то из современных композиторов написал на пушкинский текст новую оперу для детей — именно оперу, а не мюзикл, не эстрадную композицию! Музыкальный материал Виктора Плешака очень серьезный и сложность вокальных партий в нем на уровне — не побоюсь этого сравнения — «Турандот» Пуччини. Партия Царевны сложнее той же Лиу, а Мачеха во многом близка Турандот. И я понимаю, почему эти полотна не идут в театрах — в них значительны творческие и эмоциональные затраты труппы. Проще поставить «Турандот», чем «Сказку о мертвой царевне и о семи богатырях». Мы постоянно повышаем планку уровня и вокального мастерства, и оркестровой партитуры, и сценографии. Это тоже одна из моих задач, и одновременно, один из моих страхов… Как сделать еще лучше? Еще интересней? Но это и одна из моих депрессивных составляющих, потому что я всегда «выжимаю» себя до капли.
— А что насчет «Моцартианы»? Мы знаем, что были колебания между «Мнимой садовницей» и оперой-буффа «Дон Жуан». Кстати, я с этим жанровым определением не согласен, и считаю, что «Дон Жуан» — настоящая драма.
— Нет, это опера-буффа. Если брать сюжет — это одно, а история Моцарта — это другое. То же самое, что сравнить «Пиковую даму» Чайковского и «Пиковую даму» Пушкина. Музыкальный материал «Дон Жуана» очень ироничный, в каких-то моментах предельно цинично-ироничный. В нем есть над чем подумать. И да — мы остановились на опере «Дон Жуан»...
Ведь что такое музыка? Это часть бессознательного. Для меня музыка — это Божье свидетельство, которое мы можем реально ощутить на земле, потому что на каждого из нас она оказывает абсолютно свое влияние — в момент прослушивания того или иного произведения возникает своя ассоциация, пробуждается фантазия и человек начинает мечтать.
Александр САВИН, специально для «Новой Сибири»
Фото Алексея ЦИЛЕРА и из архива Вячеслава Стародубцева
Ранее в «Новой Сибири»:
Вячеслав Стародубцев: Это вызов — сделать взрослую оперу интересной для детей
