Александр Савин известен он тем, что во времена СССР читал лекции о рок-музыке, был инструктором отдела культуры обкома КПСС по работе с театрами и творческими союзами, успел поработать директором новосибирской филармонии и театра «Балет Новосибирск-100».
— Александр Васильевич, нам с тобой, главное, читателей не запутать и самим не запутаться, поскольку я тоже Александр Васильевич, как ты понимаешь.
— Боюсь, что по ходу разговора всплывут еще несколько наших с тобой тезок. Но ты уже задал мне вопрос, поэтому отвечаю: да, в начале года в городе появился новый сайт, освещающий вопросы культуры, под названием «Культ-витамин».
— Точно «Культ-»?
— Насчет этого путаница никак не прекратится. Даже когда в поисковике «Гугла» набиваешь — тебе подсказывают не «культ-», а « мульт-».
— Хорошо хоть не «Культ-амфетамин», Александр Васильевич.
— Ясное дело, Александр Васильевич, это тоже тема для шуток. Но в действительности хорошая классическая музыка реально помогает в борьбе с вирусом, я так считаю. И вообще я был серьезен с самого начала: года четыре назад до меня, наконец, окончательно дошло, что у нас в городе музыкальная критика доживает свои последние дни. Люди, которые много лет этим занимались, так и не имеют ни постоянного заработка, ни площадки, на которой они могли бы выступать. В Новосибирске уже давным-давно нет внятной информационной картины культурной городской среды, все разбросано по маленьким и большим сайтам, кое-что интересное приходится искать даже в каких-то никому неведомых гламурных журналах. Все совершенно перемешано — от рэперов до дирижеров симфонических оркестров. В то же время в городе проходит масса интересных концертов, о которых никто ничего не пишет…
— У нас в городе очень много ценителей музыки, которые все понимают, но сказать не могут.
— Зато у нас есть и славные традиции! Я еще помню такого человека как Лоллий Баландин, который в свое время воспитал целую группу театральных, музыкальных, да и литературных критиков и, собственно говоря, на его книгах и лекциях выросло целое поколение, к которому, я и себя отношу.
…В общем, однажды в голове у меня возникли две мысли. Первая — что у нас нет универсального культурного ресурса. Такого, который бы избавил от бесконечного поиска информации по нужной теме или персоне. Именно такой ресурс…
— Понятно. А какая была вторая мысль, пока мы не забыли? Все-таки возраст дает о себе знать.
— Вторая мысль, Саша, была о том, что вот-вот уйдет последнее поколение, которое еще что-то помнит о культурной жизни города сорока- и пятидесятилетней давности. И тогда возникнет полная пустота, которую начнут заполнять всякими разными вымыслами, мифами и легендами, в которых все будет переврано.
С руководителем новосибирской писатель-
ской организации Анатолием Шалиным.
Мы оба выходцы из «Амальтеи»
Совсем свежий пример — это заявление о том, что Шостакович в годы войны был эвакуирован не в Куйбышев, а в Новосибирск, а известный популяризатор музыки и критик Соллертинский скончался в Новосибирске от голода, а произошло это на квартире у композитора Новикова, где накануне отмечали премьеру его кантаты «Мщение». Таких примеров великое множество и нередко такую информацию доносят вполне авторитетные издания и каналы. Поэтому, пока не поздно, кому-то нужно садиться и восстанавливать в памяти события давно минувших дней.
— Но ведь Владимир Михайлович Калужский уже не раз отмечался в качестве Филармонического Нестора.
— Это да. Владимир Михайлович — это наше все. И, кстати, он постоянный автор «Культ-витамина». Есть у нас еще и Валерий Ромм, да и я тоже кое-что еще помню. У меня понаписано довольно много всего, но тексты в основном сырые, с ними работать надо, пока они вообще не потерялись куда-нибудь. Вот недавно про Володю Рябова сделал большой материал… Про Алису Васильевну Никифорову очерк написал, изрядно порывшись в ее архиве… Это ведь все люди, которые создавали новосибирский балет, поэтому про них категорически нельзя забывать!
Нужно восстановить пробел в истории культуры, который у нас возник на месте пресловутых 90-х годов. Лично я просто обязан написать и о «Балете Новосибирск — 100», как об уникальном экспериментальном камерном театре балета. Ведь под его крышей собралась большая группа звезд балета нашего города во главе с Анатолием Бердышевым. Ведь были совершенно новаторские постановки — Стравинского, Малера, Бартока, Свиридова, Пола Уинтера, даже на итальянский авангард спектакль ставили. Легенда современной и советской хореографии Май Мурдмаа провела два вечера одноактных балетов. Вспомни вон, кстати, и про балет по музыке The Beatles — «Ангел» там танцевали три народных артиста и два заслуженных…
— Почему их пять, а не четыре?.. Ладно, шучу. Ну так и где книжка твоих мемуаров под названием, допустим, «The Long and Winding Road»?
— В том-то и дело, что написать книжку я, может быть, никогда не соберусь, а вот использовать для обрывочных воспоминаний профильный сайт — совсем другое дело. Года три назад с этой идеей я и пришел в наше министерство культуры, где меня сразу поддержали. Но в итоге так ничего и не случилось.
— Возможно, они просто не увидели в тебе маститого эксперта в области культуры, и в этом смысле были вполне даже правы.
— Саша, я не критик и не эксперт, но я своего рода хроникер. Я ведь за последние чуть ли не полвека познакомился с массой знаменитых и выдающихся «культурных» людей — и по роду службы, и просто так.
В общем, мои хождения продолжались еще пару лет, а потом наступил Год театра, и губернатор сказал, что городу такой информационный портал крайне необходим. Я половину отпуска потратил на подготовку разных бумаг, но пока они дошли до ответственных лиц, Год театра закончился, и тема снова потеряла актуальность. И тогда стало абсолютно ясно, что действовать придется самостоятельно.
— И под какой «крышей» вы в итоге пристроились?
— Поверь мне, ни под какой. Все сделали втроем, вместе с супругами Гайгеровыми — Иваном и Оксаной . Оксана профессиональная пианистка, с опытом ведения и руководства бизнесом, кроме того, она научилась писать журналистские тексты, которые у нее от раза к разу получаются все лучше и лучше. А Иван очень помог, обеспечив техническую сторону, в которой я вообще ничего не понимаю.
— Саша, сайт у вас пока очень эклектичный, плохо выстроенный.
— Это — да. Но главная проблема в другом: как говорится, негде взять контент. Ведь сейчас вокруг ничего не происходит. А начали мы прямо в канун эпидемии… И все же, основная задача нашего сайта… или портала… — это создавать позитив. До показателей сайтов с «полицейскими хрониками» нам еще далеко, но просмотров все больше, доходит даже до двух тысяч.
— Вот видишь: когда-то ты сотрудничал с «Молодостью Сибири», в последнее время — с «Новой Сибирью», а теперь сам себе хозяин. Кстати, на сайте в твоих текстах ошибок почти нет, — кто их исправляет?
— Слава богу, у нас Оксана это умеет делать...
— Я как-то раз проанализировал твой короткий пост в «Фейсбуке» на 65 слов — в нем три орфографических ошибки и семь пунктуационных. Саша, скажи мне, как ты умудряешься написать: «без условно», или «по тому что»?.. У тебя какая оценка в школе была по русскому языку?
—По литературе — пятерка, а по русскому — тройка. Как в народе говорят: «корову» через «ять» писал. Слушай, чего ты вообще пристал? Это у тебя, может быть, родители профессора, а я парень простой, из Каргата (смееемся). Кстати, у моих мамы и папы был очень аккуратный почерк, — так мне даже это не передалось! Да и вообще я, когда пишу, всегда очень тороплюсь.
Участники семинара молодых писателей фантастов и приключенцев Сибири, состоявшейся летом 1979 года под эгидой ЦК ВЛКСМ и Союза писателей России
— Небось еще и безграмотный интернет воспитывает уродливое правописание?
— В интернете меня еще больше выводят из себя болезненно грамотные посетители, миссия которых состоит в том, чтобы тыкать других в их ошибки. А вообще-то, я считаю, что нужно сохранять преемственность. Когда мы встречались с Беллой Григорьевной Клюевой…
— Это кто, прошу прощения?
— Да ты что! Эта чудесная женщина в свое время вывела в свет половину наших писателей-фантастов, Стругацких в том числе! Она редактировала знаменитый советский 25-томник фантастики, создавала серию «Библиотека советской фантастики», замечательный редактор.
Так вот, когда у нас в конце 70-х проходил первый семинар молодых писателей фантастов и «приключенцев» Сибири и Дальнего востока, я подсунул ей несколько своих рассказов, заранее упомянув насчет уровня своей грамотности. На что она сказала: «Господи, видели бы вы, Александр, рукописи некоторых наших классиков! Я уже молчу про товарища Пешкова…»
— В смысле, Максима Горького?
— Ну конечно. В свое время в институте его имени в педагогических целях демонстрировали студентам его произведения — до редактуры и после — чтобы показать разницу между небом и землей.
— Пора тебе, Саша, рассказать о своей комсомольской и партийной юности, неотрывно связанной с новосибирской культурой. И как тебя вообще занесло из любителей западной рок-музыки в поклонники серьезной классики?
— Все было предельно просто, хотя и имело отношение к фантастике. Я в 1975 году вместе с Михаилом Петровичем Михеевым организовал новосибирский клуб любителей фантастики…
С многократным лауреатом международных конкурсов артистов балета, премьером, хореографом Дмитрием Симкиным
— Тебе сколько лет тогда было? Семнадцать?
— Типа того. Михеев после вспоминал: «Звонок в дверь. Открываю — на пороге стоит мальчик и говорит: «Здравствуйте, я Савин. Прочитайте мои рассказы». В общем, появился клуб «Амальтея» — по аналогии со Стругацкими. И вот однажды, спустя года три-четыре, ЦК комсомола вместе с Союзом писателей решили провести семинар для молодых фантастов-приключенцев: всем этим заправляла Маша Ревякина, нынешний директор премии «Золотая маска» и Володя Попов, секретарь обкома. Вот этот, последний, мне потом и позвонил домой с предложением поработать с неформальной молодежью, — как это тогда называли. Так я и стал лектором. Кстати, занимался я тогда заодно и молодежными религиозными объединениями, советом ветеранов, в котором, кстати, были заметные руководители культуры того времени, — к примеру, Казарновский Григорий Иосифович.
— Что мне все это напоминает. В это же время в журнале «Ровесник» осторожные и идеологически выверенные статьи о рок-музыке писал твой ровесник Артемий Троицкий.
В аэропорту Толмачево 1987 год. Слева направо: Владимир Миллер, Али Халилович Алиджанов, заместитель председателя Горисполкома, народный артист СССР Евгений Матвеев, народный артист СССР Иосиф Кобзон, я и Пётр Синенеко, руководитель городской киносети
— Ну а как ты думал? Конечно, все приходилось делать аккуратно. Только вдруг — неожиданно для всех — главный идеолог СССР товарищ Яковлев выступил с заявлением, что рока больше бояться не нужно. Это было для всех каким-то шоком. Помню, меня в тот день нашли в Дзержинском райкоме комсомола и вызвали в обком партии, где за столом сидели все члены бюро, которые мне дали сорок минут, чтобы я им обрисовал ситуацию с рок-движением в городе. Через полтора часа моего доклада Александр Павлович Филатов…
— Поясни, что это был первый секретарь обкома, — кто теперь помнит-то…
— Да, первый человек в области сказал мне, что нужно выпускать пар, легализовать подполье и создавать местный рок-клуб. Ну а дальше все и пошло. Вскоре меня направили в филармонию, заместителем директора по концертной работе. Когда тогдашний директор филармонии увез к себе на дачу казенные лесоматериалы и попал в неприятную ситуацию, меня назначили исполнять его обязанности, чем я и занимался полгода. Возраст у меня был несерьезный для такой должности, поэтому, несмотря на желание Филатова назначить меня директором, я посчитал, что 27 лет — это еще рано — и отказался, а вскоре мне позвонил заведующий отделом культуры обкома КПСС Владимир Иванович Велюханов и предложил перейти к ним — работать с театрами, ну я и согласился. А потом начались известные реформы и события, меня перевели в отдел пропаганды — вместе с Василевским, нынешним директором хореографического училища, — тоже Александром Васильевичем, кстати…
— …А дальше ты расскажешь историю с симфоническим оркестром, которую я уже знаю.
— Да, ему в тот момент репетировать и выступать было негде, поэтому я помогал отвоевывать зал Дома политпросвещения, в то время как Алексей Мананников пытался отобрать у коммунистов строящееся здание высшей партийной школы (ныне академия госслужбы).
— А зачем ему это было нужно, кстати?
— Да ни зачем, я думаю. Главное было отобрать. Но Виталий Петрович Муха принял оптимальное решение. В общем-то, это было последнее звено в моей обкомовской деятельности, после этого партия закрылась. Вот и вся моя «партийная» биография.
Летописец русской и советской культуры, подготовивший более ста музыковедов, Владимир Калужский, министр культуры Новосибирской области Наталья Ярославцева, лучший учитель литературы в стране Лидия Норина и я, её ученик
— Какая-то не очень увлекательная история получается.
— На самом деле много всего было. И в ЦК комсомола меня, было дело, звали, я даже начал обустраивать свой московский кабинет на Старой площади, окнами прямо на администрацию президента. Но меня в этот момент отправили расселять жителей Припяти — после известных событий. Подписал бумагу о неразглашении, слетал, расселил, чего-то, может быть, нахватался…
— …Очнулся в Новосибирске. Хватит о партийных функционерах, давай, лучше расскажи что-нибудь позитивное о том, как ты полюбил музыку.
—Помню по детству, что у нас в доме она всегда звучала, но делилась на две категории. Мама предпочитала «Ах, Коля, Коля, Николаша, где мы встретимся с тобой?..», а папа тяготел к Баху, хотя и слушал его крайне редко. Мои основы восприятия классики сложились в возрасте лет шести, когда мы переехали на улицу Революции, — там, стоя на перекрестке, можно было увидеть сразу «Красный факел», ДК Революции и оперный театр. Но во время прогулок с папой до оперного мы обычно не добирались: мой велосипед почему-то всегда разворачивало вправо, в сторону консерватории. Я мог часами стоять под ее окнами и с открытым ртом слушать, как там репетируют, потому что для моего детского сознания это была совершенно новая музыка, какая-то такая…
— …Нечеловеческая, как говорил Ильич.
— Допустим. И уже гораздо позже, когда я правдами и неправдами начал добывать западные виниловые пластинки, до меня вдруг дошло, что мне интересны более сложные композиции, чем у Creedence, Slade или Simon & Garfunkel. Хотя и тех и других я до сих пор люблю слушать.
С женой Ларисой
— И ты переключился на King Krimson и Yes?
— Да, на тех, кого сейчас называют «прогрессивом». Но только гораздо позже до меня начало доходить, куда я двигаюсь. К тому времени я уже начал посещать оперный, под влиянием жены, которая там работала в балетной труппе, но к «серьезной» музыке начал приобщаться не с Чайковского, как положено, а… Представь себе, с Пендерецкого, Вагнера, Брукнера, Малера, Стравинского и Мусоргского…
— …Бартока и Яначека?
— …Да, именно с той музыки, которая и сегодня-то не многим понятна и симпатична. И только очень постепенно, с возрастом, я дорос до обычной оперы, до Моцарта и Гайдна. А совсем не так давно мне стал интересен и понятен Бах. Конечно же, фуги и токкаты я, как и все, любил уже давно, но вот что касается фортепианных произведений, то до меня это внезапно стало понятным совсем недавно, когда к нам на арт-фестиваль приехала из Швейцарии мега-звезда Константин Лифшиц. У него в каждом отделении четырехчасового концерта было по две работы Баха и по одной Бернстайна. И Лифшиц вдруг сработал, как спусковой крючок: я понял, что вселенная Баха выходит далеко за рамки органа и перешел на изучение наследия великого пианиста Гленна Гульда, — у нас дома есть его большая коллекция.
— То есть ты в музыкальном смысле не деградируешь, а эволюционируешь. Было бы совсем странно начать с Малера, а закончить, скажем, Оффенбахом.
— Мне до сих пор многие не верят, спрашивают: мол, ты что, в тридцать лет уже Брукнера хорошо знал? Да, знал, да еще и Шёнберга, Шнитке слушал. Вот так и вышло, что я перескочил от сложной рок-музыки к сложной академической музыке, а уже потом начал разбираться с остальным. Поэтому, когда начинают ругать рок, я обычно отвечаю, что нет никакого ни рока, ни джаза, а есть только хорошая и плохая музыка в пространстве, сотканном из всяких разных жанров и поджанров. Я действительно искренне считаю, что тот же Jethro Tull можно слушать сразу после Иоганна Себастьяна.
С директором государственного академического театра им. Евгения Вахтангова Кириллом Игоревичем Кроком в легендарном кабинете основателей театра
— А там можно включить Мади Уотерса или Джона Ли Хукера.
— Почему бы и нет. Я не стал бы их называть представителями «простой» музыки. Хотя этих ребят тоже уже стали забывать. Кстати, по поводу забывчивости. Вот тот же Николай Грицюк мог бы стать одним из брендов новосибирской культуры, а о нем как-то навязчиво стараются не помнить…
На крыльце консерватории вместе со Львом Руханкиным, проректором по концертной работе консерватории и художественным руководителем камерного хора Новосибирской областной филармонии (ныне хоровая капелла) Игорем Юдиным
— Да, их таких у нас трое — Грицюк, Кондратюк да Крячков.
— И мы ведь не раз поднимали вопрос, почему бы в музыкальной гостиной Дома Ленина не выставить несколько десятков его, Грицюка, работ в качестве постоянной экспозиции? Это хорошая небольшая площадка в центре города… Да, в художественном музее есть один его маленький зальчик, но этот зальчик совершенно несопоставим с уровнем культовой для Новосибирска фигуры.
— Просто какой-то опальный рок продолжает кружить над Николаем Демьяновичем. Ведь нашлось же, например, в стоквартирном доме место для галереи фронтовика Чебанова, против которого я совершенно ничего не имею, но зато имею гораздо больше «за» в отношении Грицюка.
— Могу предположить, что не только ты. Насколько я знаю, в «стоквартирном» изначально и предполагалось разместить галереи этих двух художников, но в итоге один оказался лишним.
— Многим Грицюк кажется непонятным, а, следовательно, чуждым. И тут не поспоришь, как и по поводу оценок многих музыкальных аналогов.
— О чем тут спорить-то? Иногда бывает просто обидно. Есть произведение, которое я прослушал раз пятьдесят, а другим оно вообще непонятно. Александр Градский почти двадцать лет писал рок-оперу « Мастер и Маргарита» и выпустил ее сознательно в четырех отделениях без «стыков» — каждую часть с середины включить невозможно. Когда мы с ним встречались, я наивно спросил: «Зачем вы это сделали? Ведь страшно неудобно — треки по сорок-пятьдесят минут», на что он ответил: «Так надо». А по поводу отсутствия сценического исполнения, пояснил, что на сцене это просто никто не сможет спеть.
— Вот ты говоришь, что все прекрасно знают, что у нас в городе нет устойчивой внятной программы по развитию культуры. А как вы с вашим новым сайтом вписываетесь в эту неопределенную ситуацию?
— Нам пока не до таких глобальных подходов. Мы сейчас, например, отслеживаем, как проблема карантина решается в крупнейших театрах и филармониях мира. Вот сегодня, к примеру, я в газете Guardian прочитал, что Борис Джонсон выделяет на поддержание британских театров полтора миллиарда фунтов стерлингов. Мы примерно представляем себе положение Метрополитен-опера, Парижской оперы, и так далее. Ведь и Новосибирску нужно на что-то ориентироваться, на какую-то информацию.
— Так, наверное, наши «культурные» руководители и без тебя в курсе событий?
— Ну конечно. Конечно, Саша, у нас все все знают. Но, мне кажется, наша информация лишней не будет.
— Не собираетесь ли вы со своей трибуны обличать отдельно взятых руководителей культурных учреждений?
— Нет. Зачем? Кое-кто из них давно сам себя обличил. Недавно наткнулся на формулировку «токсичные руководители», очень точно сказано.
Со старым приятелем легендой Советского и Российского джаза Игорем Дмитриевым
— Иногда о твоих «биографических» публикациях отзываются довольно скептически: мол, длинновато и скучновато. Неужели для тебя так важна миссия «напоминальщика» — рассказывать о тех людях, кого больше нет с нами?
— Когда-то я пришел работать в обком партии на место Володи Горобцова, который как раз уехал в Варну повышать квалификацию, а когда вернулся, стал работать в департаменте культуры. Он тоже Васильевичем был, кстати… И вот двенадцать лет назад я встречаю его на улице. «Привет» — «Привет». Сказал, что после операции на сердце чувствует себя хорошо. А я как раз отмечал юбилей и пригласил его на банкет: «Мне полтинник, приходи, посидим». — «Хорошо, приду». А на следующее утро мне звонят и говорят, что он умер.
Когда я недавно занимался статьей про танцора и педагога Владимира Рябова, мне попалась на глаза старая групповая фотография — всех этих людей я в свое время очень хорошо знал, но тут вдруг понял, что из них никого уже нет в живых… И я не хочу, чтобы их забыли. Да, я много пишу, тороплюсь, ошибки делаю. Но вот только не надо мне объяснять, что я должен, а чего не должен. Я как-нибудь сам разберусь.
Николай ГАРМОНЕИСТОВ, «Новая Сибирь»
Фото из архива Александра САВИНА
