Пантеон самых значимых новосибирских художников до сих пор не вполне сформировался. Но у каждого понимающего человека, конечно, существует в голове свой список из полудюжины имен, в который, скорее всего, входит и имя Сергея Мосиенко, которому в самой середине июля исполнилось 75 лет.
С этим замечательным во всех отношениях человеком за 55 лет его жизни в Новосибирске были сделаны десятки интервью, в которых он множество раз рассказывал о деталях своей биографии и творческой деятельности. Всех интересующихся отсылаем к этим текстам, а сегодня мы предложим юбиляру ответить на несколько не вполне юбилейных вопросов, поскольку ему всегда нравилось отвечать именно на такие — не на самые легкие.
— Сергей Сергеевич, что тебе в твоем возрасте интересно в этой жизни? Предположим, будь ты очень богат, ты бы ответил: путешествия; будь ты очень наивен, ответил бы: вся эта красота вокруг; будь ты излишне серьезен, сказал бы: моя миссия; а будь ты чересчур циничен, вспомнил бы, что мы живем в канун потенциального апокалипсиса. Но ты ведь ответишь по-другому?
— Даже если бы я, не дай Бог, был очень богат, я не отдал бы предпочтения путешествиям, ибо давно уже, не зависимо от достатка, убежденный домосед. Про наивность, я, пожалуй, согласился бы, будь моложе лет на пятьдесят, сейчас же тема красоты как таковой мне не интересна. Для «миссии» я, увы, слишком несерьезен, и мне трудно к этому что-либо добавить. А вот моего доморощенного цинизма, пожалуй, действительно хватило бы, чтобы дискутировать об апокалипсисе. Именно дискутировать о нем, а не предчувствовать его, как Дали предчувствовал гражданскую войну через свои сюрреалистические картины. Вообще дискуссии на темы жития на нашей планете в самом широком понимании этого термина, но без привязок к существующим традиционным учениям, понятиям и догмам, являются для меня по-настоящему интересными и приоритетными. Мне, например, очень любопытна теория симуляции.
— Понятно почему, — этим интересовались еще Станислав Лем и Курт Воннегут. Кстати, а насколько важны для поэта и художника игровые моменты, — прошу прощения за шаблонную формулировку? То есть, все, что ты делаешь, это ведь специальный способ вовлечь в не вполне понятную игру не только самого себя, но и всех окружающих?
— Конечно же, любое творчество, по моему убеждению, это игра. Только у каждой этой игры свои правила. Ну, по аналогии со спортом...
— Да-да, в игре есть правила, в жизни — принципы, а в творчестве — критерии. Только каждый понимает все это по-разному.
— Не сбивай меня, Саша. Я хотел сказать, что в области изоискусства, литературы, лицедейства правила, конечно же, более условные и расплывчатые, нежели в спорте, но они все равно есть — иначе исчезает смысл творчества, а значит и пропадает интерес.
К сожалению, нынче в искусстве происходит выхолащивание смысла. Сегодня такие люди как я, воспитанные на сюжете, на мастерстве, на культурных аллюзиях, теряются при оценке тех или иных «игр», не могут определить, подобно космонавту в невесомости, где «верх» или «низ» у этих бессмысленных «игр». Ты себе даже не представляешь, Саша, какими играми (то бишь, какой херней) сегодня занимаются взрослые дяди и тети, называющие себя художниками…
— Вот для тебя ирония — это часть творческого процесса, а Александр Блок, к примеру, сочинил статью, обличающую ее как иррациональный фактор.
— Да, Александр Блок действительно писал, что ирония сродни душевным недугам. Наверное, в его время это было оправданно. Опять же, ирония, как и юмор, бывает разной. Возьмем поэта того же среза времени — Александра Вертинского. В творчестве этого «грустного клоуна» гармонично (гармонично!) сплетены и иронические, и драматические сюжеты. К тому же, Блок «не мой» поэт. Я предпочитаю поэзию Иосифа Бродского (хотя, как личность, он далеко не безукоризнен). Вот уж где и иронии, и самоиронии — пруд пруди! Чего стоят только это его строчки:
Навсегда расстаемся с тобой, дружок.
Нарисуй на бумаге простой кружок.
Это буду я: ничего внутри.
Посмотри на него — и потом сотри.
Вот это мое! И это про меня, без всякой натяжки. Потому, что жизнь наша действительно игра. Но это не мы играем, это нами играют. Я так считаю, и ничего страшного в этом не вижу.
— Еще один традиционный вопрос. Существует такой афоризм: «Нереализованность живет на улице Невостребованности». Как у тебя в этом смысле обстоят дела с местом жительства?
— Ты начинаешь задавать вопросы в своей характерной стилистике трикстера. Среди мной придуманных литературных сентенций тоже есть «про улицу», она относится к еще допотопным временам социалистического реализма. Привожу по памяти: «В каждом уважающем себя городе обязательно должна быть улица имени Ленина. На ней обязательно должна висеть мемориальная доска с текстом: “Здесь никогда не жил и не работал вождь мирового пролетариата Владимир Ильич Ленин”». И обязательно должны лежать живые цветы. Тогда, помню, я очень увлекался творчеством Салтыкова-Щедрина.
Что же касается твоего вопроса-афоризма... Безусловно, в нашем городе (по твоей версии — на улице Невостребованности) явно проживет множество нереализованностей, ибо — нет спроса, нет и предложения. Поэтому-то всем нам по-прежнему присуще неистребимое стремление чеховских сестер: в Москву, в Москву! Москва — Мекка, все остальное — провинция. Это не ерничание, это, увы, реальность. Не стану говорить «за всю Одессу», но что касается изобразительного искусства — ни заказов, ни приобретений в музейные коллекции давно уже нет. А тут еще время от времени всплывают вопросы с арендой мастерских — типа: мало платите, господа художники! Отсюда и наша нереализованность. Кто виноват? — А Бог его знает. Что делать? — А черт его знает…
— Обычно Бог не дает ответов вербально — якобы его голос сводит людей с ума. А что бы ты ответил письменно на вопрос «Зачем все это?», будь ты Богом? Всего «на секундочку», как теперь говорят?
— Опять провокационный вопрос! Трудно стать Богом, даже на секундочку. Вот я вспоминаю интервью с одним священнослужителем. Ему был задан бестактный вопрос: «А вообще — Бог есть?» Но он ответил кратко и, по-моему, блестяще: «Если веришь, то есть». Это не имеет прямого отношения к твоему вопросу, но как бы устанавливает планку к пониманию сути бытия. Следуя этой логике, я (будучи «секундным» Богом) ответил бы так: «Все это для гармонии». Ибо не красота спасает мир, а именно гармония. Ведь для внимательного читателя прозы Достоевского абсолютно ясно, что в словах, которые приписываются князю Мышкину, под красотой подразумевается именно гармония. Красота — категория субъективная, а гармония — объективная составляющая мироздания. Вот так, несколько высокопарно, но по существу!
— Вот мы постепенно и подошли к теме искусства. Ты ведь находишься в пантеоне самых знаменитых новосибирских художников, — особенно после того как умер Александр Шуриц. Теперь из «классиков» остались… ну, допустим — ты, Омбыш-Кузнецов, Паршиков, Казаковцев, младший Меньшиков, Тамара Грицюк… Кого-то я пропустил. Вас и так мало, и что же будет дальше?
— «Дальше тишина». Был такой грустный и трогательный спектакль Анатолия Эфроса с Раневской и Пляттом, я видел его только в телевизионной версии. Это, в общем-то, про уход. Про тот самый, о котором ты говоришь. Когда я смотрел этот телеспектакль — был еще сравнительно молод. Но, знаешь, впервые тогда почувствовал этот «ветерок». Представляю, что испытывали зрители на реальном спектакле в театре Моссовета...
Так вот к чему я веду-то. Хочешь не хочешь, а мысли про «ветерок» периодически посещают и, к сожалению, все чаще. Это не пугает, не напрягает, но как бы напоминает, что финиш твоего марафона неминуем. И с этим надо считаться. Да, уже нет Саши Шурица, Санду Бортника, Саши Косенкова, Володи Фатеева, сравнительно рано ушедшего Сережи Беспамятных. Уже ушли — практически друг за другом — все создатели знаменитой галереи «Зеленая пирамида». Понятно, что здесь я ограничиваюсь только самым близким кругом коллег и соратников...
— И с тех пор новосибирская культура перестала испытывать потрясения?
— Вовсе нет. Ведь все ярче заявляет о себе новый круг, и в нем, как ни странно, превалируют представительницы прекрасного пола. Не думаю, что имеет смысл перечислять всех достойных, но пополнение рядов солидное. Во что все это выльется, пока говорить сложно, но за последние несколько лет только я — по заданию нашего правления — написал более десятка творческих характеристик для вновь вступающих в члены СХ. А из тех, кто уже «засветил» свой талант все-таки отмечу несколько имен. Евгения Шестакова-Шадрина, художник-монументалист по образованию, прекрасный живописец. В ее сочных и светлых работах явно присутствует дух Зинаиды Серебряковой, а своим забавным циклом, который я условно назвал бы «Стаканы», она явно способна поспорить с самим Петровым-Водкиным, непревзойденным мастером передачи прозрачности и рефлексов стекла. Среди графиков хочу выделить Лену Третьякову. Как график завидую ей самой белой завистью: стиль, техника, креативность придуманных сюжетов — просто международный уровень! И наконец — Алена Залуцкая, керамист от бога. Море фантазии, технических и технологических придумок, мастер, признанный не только у нас, но и за рубежом. Так что не переживай, Саша, «процесс» идет, не взирая на все перечисленные выше проблемы.
— Это в порядке вещей, что чуть ли не у всех выдающихся творческих людей деньги стоят на втором месте сразу после вдохновения? А то и перед?
— Сколько ни читал мемуаров художников, а также воспоминаний о творческих личностях — деньги всегда и везде — рядом с вдохновением. Известно, что спившийся к концу жизни Алексей Кондратьевич Саврасов, ради того, чтобы прокормиться и, конечно же, выпить, делал бессчетное количество повторов своих знаменитых «грачей». А великий и далеко не бедный Федор Иванович Шаляпин был невероятным жмотом и частенько старался посидеть в ресторане за чужой счет. Но все эти мелкие недостатки и вредные привычки — конечно же, ничто в сравнении с талантом, которым наделил этих людей Господь Бог. Я, естественно, не претендую на попадание в этот пантеон великих, но что нас, безусловно, роднит, это желание выгодно продавать свое вдохновение!
— В то же время все творческие люди гордо заявляют, что поденщина — пустая трата жизни: мол, деньги не главное. Ты как-то научился справляться с этой проблемой без бессмысленной потери части жизни?
— Поденщина поденщине рознь. Традиционно считается, что поденщик — это наемный работник с низким социальным статусом и не владеющий определенной профессией. Ты же, очевидно, имеешь в виду не очень интересную, но ежедневную рутинную работу. Да, рутинной работы в журнале «ЭКО», где я более двенадцати лет отбарабанил художественным редактором, было выше крыши. Иногда я добирался до дома, как говорится, выжатым лимоном. Не буду вдаваться в подробности, но сказать, что это были потерянные годы я, конечно же, не могу. Такая «поденщина» дала мне колоссальный опыт, и уж точно я занимался ею не ради денег. Заработок мой в те годы был весьма скромен, хотя и постоянен. И когда я уволился с этой госслужбы и перешел на «свободные хлеба» в качестве вольного художника, то поначалу испытал опьяняющий кайф от отсутствия постоянной «обязаловки» и ответственности перед редакцией, издательством, типографией. Но вот о заработке я должен был уже заботиться сам. И это была уже совсем другая история.
— Что ты думаешь по поводу внешнего имиджа художника? Почему ты с возрастом перестал ходить по улицам, имитируя внешний облик упомянутого выше Дали? И почему, по твоему мнению, Слава Мизин никак не сбреет свой «ирокез»?
— Со мной все просто: мне в свое время очень многие говорили, что я имею сходство с тем самым Сальвадором Доменеком Фелипом Жасинтом (и пр.) Дали. Грех был не воспользоваться таким случаем и немного не покривляться. Но с возрастом поумнел и стал похож на Марлена Хуциева. Что же касается Славы Мизина — тут, по-моему, совсем другое. Он, будучи в постперестроечное время бесспорным лидером группы «Синие носы», мощно взлетел в рейтингах актуального искусства, стал востребован и у нас, и за рубежом, как ни один новосибирский художник за всю историю нашего СХ, не в обиду моим коллегам будет сказано. Сейчас то яркое время ушло в прошлое, и реально остался только этот рудимент — ирокез Славы Мизина. Но это не просто память — это памятник той яркой эпохе, а памятники разрушать нельзя!
— От нескольких новосибирских художников и просто ценителей прекрасного я не раз слышал, что Мосиенко был когда-то гением графики во всех ее ипостасях. А уже довольно давно ты работаешь почти исключительно как живописец. Что ты можешь сказать по поводу своей — назовем ее так — эволюции?
— Эволюция — это ведь не только прогресс, у этого процесса путей много, включая и тупиковые. Надеюсь, что я не съеду в это болото. Посему продолжаю экспериментировать. Графика это или живопись — для меня значения не имеет. По поводу же гениальности — «гениями» в свое время казались себе мы все. Потому что были молодые, веселые и независимые. И все, что тогда делалось, казалось нам шедеврами. А потом пришла зрелость. Мне нравится больше то, что я делаю сейчас.
— Сережа, ты вот говоришь, что у процесса эволюции бывают тупиковые пути. Случалось ли тебе оказываться в таких тупиковых местах в процессе работы?
— Для меня лично сейчас очевидный тупиковый путь — это попытка логической стыковки «нового» и «старого» в искусстве. Поясню на примере. Мой коллега Михаил Паршиков, который нынче «инспектирует» многочисленные московские выставки, прислал мне фотографии работ из экспозиции молодого художника, некоего Вовы Перкина. Вот я уже который день разглядываю эти «веселые картинки», не понимая с какого боку подойти к ним с моими старомодными критериями. А таких перкиных нынче — пруд пруди. И, как я понимаю, они вовсе не шарлатаны и не бездари. Да и я, вроде бы, в своем деле не пальцем деланый... А стыковки нет. Вот такой получается у меня эволюционный тупик.
— Ты сейчас заканчиваешь цикл работ, посвященных русским литераторам, героями произведений которых иногда становились различные млекопитающие. А какая из работ тебе самому наиболее интересна? Так же не бывает, что сразу все, или ни одна.
— Про свой цикл скажу вот так: мне интересна сама идея, а картинки, как ни странно, вторичны. Я ведь отношусь к тем художникам, для которых первично «что» делаешь, а не «как». «Как» — это ремесло, если им не владеешь — нехрен вообще лезть в искусство. А вот замысел, креативность у меня на первом месте.
— Висят ли у тебя в квартире твои картины? …Нет, спрошу не так глупо: можешь привести пример, какие?
— Конечно, висят. Например, большой портрет моей супруги Надежды в стиле «ню». Но более всего у нас висит вышивок, сделанных моей дочерью Кристиной. Мне с детства нравится ремесло вышивания крестиком, эти «многопиксельные» полотна, выражаясь современным языком.
— Белинский однажды вдруг сказал, что постижение комического — вершина эстетического образования. Не знаю, с чего это его так занесло. Когда ты в 80-х начинал рисовать карикатуры — это было желание одновременно постичь вершины графики и юмора?
— Знаешь, Белинского я недолюбливаю еще со школьной скамьи. Вот и в приведенной тобой фразе я чувствую некий диссонанс. Про карикатуру же скажу просто: работа состоялась, если она сделана не на коленке (что сейчас встречается все чаще), а профессионально с точки зрения графики. Кстати, многие с этим не согласны. Именно поэтому сейчас так много всего нарисованного как попало. Именно поэтому я в свое время отказался от участия в отечественных и международных конкурсах карикатуры.
— Ты двадцать третий год рисуешь тематические карикатуры на первую полосу каждого номера газеты «Новая Сибирь». То есть, их, наверное, набирается больше тысячи штук. Я уже слышал ответ на этот вопрос: дескать, это такой как бы тренинг. И все же, картинка в газету для тебя — это недоискусство?
— Картинка в газету — это (опять же, для меня!) полноценная иллюстрация. Так сложилось, что темы рисунков в «Новой Сибири» мне предлагаются редакцией, а за мной разработка и исполнение визуального ряда. Точно так же, как это происходит, например, при иллюстрировании книг, что лишний раз доказывает: картинка в газету — это полноценная иллюстрация и нет тут никакого недоискусства. Единственная разница — иллюстрация в газету должна быть изготовлена оперативно. Но это не значит, что как попало. В этом и состоит творческий тонус.
— Ты в силу своей запредельной деликатности не употребляешь такие слова как «бездарность» и «посредственность». Поэтому задам тебе вопрос с использованием эвфемизмов. Еще Лев Гумилев предрекал, что где-то в XXI веке настанет эпоха субпассионариев, которые в конце концов выметут особо умных пассионариев. И, похоже, эта эпоха уже лет двадцать назад как наступила. Какие в связи с этим у тебя ощущения?
— Ну, Лев Гумилев это такая глыба, что прежде чем дискутировать по поводу его пассионарной теории этногенезиса нужно в эту теорию основательно врубиться. Для меня сей процесс неподъемный — в 75 лет трудно заставить себя заниматься подобными разборками. Хотя признаюсь, что когда мне попалось еще одно так называемое «историческое предсказание» Гумилева, я как-то растерялся. Звучало оно так: «Русские находятся в предпоследней стадии развития, а потом исчезнут». Далее шло довольно длинное историческое и теоретическое обоснование этого тезиса. Признаюсь, большую часть текста я так и не понял, но все равно расстроился. Потому, что действительно (и даже без теоретического гумилевского базиса) давно уже замечаю в нашей жизни признаки той самой эпохи субпассионариев, о которой ты говоришь.
— Ты деликатно уходишь от ответа, или мне только кажется?
— Я еще не дошел до сути. Так вот. Поначалу все было прямо как у моего любимого Булата Окуджавы: «…И умным кричат: «Дураки, дураки!» А вот дураки — незаметны». Только вот сегодняшние дураки становятся не только заметными, но постепенно и переходят в авангард нашего сомнительного «прогресса». В частности, на примерах нынешнего состояния культуры такой процесс очевиден. Бессмысленно приводить примеры, ибо они у всех и на слуху, и на виду. Для нынешних субпассионариев наша культура и не культура уже вовсе, а «культурка», и страна наша не Россия, а «Рашка». Вообще-то в этом твоем вопросе — тема для целого большого разговора. Как говорил в свое время один мой близкий друг-пассионарий Валерий Халин: «Это тема для отдельной пьянки».
Николай ГАРМОНЕИСТОВ, «Новая Сибирь»
Фото: Евгений ИВАНОВ, Алексей ИГНАТОВИЧ и из архива Сергей Мосиенко
Ранее в «Новой Сибири»:
Siberian Kitsch: Спасет ли Олег Семенов наш мир от переизбытка красоты?
