Печальное известие о смерти в столице Михаила Федоровича Жиганова 7 февраля долетело до нас за считанные часы, вызвало резонанс.
Сайт Тайга.инфо, опубликовав трудовую биографию покойного, к сожалению, добавил, на мой взгляд, неуместное: «В последние годы темпы работ, по словам коллег, он не выдерживал». Даже в том случае, если бы это было правдой, и от лица так называемых «коллег», и от уважаемого мной издания, после таких слов может сложиться впечатление, что новосибирская карета российской государственности, освободившись от балласта и резко дернувшись вперед, бодро покатила дальше. Можно подумать, что кругом у нас идёт какая-то разухабистая комсомольская стройка, где все работают, не покладая рук, и уставшим ветеранам нет места.
Какая такая работа, какие такие темпы? Боюсь, что причина преждевременного ухода Жиганова кроется не только в тяжёлой болезни, но и в том, что в команде людей, перепорхнувших вслед за Городецким из одного здания в другое, не нашлось места для человека его калибра. Рискну предположить, что только неожиданное назначение нового губернатора Травникова помешало давно вынашиваемому плану его полного увольнения.
Жиганов – бывший вице-губернатор, бывший министр областного правительства, бывший начальник департамента – будучи человеком, склонным к иронии и к самоиронии в частности — относился к такому повороту судьбы не без сарказма. «Посмотри, Яков Евгеньевич, в какую одиночную камеру меня определили!»- сказал он мне, демонстрируя свой новый микроскопический кабинет, чуть не под лестницей – утончённое аппаратное унижение, понятное только кадровым чиновникам. Конечно же, его угнетала не сама эта унылая клеть, а именно невостребованность, изоляция, отрешение от всякого реального дела.
Все, кто знал Жиганова, прекрасно помнят его энергию, напор и ясность мышления. Конечно, годы и болезнь берут своё, но по части как раз-таки «темпов» он до последнего дня мог дать сто очков вперёд некоторым своим «коллегам».
У меня нет цели изобразить здесь Жиганова святым или исключительно положительным человеком. Мы прошли с ним долгий путь установления отношений. Нашему сближению предшествовали десять лет подозрительных и косых взглядов друг на друга. (Одно время мы жили в соседних дворах, и он по утрам выходил гулять с собакой, а я торопился на работу в областную больницу). Затем этот период сменился 20 годами тесного сотрудничества.
Несмотря на разность возрастов и характеров, всю несхожесть жизненных путей, диаметрально расходящиеся политические взгляды, периоды ссор и трений, когда мы разговаривали друг с другом только сквозь зубы, нас все время связывали узы взаимного уважения, а последние годы — и теплого товарищества, когда понимаешь друг друга с полуслова.
Услышав о его смерти, я почувствовал себя так, как будто мне отрубили руку.
Как и все мы, он имел свои недостатки. Но даже эти недостатки - взрывная вспыльчивость, лисья хитрость и, не побоюсь этого слова, определённый цинизм — способствовали его работе в министерстве внутренней политики, дополняя интуицию и опыт, дар политической интриги и умение быстро принимать решение. При этом, в отличие от подавляющего большинства чиновников, он был по-настоящему государственным человеком. Конечно, эту государственность он осознавал в категориях своего личного опыта, мировоззрения и поставленных задач – но насколько же это отличалось от обычного карьеризма и хватательных инстинктов чиновников. Да, он любил власть, но не как средство примитивного личного обогащения, а как возможность решения сложных управленческих задач, как средство, которое расширяет горизонты общения, наращивает динамику человеческой жизни.
Он любил свою работу. Приезжал в семь — в семь с копейками и часто уезжал последним.
Он был по-настоящему компетентен. У него была цепкая память бывшего работника ОБХСС на имена и события, прекрасное знание кадров, особенностей разных территорий, понимание бюджета и знание законов. Говорят, новый губернатор Травников, предлагая ему еще поработать своим советником, спросил, что нужно сделать, он ответил: «Дайте денег муниципальным образованиям. Поднимите им хоть немного зарплаты». Это его полностью характеризует.
Он имел свой — неповторимый стиль. Никто не мог сравниться с ним в обходительности, если он этого хотел. Он умел находить нужные слова и для женщин, и для мужчин, и для взрослых, и для детей. Как глубоко эрудированный человек, он мог на равной ноге разговаривать и с работниками культурной сферы, и с представителями научной общественности. А если было необходимо, он мог перевоплотиться, и перевоплощение не занимало много времени. «Когда питону Каа не нравился кто-нибудь из его знакомых, он бывал неприятнее всех остальных жителей джунглей». Часто, сидя у него на совещаниях, я видал много таких превращений, туда и обратно, и часто жалел, что не всегда успевал записать пассажи, услышанные в его кабинете. Их хватило бы на десяток пьес в стиле Вампилова.
Он любил жизнь, и изящно, с неповторимой легкостью скользя по ее поверхности, сам оставался глубоким человеком.
Он был очень привязан к семье.
«Ты знаешь, Яков Евгеньич, — сказал он мне в нашу последнюю встречу, — когда я увидел, что внук похож на меня, я понял — Бог есть, полностью я не умру!». Хочется верить, что Бог действительно есть и что он достаточно милосерден, чтобы понять и простить. И кто его знает, возможно, покойный Михаил Федорович употребит свое умение договариваться и убеждать и, держа ответ перед Всевышним, замолвит слово и за нас.
Яков САВЧЕНКО, специально для «Новой Сибири»
P.S. Прощание с Михаилом Федоровичем Жигановым пройдёт 11 февраля в Доме Ленина (Красный проспект, 32) с 10:00 до 12:00. Отпевание в соборе во имя Александра Невского с 13:00 до 14:00. Похороны на Заельцовском кладбище, квартал 103, с 14.00 до 16.00.
