Режиссер Сергей Дроздов готовится к запуску реалити-шоу о жизни городских актеров в деревне.
ЧАСТНАЯ театральная инициатива, нацеленная на выпуск полноценного художественного продукта, в Новосибирске не наказуема, но редка в силу своей тотальной незащищенности от кризисных ветров и регулярного вхождения в финансовый штопор. Независимый театр «Понедельник выходной» об этом знает не понаслышке. На карте города коллектив появился два года назад и прежде чем потерять свой дом и разочароваться в репертуарной форме существования, выпустил 13 спектаклей, 8 читок, 4 музыкально-поэтических вечера и множество разнокалиберных проектов. На счету маленькой труппы — иммерсивные эксперименты, социально-интерактивные постановки, физиологические опыты в заброшенных котельных, инклюзивные и документальные спектакли, а также первые успешные попытки влиться в фестивальную жизнь. О том, чем дышит «Понедельник выходной» сегодня и зачем переезжает на месяц в деревню, в интервью «Новой Сибири» рассказывает художественный руководитель театра — актер и режиссер Сергей Дроздов.
— Что произошло с театром «Понедельник выходной» во время весенней самоизоляции?
— В самом начале пандемии мы обратились к арендодателям с просьбой снизить плату за занимаемые нами помещения хотя бы до 50 процентов и получили отказ. Нам пришлось съехать. Мы разобрали все внутренние интерьеры, отвезли наши вещи на склад и на полтора месяца перешли в режим онлайн. Для этого мы переформатировали на видеоформат некоторые спектакли и читки, которые проходили у нас на стационаре раньше, и показали их через конференцию Zoom. Выпустили несколько радиоспектаклей. Начали выкладывать архивные записи на YouTube. Сделали несколько заказных работ, например, к 9 Мая, а потом стало ясно, что зрители очень устали от онлайн. Переизбыток культурной информации, которая обрушилась в интернете на людей, привел к тому, что мы начали терять зрителей. Сейчас у нас в Инстаграм пять тысяч подписчиков, и мы дорожим каждым. Пришлось взять паузу и уйти, так сказать, в вынужденный отпуск, в котором мы находимся до сих пор. Это два с половиной месяца без работы.
— Сколько ваш театр проработал в подвальчике на Ядринцевской, и как вы оценивали его перспективы развития на момент начала карантина?
— Мы просуществовали три сезона — это два с половиной года. В первые полгода, конечно, зарабатывали так мало, что не хватало ни на что. На второй год мы вышли в твердый ноль, то есть могли платить артистам зарплату, арендовать площадку и вкладывать средства в постановку новых спектаклей. У нас набрался репертуар, мы играли шесть дней в неделю, кроме понедельника. А на третий год, начиная с ноября и до середины февраля, даже стали получать маленький доход — 45-50 тысяч плюсом в месяц. Эти средства мы оставляли на черный день, который в итоге и наступил. Но тенденция шла к тому, что у нас появился свой зритель и билеты стали раскупаться за месяц-два вперед. То есть нарисовалась хорошая перспектива, но произошло то, что произошло.
— Как ваши артисты восприняли потерю дома, который когда-то строили буквально своими руками?
— Мы, конечно, держимся друг за друга, но это был настоящий удар. Когда мы разбирали театр, который сами же и строили, наши девочки плакали. Да и нам, ребятам, было тяжеловато. Мы приросли к месту. В это помещение было вложено столько сил, эмоций и труда.
— В этой ситуации удивляет позиция арендодателей: ведь театр был изюминкой микрорайона.
— Они сглупили. По всей видимости, восприняли наш отказ работать на прежних условиях как своего рода шантаж. А когда мы все по досточкам разобрали, пригласили нас на разговор и предложили остаться за одну коммунальную плату. Мы сказали: «Ребята, вы представляете, что мы сейчас сделали? Мы демонтировали все помещение, и чтобы его собрать обратно, потребуется миллион, которого у нас просто нет». Мы же строились раз и навсегда, поэтому демонтаж привел к разрушению многих материалов. Они сразу же пришли в негодность. Соответственно, чтобы въехать вновь, нам нужно снова их закупить и установить. На это нужно время и большие деньги. В итоге помещения стоят пустые. Кому они сделали хуже?!
— В Новосибирске для частных театральных инициатив не предусмотрено никакой поддержки?
— Раз в год Министерство культуры Новосибирской области выделяло нам субсидию в размере 300 тысяч рублей. Это происходило дважды. СТД давал возможность получить стипендию. Это совсем немного — 70 тысяч рублей. Но постоянной поддержки ни от кого никогда не было. Вернее, нас все готовы были поддержать информационно, но не финансово, потому что мы государству никто. С кризисом, конечно, ничего не изменилось. Еще хуже стало — с нами перестали выходить на контакт. Сначала говорили: подождите, мол, пока мы сами не понимаем, что происходит, а потом в ответ вообще тишина.
— Как руководитель, на котором лежит вся ответственность, в тот момент не пожалели, что когда-то покинули театр, защищенный госбюджетом?
— Ни разу. Жизнь приучила меня к тому, что все, что ни делается, то к лучшему. Лично я довольно быстро перестроился. Я уже давно задумывался о проектном театре как альтернативе репертуарному. Он намного проще в реализации, потому что репертуарный театр очень трудно содержать без финансовой помощи извне. И я подумал: наверное, сейчас самое удобное время для того, чтобы начать реализовывать новые замыслы.
— Что будет с театром «Понедельник выходной» дальше?
— Мы отказываемся от пессимистичных прогнозов. Театр «Понедельник выходной» не прекращает свое существование. Театр меняет форму работы. На данном этапе я понимаю, что снова зайти в какое-то помещение и опять его оборудовать для нас слишком затратно. Денег на это нет. Поэтому мы переходим на проектную систему. Сделали проект, отыграли его в интенсивном режиме в течение месяца-двух, сняли и взялись за новый. Проектная система, правда, предполагает всякий раз приглашение новой команды, но я своих не брошу. Я, естественно, хочу сохранить свой костяк и дополнительно привлекать артистов из других театров под конкретное название.
— Спектакли, сделанные когда-то вами на стационаре, больше не вернутся к зрителям?
— Возможно, мы повторим спектакли, которые нам важно сохранить по разным причинам. Для этого будем снимать отдельное помещение и играть их там. Тут дело не в деньгах, а в том, чтобы спектакль жил. Например, мне хочется сохранить «Зону красоты» — это драматический спектакль по реальным историям заключенных женской исправительной колонии, который затрагивает важные социальные проблемы. Он оказался очень востребован нашими зрителями. Билеты раскупались за два месяца. Вышла статья в «Петербургском театральном журнале». Мы подали заявки на фестивали, и надеемся, что нам удастся выехать с «Зоной красоты» в другие города. Пока в связи с пандемией все зависло. Что касается других спектаклей, то большинство из них сложно сохранить по техническим особенностям. Мы делали спектакли, рассчитывая только на то пространство, в котором работали. Поэтому для того, чтобы восстановить их на новом месте, придется полностью переделывать декорации. Не уверен, что это целесообразно, но посмотрим, как будут развиваться события дальше.
— «Понедельник выходной» позиционировал себя как театр-дом. Вы маленьким сплоченным коллективом его создавали, вместе жили, вместе играли, вместе переживали победы и поражения, вместе принимали в своем доме гостей. Не лишит ли проектный формат, отсутствие единственной точки на карте ваш театр его особой ауры?
— Я так не думаю. В данном случае ребята работают со мной, а не с той или иной формой существования театра. Им важно не где мы делаем свое дело, а что и с кем. Поэтому пространства, которые я буду находить под каждый новый проект, мы будем осваивать с тем же трепетом и любовью, как когда-то обустраивали свой дом. Скорее всего, это будут не театральные площадки. Я все больше ухожу в социальную историю и все чаще обращаю внимание на нестандартное пространство. Одно помещение, кстати, уже нашел. Он большое, пустое, красивое и совершенно не театральное.
— Чем ваш театр займется в ближайшее время?
— С 1 августа мы приступаем к реализации деревенского проекта. Большей частью труппы покидаем Новосибирск и уезжаем в деревню, где живут мои родители. Это село Заковряжино Сузунского района Новосибирской области — 160 км от города. Помимо артистов с нами едут композитор, который будет жить в деревне и писать современную музыку, художник-дизайнер и маленькая киногруппа, которая займется съемками документального фильма. Мы приедем на место и начнем делать два дела одновременно. С одной стороны, будем выпускать реалити-проект: вести хозяйство, снимать нашу деревенскую жизнь и выкладывать отснятый материал на YouTube. А, во-вторых, собирать информацию для нашего будущего проекта — документального спектакля о гибели деревни.
— Сколько жителей в Заковряжино?
— Точные цифры я узнаю в сельсовете, когда мы приедем на место. Пока же могу сказать, что когда-то это была очень большая деревня. Грубо говоря, четыре тысячи человек. Сейчас, как я предполагаю, не осталось и половины. Вот об этом мы и собираемся рассказать. Август мы проведем в деревне. В сентябре вернемся в город и займемся постановкой спектакля. Кто занимался документальным кино, тот возьмет время на монтаж и постпродакшн. Художник завершает работу над каким-то арт-объектом: что это будет, пока не ясно. Композитор создаст свое произведение. И когда у нас все будет готово, мы представим результат публике. Наиболее близкий мне вариант — выбрать одну из суббот и показывать с обеда до вечера в одном пространстве все нами созданное. Начать со спектакля, потом перейти к выставке, кино и завершить день вечеринкой на музыку, написанную по следам наших деревенских событий.
— Вы сказали, что в деревню отправится только часть труппы. Чем будут заниматься остальные? И в полном ли составе «Понедельник выходной» пережил самоизоляцию?
— В деревню со мной поедет только часть труппы, потому что нам чисто физически негде будет всех разместить. Мы и так займем не только дом моих родителей, которые в это время отправятся в отпуск, но и раскинем палатки внутри двора. Пока наш десант — это пять артистов, два представителя кино, художник, композитор плюс люди, которые необходимы для воплощения проекта и будут находиться с нами наездами. Например, приезжать на выходные. Итого более десяти человек. В труппе театра «Понедельник выходной» раньше было одиннадцать артистов. Сколько останется с нами после карантина, сложно спрогнозировать, но в шести-семи людях я точно уверен. Ребятам сейчас очень трудно. Все пытаются хоть как-то заработать себе на жизнь. Находят самые разные временные работы, чтобы получить хоть какой-то заработок. Я не имею права лишать их этой возможности.
— Успешное реалити-шоу, как правило, имеет в бэкграунде заранее прописанный сценарий, тщательно подобранные персонажи и провоцирующие конфликты условия. Ваше деревенское реалити идет по проторенному пути?
— Нет, писать сценарий загодя и придумывать конфликты мы точно не будем. Все будет идти по наитию. Но в первый же день нашего приезда мы сядем и распределим, кто чем будет по хозяйству заниматься и кто за что будет отвечать. Тогда станет понятно, где и когда будет происходить какая-то активность. Мы все — городские жители. Как выяснилось, я — единственный человек, который умеет доить коз, косить траву и тому подобное. А нам предстоит всем вместе вести большое хозяйство — быки, козы, овцы, кролики, курицы, огород, чтобы люди, которые совершенно не знают деревенской жизни, смогли ее почувствовать и понять. Конечно, я понимаю, что месяц в деревне в довольно жестких бытовых условиях — это то еще испытание. Будет трудно. У наших девочек наверняка начнутся психологические срывы. Но мне все же хочется, чтобы они отдохнули от городского ритма и услышали другую тишину. Я для этого, например, умышленно не буду брать с собой связь. Сознательно на месяц освобожу себя от гаджетов и социальных сетей.
— Ваши коллеги последуют вашему примеру?
— Не думаю, что они откажутся взять с собой сотовые, но связь там такова, что зависать в Инстаграм не получится. Чтобы сделать звонок, нужно залезть на сеновал. Все не так уж и просто, как видите.
— С мотивацией со стороны театра понятно — вы пробуете новые формы и собираете материал, но что должно заставить зрителя смотреть на то, как вы ведете деревенскую жизнь?
— Я так никогда не рассуждал. Наверное, никто не должен смотреть, как мы в деревне ведем хозяйство. Как никто не должен смотреть спектакль про то, как живут люди в женской колонии. Это по большому счету, но вот какая штука. В моей башке есть такой принцип: если мне интересна проблема, если я искренне пытаюсь в материале разобраться, то обязательно найдутся люди, которым это тоже будет интересно. И вообще перед нами довольно острая социальная тема. Правительство все время говорит о том, как оно поддерживает сельское хозяйство, а на практике я вижу, что ничего подобного не происходит. Вокруг нашей деревни поля второй год не засеиваются вообще. Они заросли даже не травой, деревьями. У нас нет дороги. Вернее есть, но она представляет собой 15 метров асфальта. Всего 15 — я не вру. И каждый год дорожники приезжают и рисуют на этом кусочке разметку.
— Вы согласовываете свой визит с сельскими властями или будете нежданными гостями?
— Мы спонтанно свалимся на их голову. Насколько я отображаю сегодняшнюю реальность, согласования ни к чему хорошему не приведут. Я понимаю, что, возможно, у нас в этом деле будут конфликты. Мама уже задала мне вопрос: не боюсь ли я, что нас сожгут? Но я не боюсь. Мы готовы к неблагоприятному развитию событий, и я уже предупредил своих ребят об этом. К тому же главная наша цель — сбор информации для следующего проекта. Если респондентов предупредить, то мы получим только прилизанную и причесанную информацию, а мне хочется, чтобы все было живое и настоящее. И добиться этого будет на самом деле трудно. Деревенские люди хоть и открыты, но только на эмоции. Спровоцировать их на разговор с незнакомым человеком довольно сложно. Вот меня они знают, и, наверное, будут готовы со мной побеседовать, а моим ребятам придется долго и настойчиво преодолевать барьер.
— Что будет, если эпидемиологическая обстановка не позволит вам осенью приступить к реализации постановочных планов?
— Мы будем приспосабливаться к тем обстоятельствам, которые нас будут окружать. При любом раскладе никто из нашей команды не бросит заниматься театром — это я скажу вам точно. Просто мы найдем ту форму, которая будет возможна на данный момент.
— Сергей, три сезона самостоятельного плавания — на самом деле уже опыт. Как вы считаете, благодарное это дело — создавать частный не антрепризного толка театр сегодня в нашей стране?
— Смотря с какой стороны посмотреть на этот вопрос. Ты же создаешь театр не потому, что хочешь от кого-то получить благодарность, а от того, что не можешь его не создать. У тебя есть высказывание, и вместе с созданием театра появляется возможность его открыто сформулировать. Это называется «свобода». Но за свою свободу ты платишь серьезную цену — тебя финансово никто не поддерживает. И с этой точки зрения частный театр, конечно, неблагодарная вещь. Ты должен тянуть, тянуть и еще раз тянуть. Параллельно со своим честным высказыванием выпускать какие-то дополнительные коммерческие проекты, чтобы поддерживать свой коллектив деньгами. Но это стоит того. Правда.
Юлия ЩЕТКОВА, «Новая Сибирь»
Фото из архива театра «Понедельник выходной»
