Один из самых востребованных режиссеров музыкального театра в России ставит в Новосибирске спектакль «Любовь и голуби».
СУСАННУ Цирюк журналисты предпочитают представлять как автора русского перевода песни Belle, что полностью соответствует истине, но отражает лишь малую часть бурной творческой деятельности одного из самых востребованных режиссеров современного музыкального театра. Сусанна Юрьевна — представительница известной музыкальной династии, выпускница Санкт-Петербургской консерватории и многократный номинант на соискание премии «Золотая маска». Поставила десятки опер, оперетт, мюзиклов, сотрудничала с ведущими музыкальными труппами России и Европы и перевела на русский язык немало культовых мюзиклов. Талантливый либреттист и действительно автор стихов к романтичным шлягерам — Belle из Notre Dame de Paris и «Короли ночной Вероны» из «Ромео и Джульетты». В Новосибирский музыкальный театр режиссер приезжает на постановку в четвертый раз. В репертуаре экс-музкомедии с успехом идут сочиненные Сусанной Цирюк сценические версии мюзиклов «В джазе только девушки», «Фанфан-Тюльпан», «Наш Пигмалион». В нынешнем сезоне пришла очередь музыкальной комедии Андрея Семенова «Любовь и голуби». Премьера забавной истории назначена на 28 февраля.
— Сусанна Юрьевна, вам вновь предстоит «суровый бой»: не только постановка полномасштабного спектакля, но и невольное соперничество с фильмом, по которому прежде всего и знают в нашей стране пьесу Владимира Гуркина «Любовь и голуби», положенную в основу музыкальной комедии.
— На самом деле никакого отношения к кино наш спектакль не имеет. Это самостоятельный жанр. Музыкальная комедия «Любовь и голуби» с успехом идет в трех или четырех музыкальных театрах страны. Я ни одной версии не видела. Но на предложение художественного руководителя Новосибирского музыкального театра Леонида Кипниса поставить спектакль согласилась. Мне было интересно принять этот вызов. Помножить свой природный азарт на здоровый авантюризм этой труппы. Конечно, это безумно трудно — создать самостоятельное театральное произведение и при этом не разочаровать поклонников фильма. Мы не пытаемся имитировать киноленту, но мы хотим сделать реверанс, своего рода посвящение фильму и вообще советскому кино тех лет, сохранив точные цитаты, которые наверняка ждет публика. Мы не переносим ни место, ни время действия, но мы делаем стилизацию. Театр вообще предполагает другую, более высокую степень условности, нежели кино. Здесь нет детального бытового правдоподобия. Мы сохраняем канву, но одновременно создаем эмоциональную и образную атмосферу театральными способами.
— На сайте театра уже появилось распределение ролей, и, кажется, зрителей музыкального театра ждет немало сюрпризов. Что послужило отправной точкой для вашего решения?
— Начну с того, что я не взялась бы за это название с незнакомой труппой. Я бы побоялась! Как режиссер ни простраивай действо, какие метафоры ни придумывай, здесь столько крупных планов, что в конечном счете важны именно актерские работы. Должны быть яркие личности — формой не прикроешься. Я, может быть, скажу страшную ересь, но считаю, что сам фильм Владимира Меньшова не так уж и хорош — блистательны актерские работы. Это неплохой фильм, безусловно, но не из тех, что сделаны на века, и ты можешь пересматривать их с любого места. Только определенные моменты, связанные с актерской игрой. По крайней мере, для меня. В новосибирском театре высокий уровень труппы, много ярких индивидуальностей, и мне очень интересно наблюдать за тем, как раскрываются ребята. Для них это тоже совершенно необычный материал.
— Принято считать, что деревню и ее обитателей на сцене играть сложнее. Как справляются ваши артисты?
— Да даже чисто технически привыкнуть говорить на диалекте органично — это уже огромный труд. Мы чёкаем на сцене и, кажется, в коридорах уже тоже. К тому же в спектакле есть возрастные роли. Мы не хотим ходить по грани и изображать трясущихся стариков. Мы хотим быть выразительными и донести до зрителей ту или иную мысль, поэтому для себя решили, что наши старики будут не такими уж старыми. Просто в деревне люди стареют быстрее — такую установку мы себе дали. Две бабы Шуры — Татьяна Фомичева и Светлана Дубровина. Еще веселее с Митяями — Диме Емельянову хотя бы 50, а Антон Лидман вообще молоденький. А что делать? Мы все вместе в это азартно играем. Вот некоторые люди в «Ферму» играют, а мы — в спектакль. Повторюсь, у нас совершенно потрясающий состав. Два обожаемые публикой Васи Кузякина — Роман Ромашов и Александр Крюков. Две Надежды — Марина Кокорева и Светлана Склемина. Три Раисы Захаровны — Вероника Гришуленко, Елизавета Дорофеева и Алина Шайхеева. Алина для меня новенькая актриса и очень нравится мне своей боевой способностью. Казалось бы, репетируя рядом с двумя такими звездами, можно было бы закомплексовать, но нет, Алина рвется в бой и от репетиции к репетиции становится все лучше и лучше. Потом дети Кузякиных. В либретто у них крохотные роли, даже сквозной линии нет. И вот без всякого «фе», без всякого скепсиса, без всякого нежелания ведущие актеры театра репетируют эти роли. Леньки у меня — Василий Халецкий и очень хорошее приобретение театра, студент четвертого курса консерватории Саша Федотов. Людки у меня обе примы — Валентина Воронина и Анна Фроколо. Ольги — на минуточку — Анна Ставская и Анастасия Качалова. Все ребята очень точные, эмоциональные, поэтому с ними можно искать какие-то тонкости и нюансы.
— Составы уже сформированы?
— Конечно, легче репетировать уже зафиксированными парами, но я подхожу к работе чисто практически. Мы все живые люди. У кого-то сел голос, кто-то, не дай бог, заболел, и ты выходишь на спектакль с партнером, с которым никогда не репетировал. Это огромный, просто невозможный стресс. Поэтому пока мы смешиваем все составы, и все репетируют со всеми. Ближе к премьере, на последних прогонах, я уже составлю пары так, чтобы артисты смогли отыграть спектакль целиком в том виде, в котором они будут работать на зрителя.
— Какой аудитории, на ваш взгляд, будет интересна музыкальная комедия «Любовь и голуби»?
— Знаете, ставить смешной спектакль гораздо труднее, нежели трагический и грустный, потому что заставить зрителя смеяться сложнее, чем вызвать у него слезы. И здесь одни беспроигрышные цитаты не спасут. Важно подать сюжет максимально органично. Наша задача — чтобы люди уходили из зала с улыбками в хорошем настроении. Чтобы все было легко и не занудно. Эмоционально, смешно, трогательно, красиво. Просто такой подарочек накануне весны, презентик, сувенир. Мы ставим комедию и не забываем при этом слово «лирическая». Говорим о любви, о разных ее формах и пытаемся отыскать какие-то пронзительные места, задеть струны души. И, конечно, нам совсем не хочется, чтобы молодежь посмотрела на афишу и сказала, что это нафталин. Нам хочется, чтобы на этот спектакль ходили все — кто видел фильм и кто не видел, кто молод и кто вдоволь пожил. А для этого всего-то и нужно, что сделать хороший и интересный спектакль.
— А проверенный рецепт его изготовления у вас есть?
— У меня на этот счет есть только один критерий. Если нам с актерами в процессе репетиций взаимно интересно, то будет интересно и зрителю. Если всем уже на стадии подготовки скучно и все приходится высасывать из пальца, то и результат потом будет соответствующий. Это взаимный обмен энергиями. Если актеру интересно находиться на сцене во время спектакля, если он посылает свою энергетику в зал, то ему все посланное обязательно вернется в ответ. Другого рецепта я не знаю. В случае музыкальной комедии «Любовь и голуби» задача усложняется тем, что мы стремимся максимально расширить целевую аудиторию. Если бы мы ставили просто спектакль для старушек, наверное, иначе бы подходили к материалу.
— Сусанна Юрьевна, в вашем режиссерском багаже огромное количество спектаклей — от опер до хореографических притч. Что вас заставило выбрать изначально мужскую профессию, да еще и специализироваться на музыкальном театре, где женщин-режиссеров всегда мало?
— Сейчас в этой профессии много женщин, раньше — меньше, но все-таки были. Например, в новосибирском театре работала Элеонора Ивановна Титкова, я ее еще немного застала. У меня же все сложилось само собой. Моя мама всю жизнь проработала в театре, поэтому я, как и позднее мой сын, выросла за кулисами. И чувствовала себя там уютно и органично. Хотя к решению стать режиссером музыкального театра пришла не сразу. Сначала хотела стать литературным переводчиком, но не поступила — историю сдала на тройку. Потом в Минск на свой первый большой спектакль приехал оперный режиссер Юрий Исаакович Александров. Он ставил «Сказки Гофмана» Оффенбаха, и я наблюдала весь процесс постановки музыкального спектакля — от начала и до конца. На всю жизнь подружилась с его ассистенткой, она-то мне и посоветовала поступить в Санкт-Петербургскую консерваторию на режиссуру музыкального театра, мол, у тебя голова светлая, ты все замечаешь. Я попробовала и поступила. Попала на курс к Маргарите Давыдовне Слуцкой. Она в свое время была педагогом у Юрия Исааковича. А Юрий Исаакович стал моим педагогом, когда началась ассистентская практика.
— Как красиво история закольцевалась!
— Да. Именно Юрий Исаакович научил меня ставить массовые сцены, работать с хором, разводить на площадке любое количество человек. Я прошла жесткую мужскую дрессуру и, может быть, поэтому никогда не испытывала никаких комплексов по поводу себя в профессии. И всегда очень сочувствую женщинам-режиссерам, которые каждую секунду стараются доказать, что они не хуже мужчин. На самом деле, это совершенно не женская профессия. Я с этим и спорить не пытаюсь. Но меня абсолютно не беспокоит этот вопрос. Если бы я этого боялась, я бы с ума сошла, особенно когда мне было 25 лет и я весила 48 кг. Но когда я полностью погружена в процесс, я ни о чем, кроме работы, не думаю. Тем более о том, хуже я или лучше мужчины. Когда ты один на один впервые остаешься с незнакомым коллективом, поверьте, твой пол никакого значения не имеет. На тебе в любом случае пробуют свои зубы. Это закон стаи. И если ты справился с этой первой репетицией, то дальше все будет хорошо.
— В чем заключается залог успеха вашего метода работы с артистами?
— Юрий Исаакович (на мой взгляд, лучший оперный режиссер своего поколения в России) учил меня готовиться к каждой репетиции, а не пробовать нащупать что-нибудь этюдным методом на артистах. Я ценю его школу и всегда готовлюсь. Перед каждой репетицией занимаюсь и когда придумываю спектакль, тоже занимаюсь. Потому что муза приходит не каждый день, иногда даже не раз в неделю, а домашняя работа и подготовка срабатывают всегда. Спектакль ты ставишь или делаешь перевод.
— Если говорить о литературном переводе, то когда мечта вашей юности стала реальностью?
— Все началось со звонка одного из моих любимых оперных режиссеров Дмитрия Белова. Когда-то давно, когда мы еще учились в консерватории, я баловалась переводами и по его личной просьбе в качестве дружеской услуги переводила какие-то номера из мюзиклов. Это было в те времена, когда о мюзиклах здесь еще никто толком не слышал, а Дима в этом вопросе был достаточно эрудирован и как-то умудрялся доставать ноты и оригинальные тексты. Прошло много лет. И вот в 2002 году в России выходит мюзикл «Собор Парижской богоматери», легендарный Notre-Dame de Paris. Режиссером с русской стороны выступает Дима. А я собираюсь с Мариинским театром на гастроли в Америку. Буквально за два дня до отъезда он мне звонит. Дело в том, что у потрясающего поэта Юлия Кима, который делает перевод либретто с французского языка на русский, не ладится с двумя главными хитами. И Дима спрашивает, не могла бы я написать этих два текста? Я отвечаю: «Могла бы, но как? Это же Юлий Ким!» Только потом я поняла, что произошло.
— Почему же Юлий Ким не смог сделать то, что вы смогли?
— Не то чтобы не смог. Просто, если ты сам автор, то работать на чужую музыку по чужому содержанию очень трудно. А для меня это не профессия. Я же не поэт и не драматург. У меня более легкий подход к переводу. Что не может позволить себе хороший автор, я — могу. И я написала два хита — Belle и «Пой мне, Эсмеральда». И все!
— То есть в профессиональных кругах вы проснулись знаменитой?
— Лучше бы я проснулась богатой. Нам, конечно, выплатили авторский гонорар, но ни я, ни Юлий Ким, который сделал остальные 47 номеров, и слыхом тогда не слыхивали про авторские отчисления. Потом, в 2007 году, меня попросили написать текст песни к мюзиклу «Ромео и Джульетта». Прекрасные умные концептуальные стихи Наума Олева не ложились на хоровое исполнение в быстром темпе, и я написала «Короли ночной Вероны». И пошло-поехало. За последнее время у меня вышли лицензированные русскоязычные версии мюзиклов «Бал вампиров», «Аладдин», «Граф Монте-Кристо», «Канкан», вот-вот состоится премьера «Мисс Сайгон», и готовится еще один грандиозный мюзикл в Екатеринбурге — пока не буду говорить название. И хотя это огромный тяжелый труд, я эту работу просто обожаю.
— И вы по-прежнему утверждаете, что это не ваша профессия?
— Теперь это высокооплачиваемое хобби. Я очень люблю, когда мой отпуск совпадает с переводческим заказом, — тогда можно писать под шум моря. Кстати, все песни к мюзиклу «Одиссея капитана Блада», который идет и у вас в Новосибирске, я написала на Мадейре. Темно. Внизу шумит океан, а я сижу у компьютера на балконе — всю б жизнь так работала. Это очень помогло для создания атмосферы. Сейчас, конечно, другой материал.
— Но вы же и в мюзикле «Любовь и голуби» нашли способ усилить атмосферу. В вашей режиссерской версии появились вставные номера, не предусмотренные либретто. Для чего?
— Дело в том, что либретто написано на семерых персонажей, а я очень люблю массовые сцены и хор. К тому же я знаю качество хора в этом театре. А где возник хор, там захотелось и балет. Тем более что мы не идем за фильмом. Нам нужные яркие клюквенные а-ля рюсс сцены, поэтому мы придумали хорошие вставные номера, которые позволят нам сделать посвящение советскому кино. Это песни, по поводу которых я по невежеству своему была готова спорить на деньги, что они народные, но на самом деле нет — стилизации советских композиторов, звучащие в разных фильмах того времени. «На тот большак» Марка Фрадкина, «Бестолковая любовь» Юлия Кима. В инструментальном виде будет звучать «Где-то на белом свете» Зацепина. Еще у нас появится отсутствующий в оригинальном либретто сквозной персонаж — баянист. Но это будет не приглашенный виртуоз из оркестра народных инструментов, а наш кадр. Мы нашли среди артистов ребят, которые когда-то в школе учились играть на баяне, теперь они упорно занимаются. Это ведущие артисты театра Андрей Дорошенко и Василий Халецкий.
— К артистам в плане дисциплины, подготовки и самоотдачи вы так же требовательны, как и к себе?
— В этом театре у меня не возникает проблем с артистами. Но если говорить в общем, то какому же режиссеру понравится, что артист опаздывает или месяц учит текст? В Новосибирском музыкальном театре процесс работы отлажен, артисты находятся в прекрасной форме. При том что наши репетиции проходят на фоне огромного текущего репертуара, ребята понимают, что подходить вальяжно и неторопливо к работе нельзя. И это большой подарок мне как режиссеру.
Юлия ЩЕТКОВА, «Новая Сибирь»
Фото Дарьи ЖБАНОВОЙ
