На вопросы «Новой Сибири» отвечает необычный новосибирский художник Елена Бертолло, участница крупных международных проектов, биеннале и триеннале современного искусства.
О Елене Бертолло отзываются осторожно, но с уважением: «Странная фигура в современном искусстве. Одна из немногих, кто не «выделывается». Если пишет, то ясно, деловито, точно и виртуозно». Или: «Елену Бертолло я люблю за интонацию. За интонацию, с которой она говорит об очень простых и важных вещах, обращаясь к зрителю, как к очень близкому другу». И с этим трудно не согласиться: действительно, очень похоже на то, что Елена Станиславовна в своем творчестве рассчитывает на взаимопонимание.
—Елена, твои работы производят неожиданное впечатление. Часто вообще непонятно, что на них изображено и что все это значит.
— Не думаю, что дело именно в моих работах. Прежде всего существуют стереотипы восприятия искусства. В том, что делаю я, важна идея, концепция. Но художников много, им бывает важно и другое. Вот есть, например, такой термин — «фигуративность». Если упростить, он означает, что мы видим в работе что-то более-менее узнаваемое. Ведь даже простое цветовое пятно можно ассоциировать с фигурой человека, животным, предметом и вызвать эмоциональное сочувствие. Такое искусство большинству людей будет близко и понятно, но я не делаю таких работ. Восприятие искусства (и не только!) отдельными людьми опирается на опыт человека, а у каждого он свой. Если для кого-то мои работы «неожиданны» — таков его опыт. А я считаю свои работы, по современным меркам, очень простыми и ясными. Кто согласен со мной, становится моим зрителем и единомышленником.
— Но ты ведь не специально создаешь что-то непонятное?
— В каком-то смысле — специально, а в каком-то — конечно, НЕТ! С одной стороны, мне кажется, любой художник пытается «сказать» ярко и по-своему. С другой — это не может стать самоцелью. Меня не интересует эффектная ПУСТОТА. Пока есть люди, будет и искусство, желание что-то сказать. И искусство, как люди, — подвижная живая субстанция. Нас много на планете, но каждый по жизни накапливает особый личный опыт. Эти «хранилища» набиты информацией, и проследить невозможно, откуда что взялось-появилось. Поэтому каждый, если осмелится что-то сказать другим, неизбежно скажет это по-своему! Да, известный факт — много лет эти «разговоры» по сути все об одном, но существует огромное количество вариантов этих высказываний, ведь каждый автор уникален.
— Как в шахматах?
— Вроде того.
— Ты имеешь в виду, что люди тысячелетиями говорят об одном и том же, но время от времени кому-то одному удается…
— …Выразить лучше других? Не знаю. Есть такое высказывание, что работа взаимодействует только с похожим на тебя, синхронным и симультанным. Другие могут не заинтересоваться или вообще по-своему интерпретировать твою работу. С точностью до наоборот. Поэтому — по мнению кого «удалось»? По мнению «большинства»? По мнению «специалиста»? Или сам художник определяет, насколько точно удалось выразить свою мысль?
— Это не может не раздражать художника, как я понимаю.
— Интерпретаторы — вообще отдельная история. Меня всегда удивляло, когда мне начинали объяснять, что кое-что в какой-то работе мне надо было сделать по-другому. Извините, но кто лучше меня, автора, может знать?
— Кое-кто из твоих коллег говорит, что твои работы ближе к театру, чем к художественному искусству, что они подразумевают некое особое пространство. И что для этой игры, в которую ты предлагаешь поиграть, еще не сформировались правила, нет критериев оценки. Именно поэтому многим твои проекты просто непонятны. Не по этой ли причине ты часто сопровождаешь изображения словами?
— Это опять вопрос ограниченности и определенности опыта людей. Ничего особенного я не делаю, просто для некоторых это необычно. Остановилась я как-то в гостинице и время от времени что-то записывала в блокнот, какие-то свои тексты-размышления. И вот соседка по номеру упросила меня показать, чем же это я там занимаюсь, типа «дай, дай, дай». Я честно предупредила, что это ей может быть неинтересно и непонятно, но раз хочется — на, читай. И вот, она прочитала и обиделась: мол, ты специально это сделала, чтобы я ничего не поняла, чтобы меня унизить. Ничего такого, конечно, я не желала, просто так живу. Этими странными текстами, получилось, я как бы вторглась на чужую территорию… разрушила ее складные представления…
… О мире, который ей совершенно понятен.
— Примерно та же история происходит и с визуальными искусствами. Вроде не стараюсь оригинальничать, просто делаю как делаю, пытаюсь максимально точно выразить свою идею. Но у некоторых людей есть потребность втиснуть художника в какую-то уже готовую схему, так, видимо, проще. А если ты «вываливаешься» из этих «схем» — проблема, непонятно как на тебя и твое искусство реагировать.
— Это ты про знаменитую фразу «Я понял, что вы имели в виду!»
— Ну да, и это тоже. А я, возможно, даже не размышляла в эту сторону. Но это опять срабатывают знакомые механизмы — личный опыт, инертность, стереотипы, страх непонятного-неизвестного… а пуганые вороны, известно, совсем нехороши — они, слышала, и куста боятся...
— А есть правила, готовые стандарты успешности?
— Делать то, что поможет твоему «продвижению»? И тогда тебя будет легче «запеленговать» зрителям, твой «творческий почерк» идентифицируют критики, ну и так далее. Если честно, не понимаю, как можно раз и навсегда выбрать один способ самовыражения. Может, всем и легче будет, но мне такое точно не подходит.
— Вообще-то, это обычное дело в вашей среде.
— Каждый, мне кажется, волен выбрать подходящий ему ритм, тему и прочее, а со временем все поменять. Мне, например, не подходит каждый день приходить в мастерскую, как на службу, становиться к станку и типа приводить себя в соответствие с образом о себе. Но я почти всегда в мастерской, там и без этого всегда есть чем заняться. Еще один стереотип — раз (а лучше — два!) в год обязательно нужно проводить персональную выставку. Тоже странная история. Почему не каждый день или раз в пять лет? Чтобы не надоесть? Чтобы не забыли?
— А ты относишься ко всему этому с безразличием?
— Не знаю. Но меня это тоже задевает, по касательной. Дела художников не нечто особенное, это тоже дела людей. Чрезмерность и непрерывность относительно творческого процесса, мне кажется, приводит к механичности. Конечно, можно облегчить себе жизнь — прилепиться к чьей-нибудь творческой системе или почерку, тогда с тебя автоматически снимается ответственность, и ты, подобный тому «убедительному», тоже становишься «убедителен». Мне кажется, это как переложить ответственность за свою жизнь на государство, на других «умных» людей, очень похоже.
— Ну, кому-то, наверное, очень даже комфортно жить в таких условиях. А кто-то тешит себя мечтами о жизни в обществе свободных творческих индивидуумов.
— Всем такое свойственно — иметь определенное представление о себе (образ), но у художников, как мне кажется, просто проблема — специально отрабатывается имидж, творческая позиция и т. д. И через все эти «накопления» он смотрит на других художников и то, что они делают, на весь мир, как бы сверяя — вписывается ли этот мир в его представления? Большинство «творческих индивидуумов», мне кажется, несвободны, к совместной жизни не приспособлены и вообще плохо видят друг друга. И это грустно.
— Может быть, иногда это бывает необходимо. К примеру, когда есть цель продать свои работы.
— Тут мне сложно что-нибудь сказать, как все художники, я время от времени, конечно, продаю свои работы, но это не моя главная забота. К тому же я «неформат».
— Прямо какая-то диссидентская позиция.
— Да какой я диссидент, какая «позиция»! Ни за что не борюсь, ничему не сопротивляюсь. Просто достаточно точно понимаю, чем занимаюсь. Всем художникам полезно понимать, что он делает и с какой целью. Есть действительно небольшой круг людей, которым любопытно то, что я делаю и о чем думаю. Но вряд ли этот круг может сильно расшириться.
— Но ведь ты состоишь в Союзе художников?
— В Союз я вступила в 90-х. До этого, в СССР, был единственно правильный прямой путь: если ты художник — должен обязательно попасть в Союз. Сейчас даже не вспомню, какая лично у меня была мотивация… Может, этот стереотип сработал. А может, даже скорее всего, потому что мы тогда жили в коммуналке, мне негде было работать, и просто очень нужна была мастерская. Скажу так — правильно сделала, эта организация мне до сих пор интересна, она меня до сих пор поддерживает. Отчасти потому, что ее возглавляет адекватный человек с широкими взглядами, думаю, наша ситуация нетипичная, в других городах, возможно, иная. Если бы в свое время не появился Вадим Иванкин, многих из нас, возможно, уже и не было бы в этом Союзе, не знаю…
— Но ведь ты в Союзе, и у тебя даже покупают твои странные работы.
—Да, случается… и единичные продажи, и проекты целиком приобретали частные галереи. Заказы беру, даю уроки. Иногда с архитекторами сотрудничаю при оформлении интерьеров. Но я не придерживаюсь точки зрения, что «профессионал» — это тот, у кого покупают работы. Случается и наоборот. И еще по поводу «профессионалов». Мне лично очень нравится, когда люди, никогда не занимавшиеся искусством, вдруг начинают пытаться что-то делать. Почему нет?
— Есть у некоторых граждан такая манера — проходить по выставке мимо картин, не сбавляя шага.
— Ну, тут зритель бывает и не виноват. Может, выставка несоразмерна человеческим возможностям — слишком огромная и разнообразная. Один знакомый художник называет подобные выставки «велосипедными». Мне лично нравятся небольшие точные проекты.
Бывает, конечно, и просто неуважение к тому, что делает другой. А бывает, люди просто очень невнимательны. Например, недавно мы делали арт-проект «Павильон Сибири на Венецианской биеннале-2019». Я написала несколько «программных» текстов к этому проекту, где подробно объяснила «что, зачем и почему». Все материалы были в соцсетях в изобилии. Но тексты эти многие «глотали» целиком, поэтому мы регулярно получили поздравления с участием в реальной Венецианской биеннале! Пришлось много раз объяснять, что выставка проводится не в Италии, а в коридоре мастерских Союза художников на улице Советской! И что «Павильон Сибири» — картонная коробка, а не прекрасное здание в садах жардин!
— По-моему, все было вполне доступно для понимания. Даже ваш логотип со львом, обутым в пимы. Кстати, как вообще пришла в голову идея такой художественной игры с контекстами, как ты это называешь? Сергей Меньшиков вот недавно придумал в течение двух лет проводить регулярные короткие выставки всех восьмидесяти четырех, что ли, членов вашего Союза. А у тебя вернисажи проходили целый месяц ежедневно.
— Да, так был задуман этот арт-проект. Мы объявили, что «Павильон Сибири» на Венецианской биеннале-2019 (всем известно, что такого в природе не существует — это фэйк) находится в коридоре студии арт-группы BERTOLLO на Советской, и пригласили всех желающих сибирских художников участвовать. «Павильоном Сибири» стала крашенная белым акрилом картонная коробка. Художники приняли нашу условность и правила игры, она оказалась идеальным тренажером для накачивания творческих мышц — маленькое мобильное чистое нейтральное выставочное пространство. А местная арт-среда оказалась непривередливой, живой и подвижной. Медленно раскачивались, но в какой-то момент процесс уже было не остановить. Среди участников были никому не известные и очень известные имена, а масштаб работ соответствовал гомеопатическим размерам Павильона и его конструктивным особенностям. Большинство работ были бюджетными, но внятными, поскольку «Павильон Сибири» — это не какое-нибудь статусное регулярное раскрученное арт-событие, а игра. Серьезная игра ради творческого процесса, а не для подпитки амбиций и агрессивной конкуренции.
— Ты ведь долго преподавала в худучилище именно предмет, связанный с текстилем?
— Два предмета — «Текстиль в интерьере» и «Роспись ткани». Да, еще я год вела что-то типа «знакомство с современным искусством», точно уже не вспомню. Потом я написала критический текст про местное художественное образование для научной конференции в Томске — статье присудили третье место, дисциплину «Роспись ткани» убрали из программы, а меня уволили. Как-то так, если коротко.
— А почему ты так мало работаешь с тканями, если умеешь это делать профессионально? Сама же говоришь, что это красиво и интересно.
— Роспись ткани — да, хороша. Но это прикладное искусство. А мне интересно сейчас составлять самостоятельные высказывания. К тому же я владею и другими изобразительными техниками, более мобильными.
— Но преподавать их как дисциплину, я думаю, тоже невозможно: в последнее время появилась тенденция к приведению «бардака» в «систему».
— Обычно, когда начинают наводить порядок, возникает еще более совершенный бардак.
— Поэтому, наверное, такая тяга к чему-то знакомому и проверенному еще во времена СССР? Неужто нам всего милее иллюзия стабильности и защищенности?
— Не знаю. Надо жить сейчас, какой прок в этих воспоминаниях и ностальгиях? Зачем вообще куда-то возвращаться? Сегодня для некоторых представителей молодого поколения та эпоха подернута неким нереальным муаром романтической легенды.
— «Мы свой, мы новый мир построим». Все та же шарманка.
— И все те же грабли. Было бы больше пользы, если б каждый осознал именно личную ответственность за собственную жизнь, за свою безопасность. Может быть, это и есть единственный путь… в том числе к единству, к свободе-равенству-братству. Не понимаю, откуда берется эта страсть переделывать что-то вокруг себя? Мы и так уже столько всего вокруг «поправили»… Собой надо прежде всего заниматься. Станем мы лучше, станет лучше и мир.
— Недавно Владимир Михайлович Калужский в интервью процитировал одного героя Вольтера, который говорил, что возделывать свой сад — самое важное для человека. Не зря ведь слово paradis в персидском языке означало фруктовый сад.
— Это очень правильная позиция, мне кажется. В идеале хотелось бы, чтобы у каждого были комфортные условия для работы. И конечно, в наше время лучше всего работать с единомышленником. В составе арт-группы BERTOLLO я, например, работаю с мужем Андреем Бертолло, совместно делаем проекты, участвуем в выставках.
— Это всегда выглядит современно?
— Я не знаю, что такое современно. Зато знаю, что такое несовременно. Некоторые творческие люди с возрастом уже не просто говорят, а вещают, не просто рисуют, а творят. Но самое главное — перестают меняться. Надо за собой следить, что-то я слишком много говорю…
— Зато у «сформировавшихся» художников есть твердые убеждения и «окончательные» представления о жизни.
— Страшнее быть ничего не может. Не нужно забывать, что мир вокруг нас обилен и нейтрален. А мы, люди, — его очень маленькая часть, которая, в сущности, ничего не знает про этот мир, но может аккуратно и с интересом исследовать его.
Николай ГАРМОНЕИСТОВ, «Новая Сибирь»
На фото:
Арт-объект из фрагментов работ всех участников выставки. Авторы — арт-группа BERTOLLO /Новосибирск/;
зрители в Павильоне Сибири на Венецианской биеннале-2019;
«Зрители стремятся в Павильон, хотят видеть современное искусство». Работа из арт-проекта «Интерпретатор» Михаила Сулейманова /Томск/
