Проект «Литературные корни Сибири» как солнечный зайчик просвещения города и деревни

10 июля, 2022

1605

Ученье, как говорится, свет. Но оно в первую очередь предполагает наличие внятной и достоверной информации, на основе которой, собственно, и строятся процессы обучения чему бы то ни было. Именно таким небольшим «лучом света в темном царстве» и стал просветительский проект «Литературные корни Сибири», организованный и подготовленный целой группой организаций, со списком которых можно ознакомиться, дочитав этот материал до конца.

Но основными вдохновителями и реализаторами проекта стала съемочная группа в составе четырех новосибирцев: Дмитрий Рябов, Кристина Кармалита, Кирилл Буньков и Ольга Кожевникова.

Основной смысл всей этой затеи легко читается в самом названии — «Литературные корни Сибири». И цель у краеведов-энтузиастов поначалу была одна — обнаружить и зафиксировать документально эти корни. Но в процессе поездок по городам и весям постепенно выяснилось, что результатов у них получилось на один больше запланированного: они не только в итоге организовали небольшой культурный всеобуч в Интернете, но и осветили солнечным зайчиком просвещения сознание некоторых жителей глубинки, совсем не помнящих имен своих именитых земляков.

Главные идеологи проекта — литераторы Дмитрий Рябов и Кристина Кармалита — объехавшие чуть ли не половину Сибири всего за несколько месяцев, рассказывают о своих впечатлениях о путешествиях более подробно и увлекательно.

— О сути вашего проекта я потом припишу вступление, но хотелось бы коротко услышать об этом у самих просветителей.

РЯБОВ. — Суть проекта заключалась в том, что мы приезжаем в то место, где родился один из сибирских писателей или поэтов, и делаем оттуда видеотрансляцию — чтобы можно было не только прочитать или услышать информацию, но и увидеть своими глазами, как выглядит сегодня малая родина литератора, родившегося там лет 70-80 назад. Ну, чтобы попытаться понять, как на него в детстве воздействовало окружающее пространство, местность… Старались отыскать аутентичные ландшафты. Да и с людьми поговорить. В общем, действительно изучить корни.

— То есть, это было путешествие по Сибири почти что на русской тройке почти что по системе Гоголя? Кто его выдумал?

КАРМАЛИТА. — Придумал эту очередную беду на нашу голову, конечно, Рябов. Ну, не такую уж и беду — шучу, конечно. Но когда проект был поощрен Фондом президентских грантов, отказываться было уже поздно. Когда все это начиналось, я совершенно не представляла, во что ввязывалась. Теория ведь всегда выглядит проще-веселее, а потом ты садишься, — сначала за компьютер — собрать и оформить материалы, потом в микроавтобус — убить то, что осталось от спины после сидения за компьютером, — и проклинаешь тот день, который...

РЯБОВ. — Эти писатели — так называемого первого поколения, которые в основном жили в Новосибирске, рождались по всей Сибири — это Томская, Омская, Кемеровская и Новосибирская области, Алтайский край. Хотя относительно крупных городов у нас на маршруте встречались только три — Томск, Омск и Бийск. Остальные точки — это деревни и села, райцентры.

— Неужели в Сибири так мало писателей народилось за сто лет, что их родные места можно объехать за неполных полгода?

КАРМАЛИТА. — Дело в том, что в наш список вошли далеко не все литераторы, родившиеся на этих пространствах. Во-первых, в списке были только те, кого уже нет в живых. А во-творых, на нескольких достаточно известных просто сил не хватило и транспортных мощностей. И так по возможности охватили много регионов. Мы, конечно, могли бы на полученный грант объехать вдоль и поперек только одну Новосибирскую область, но это не дало бы нужного охвата.

— Чего ж вы на Дальний восток на чью-нибудь родину из новосибирских авторов не слетали?

РЯБОВ. — Во-первых, все упирается в деньги. А во-вторых, тебе же по-русски сказали: речь идет о писателях, родившихся в Си-би-ри. На территории Сибирского федерального округа. Понятно?

КАРМАЛИТА. — Рождаться сибирские писатели любили в хороших местах, красивых, труднодоступных... Например, село Омутское Алтайского края. Оказалось, что нынешнее Омутское — это новое село, а то, старое, в котором родился поэт Иван Ветлугин, оно дальше, вниз, в овраге, как бы в омуте... На месте водителя я бы вообще туда не сунулась, но наш водитель, надо признать, был молодец…

— Как я уже понял, Дима, местное население чуть ли не в первый раз услышало от вас фамилии своих именитых земляков?

РЯБОВ. — Скажу тебе честно: чуть ли не всех писателей из нашего списка на родине позабывали. Да, в Бийске есть улица поэта Ильи Мухачева, но помнят о нем разве что в местной библиотеке. И примерно так везде. Мы ведь не говорим о писательском сообществе: да, кто-то из членов Союза писателей знает все эти фамилии, а вот широкому читателю пришлось все рассказывать с нуля.

— Вы свой начали проект зимой, а закончили летом?

РЯБОВ. — Реализация у нас началась с этого февраля, все наши трансляции по ходу дела и по условиям гранта появлялись в ВКонтакте — в первую очередь на странице новосибирского отделения Союза писателей России, потом были перепосты партнеров проекта и там некоторые сюжеты собирали по несколько тысяч просмотров.

В каждом населенном пункте мы делали видеотрансляцию, где я ходил по улицам, рассказывая и показывая. В тех городах, где есть средние специальные и профессионально-технические учебные заведения, я выступал с рассказами о писателях, — не просто какие-то скучные лекции читал, а старался раскрутить людей на разговор. В общем, сделал все что мог. Помню, в Березово Маслянинского района, где родился Геннадий Карпунин, бывший редактор «Сибогней», оказалось, что у них интернет на улице не ловится, поэтому пришлось трансляцию делать из клуба, где в середине февраля стояла холодина, и мероприятие напоминало какое-то ретро из 1950-х годов. Почитали стихи, народ послушал с интересом — они у Карпунина действительно хорошие...

КАРМАЛИТА. — Вообще-то, самые первые блины получились комом из-за сбоев аппаратуры в морозных сибирских условиях, а вот потом все пошло нормально — трансляции пошли уже по сорок, а то и по пятьдесят минут.

— И сколько всего их у вас набралось?

КАРМАЛИТА. — Всего онлайн-репортажей было 17, хотя мест посещения было чуть больше, — потому что у Александра Плитченко, например, оказалось две родины: село Чумаково и город Каргат, где он окончил десятилетку. И надо сказать, и там, и там чтят память новосибирского литератора и общественного деятеля.

— Так ведь там у них уже несколько лет фестиваль Плитченко «Сто небес» проводят, так что это объяснимо. И все же, Дима, скажи прямо: какое примерно соотношение «знают — не знают»?

РЯБОВ. — Проще перечислить места, где знают. В Тогучине с Черненком Михаилом Яковлевичем все в порядке. В Каргате помнят Плитченко, и в Чумаково с памятью о нем тоже все хорошо. В Омске на Бульваре литераторов присутствует камень в честь Леонида Мартынова. А вот в Томске с Елизаветой Стюарт уже похуже. В Мариинске есть музей Владимира Чивилихина. В селе Шипуново Алтайского края, где родился бывший редактор «Сибирских огней» Виталий Зеленский — человек, фактически спасший этот журнал от закрытия в 1990-е годы, добившийся бюджетного финансирования, на котором это издание и по сей день находится — так вот, в Шипуново как-то тоже не очень с памятью о Зеленском. Хотя он успел перед смертью им автобиографическую повесть передать с дарственной надписью. В общем, все по-разному бывает. Что вполне объяснимо: это ведь писатели в основном друг друга читают...

КАРМАЛИТА. — В Шипуново мы сразу пришли в Краеведческий музей и были приняты его директором и главным хранителем фонда. Где был его дом, мы не знали. Краеведы сразу подключились, стали нам искать местных Зеленских. В конце концов, оказалось, что телефон есть у электрика, а электрик сейчас на столбах и будет вечером. До вечера мы ждать не могли, да и получили уже главную информацию: здание школы, где учился Виталий Иванович сохранилось и было в двух шагах от музея.

— В контексте происходящих в мире событий фамилия писателя звучит очень современно.

КАРМАЛИТА. — В последней своей повести «Конь нежный» Виталий Зеленский выводит себя под именем Всеволода Землянского. Забавно получается. У Самохина вместо Утянки — Землянка, у здесь вот как.
В барнаульской гостинице администратор, узнав, что мы снимаем репортажи про писателей, спросила у нашего оператора: «А вы в Шипуново про кого снимали?» — «Про Зеленского!» — «Тьфу!..»
До этого случая мне и в голову не приходило, что Зеленский и Зеленский — однофамильцы. Человек считывает одни подтексты, а они формируются из сплошных внутренних вещей: знаний, ассоциаций, переживаний, опыта... Внутренний смысл фамилии Виталия Ивановича у меня никак не ассоциировался с идентичной по форме, но совершенно иной по содержанию фамилией...

РЯБОВ. — Вот, например, поселок Промышленная Кемеровской области. Известный новосибирский писатель Василий Коньяков ходил туда пешком в школу из своего Уфимцева за восемь километров. Там же, в Промышленной, кстати, родился очень хороший детский поэт Александр Береснев. Оказалось, что сохранились какие-то дома, имеющие отношение к этим авторам, правда, не совсем в том виде, как в 1930-е и 1940-е годы. Дом Береснева, например, новые хозяева полностью перестроили: подвели под крышу столбы и сложили новые стены.

Еще одна хитрая история случилась в Бийске. Библиотекари нам дали адрес дома на улице Пушкина, где когда-то жил Илья Мухачев. Приехали, толчемся у дома, ничего не понимаем. На доме, вроде как, табличка должна быть: дескать, тут родился Мухачев. Но ничего нет. Вдруг выходит из дома хозяйка с яйцом в руке, интересуется, чего мы у ее забора тремся. Объясняем. А она в ответ: был дом, и табличка была. Но он совсем провалился, снесли и новый построили — вон тот с красной крышей…

С некоторыми писателями, про которых совсем забыли, вообще как-то некрасиво выглядело. Вот приехали мы в знаменитую Утянку, где Николай Самохин родился — там вообще никто не сном не духом.

КАРМАЛИТА. — Сбором материалов для репортажа о Николае Самохине заниматься было особенно приятно. Такое ощущение, что мы с Николаем Яковлевичем лично были знакомы. Именно там и случилась знаменательная встреча, о которой, может, и не надо в газете писать…

— Отчего же не надо, рассказывайте.

РЯБОВ. — Въехали в Утянку, осматриваемся — мужик идет. Утро, жара, он весь в черном трико и пиджаке, с пивом. Подошел: чего да как. Спрашиваем: «А вы знаете, что у вас тут писатель родился, Николай Самохин?» — Отвечает: « Да е...нись ты с горки!..» И пошел дальше. Смотрим, уже в окно к нашему водителю стучится. Вернулись к водителю: «Чего хотел?» — «А чтобы до дома его довез!»

КАРМАЛИТА. — Потом заходим такие — целой делегацией — в сельсовет, объясняем, зачем пришли. Ничего про Николая Самохина неизвестно в Утянке. Ну, оно отчасти понятно. Николай Самохин, если верить его повести «Рассказы о прежней жизни», в которой он описывает историю своей семьи, был увезен из деревни в неполные три года и больше сюда не приезжал. Однако есть вот город Мариинск, в котором родился Владимир Чивилихин. Родился, еще пойти не успел, а его увезли в Тайгу. Однако именно в Мариинске открыли огромный музей его имени.

О Самохине сельчане теперь тоже обещают помнить. Когда узнали, что про Утянку он писал в своих книжках, попросили им эти книжки прислать для ознакомления.

А Утянка нам очень понравилась. Вся она какая-то уютная, светлая, тихая. Школа у них недавно отстроена, 150 человек детей туда ходит — местных и приезжих. Съемку начали враз — лошадь с телегой ехала и тут же попала в кадр... В общем, гостеприимная Утянка, что сказать: даже лошади там позировать готовы, если для дела надо.

РЯБОВ. — В Прокопьевске есть микрорайон Спиченково, а раньше там была деревня, в которой родился Александр Ибрагимов — кемеровский поэт, который умер в 2020 году. Там в сельсовете даже ведут книгу почетных жителей, а вот про Ибрагимова напрочь ничего не слышали. Зато теперь впишут его фамилию в эту книгу — может, это что-то и изменит. А ведь Ибрагимов написал книгу «Белый квадрат», где как раз вспоминает о жизни в деревне, которая для него, как оказалось, была очень значима: детские впечатления ведь самые яркие…

— В общем-то, как я понимаю, именно на таких воспоминаниях и держится вся автобиографическая проза.

РЯБОВ. — Я так думаю, что по этой причине в России сейчас будет расцветать деревенская литература, потому что очень многие нынешние писатели родом из деревни, а теперь постарели, и эта деревня-матушка им мнится во снах. Так что будем ждать, когда городские литераторы начнут стареть, а следом спасать культуру во всероссийском масштабе.

— А что вы там говорили про сложные технические условия, про сбои аппаратуры?..

РЯБОВ. — Возьмем, к примеру, навигатор — прекрасная вещь, но ничего ему про российские дороги не известно. Ползли мы до Омутского 20 километров по грунтовке, а в самом селе некто Наталья, которая нам все объяснила за Омутское, объяснила и за дорогу. Мы ей карту на телефоне даем, говорим, покажите, как выехать на трассу, чтобы снова не пилить обратно. А она: «Я вам так показать не могу, я вам только так показать могу» — и машет во все стороны руками. Показала. Проехали мы через поле 4 км и счастливо выскочили на трассу. А в навигаторе таких дорог нет.

— Ведь далеко не все литераторы, рожденные в Сибири прошли через Новосибирск или осели здесь. Вот поэт Александр Еременко родился на Алтае в селе Гоношиха, а оттуда через Дальний восток постепенно перебрался в Ленинград минуя Новосибирск.

РЯБОВ. — Но родился-то он здесь, в Сибири, никуда от этого не денешься. И его Гоношиха — село по-своему примечательное: там, к примеру, главный магазин называется не какой-нибудь там «Надеждой», надоевшей нам в остальных селах, а «Лидией». Ну, или что-то в этом роде...

КАРМАЛИТА. — Виды вокруг села были прекрасные, а еще там была потрясающая тишина, какой я не слышала до этого нигде. А учился Еременко уже в Заринске — туда ведет отличная живописная трасса, улицы частного сектора, от которых мы после Бийска ожидали всего, чего угодно, а встретили нас стареньким, но дружелюбным асфальтом. Заброшенных домов я не приметила, единственное печальное сооружение — здание школы, где Еременко учился до 8-го класса — покинутое, с неизвестной перспективой...

— И часто вам удавалось отыскать эти самые аутентичные ландшафты — спустя сто лет?

КАРМАЛИТА. — Старое Омутское — это самая настоящая старая русская деревня, более аутентичного вида мы в поездках не встречали. Поэт Иван Ветлугин родился в ней в 1921 году и мы, кажется, смогли в этом репортаже максимально приблизиться к концепции проекта — показать пространство, в котором рос сам герой репортажа, видел эти дома, памятники, пейзажи. От школы, где он учился, остался только фундамент, сейчас там пасутся чьи-то козы.

РЯБОВ. — Само окружающее пространство-то ведь никуда не делось. Кое-где до сих пор сохранились земляные улочки между домами в частном секторе. И, что немаловажно, люди там живут себе спокойно и даже прекрасно отзываются о своей жизни в этих пространствах.

— Сибирский народ вам оказывал поддержку, или относился к приезжим с настороженностью — что было бы, кстаи, вполне обосновано?

КАРМАЛИТА. — Вообще, молодцы местные жители, они всегда были готовы помочь неизвестным заполошным новосибирцам. Причем народ попадался разный: от простых людей до глав населенных пунктов. Да, насмотревшись российского артхауса, я постоянно ожидала какой-нибудь подставы. Например, в одном селе парень смотрел на нас через калитку, смотрел, а потом убежал в дом. Не сговариваясь, мы с оператором вообразили: сейчас выйдет с ружьем. Парень вышел с велосипедом и поехал впереди нас — чтобы попасть в кадр. Потом спрашивал, покажут ли его по телевизору. Такой вот артхаус…

Еще поразительно, насколько открыты и доверчивы сельские люди — в противовес тому образу, который уверенно и последовательно создавал в последние 30 лет российский кинематограф, и которого я достаточно насмотрелась, чтобы, въезжая в каждую новую деревню, вспоминать картинки фильмов «Груз 200» и «Счастье мое» и непрерывно ждать опасности. Хотя, безусловно, есть и какие-то страшные истории — не только в селах, но и в городах их достаточно... Но это вовсе не превращает все это в норму жизни, на деле более разнообразной и вообще сильно зависящей от глаз смотрящего.

Московский режиссерМихаил Коновальчук, друг поэта Александра Еременко по заринской юности, который очень помог с материалами для подготовки репортажа, посмотрел трансляцию и потом мне написал: «Как режиссер, я окончательно понял, что натура ушла, фактуры ушли...» Что ж, мне кажется, что если я на пять лет уеду из Новосибирска, — вернувшись, очень удивлюсь…