Скандально известный екатеринбургский художник в доходчивой провокационной форме объяснил «Новой Сибири», что такое современное искусство и для чего оно существует.
Шабуров — одиозная фигура не только в новосибирском и российском, но отчасти и в мировом искусстве. Правда, искусстве, которое имеет приставку «современное». Широкую известность он приобрел как активный участник и идеолог арт-группы «Синие носы». А настоящую скандальную славу группе принесла Вторая московская биеннале современного искусства, где выставлялась фотография «Целующиеся милиционеры», которую тогдашний министр культуры РФ назвал «позором для России» и «порнографией». Правда, мнение министра нисколько не помешало «Синим носам» впоследствии принять участие в Венецианской биеннале и выставках в Санкт-Петербурге, Милане, Париже, Вене, Берлине, Сан-Паулу и так далее. Кроме того, Шабуров известен и как теоретик современного искусства, написавший немало статей, манифестов и сделавший еще больше программных заявлений (почти в каждом из которых напоминается о том, что настоящее искусство должно быть понятно и пионерам, и пенсионерам). Конечно же, этот человек, прекрасно владеющий приемом «эпатаж с серьезным лицом», не мог не прилететь в Новосибирск на выставку «Сибирский иронический концептуализм», которая открылась на улице Свердлова в ЦК19, бывшем ГЦИИ.
Встреча корреспондента с художником-провокатором состоялась, по его формулировке, «вопреки диктату молодой пиарщицы, которая настаивала на разговоре с кем угодно, только не с тобой, потому что ты пишешь в газету всякую хрень». После этого доброго напутствия и началось собственно интервью.
Правда, таким словом дальнейший текст назвать можно с большой натяжкой, поскольку он в значительной степени состоит из программных тезисов и отрывков из концептуальных манифестов уральского гостя. Дело в том, что в теории термин «интервьюер» можно использовать лишь в случае, если ты в процессе беседы успеваешь задать не менее трех вопросов, что в случае с Шабуровым оказалось не так просто. С учетом того, что на некоторые из них респондент отвечал не дослушав и не всегда по теме, речь идет скорее о жанре самоинтервью.
— Тебе до самолета часа три осталось, поэтому нам нужно быстро обсудить что-то очень важное, о чем ты не успел еще рассказать остальным средствам МИ.
— А я ничего никому не рассказал! Сегодня утром мы со Славой Мизиным были на телевидении. Но так как у вас тут с Москвой разница в четыре часа, я дремал и ничего значительного не изрек. Зато мой соавтор Мизин заливался соловьем за двоих. К тому же он с утра успел пива хряпнуть. Поэтому сейчас я на тебе отыграюсь…
— Славе за красноречие давно пора памятник на родине поставить при жизни.
— Лучше всего в «Буфете № 1» — со стопкой в руке, чтобы все подходили и чокались. Я тут, кстати, придумал памятник Николаю II. Вчера столкнулся в лифте с немецким художником по имени Женя Шеф, который приехал сюда с выставкой портретов этого самого царя. Мы зашли — аж жуть! Нынешняя идеология перевернула все с ног на голову. Теперь во всех сериалах на Первом канале Ленина изображают злодеем и немецким шпионом, зато Николай Кровавый превратился в доброго сусального дяденьку, тошнит уже. А ведь это тот самый царь, при котором было принято расстреливать все крестьянские восстания. Если кого недорасстреляли, их целыми деревнями, включая женщин и детей, пороли казаки, а тех, кто первым открывал по бунтовщикам огонь, царь в качестве поощрения к себе на чай приглашал. Любимым его развлечением было убивать из ружья ворон и кошек...
— Так вот, такой памятник — гора трупов рабоче-крестьянских, на самом верху стоит Николай, а в голове у него красный топор. Но это еще не все, я и Солженицыну памятник не менее гениальный придумал! Те, что стоят в Москве и Кисловодске, — какие-то скучные, а у меня малюсенький заключенный толкает тачку, в которой сидит большой Солженицын и держит в руке свечу с вечным огнем. Чтобы газ не кончался, в спонсоры Газпром позовем...
— Впечатляет. Только вот новое поколение давно забыло, кто такой этот Солженицын.
— Ты знаешь, в Москве почти все студенты не знают, кто такой Ленин. А тут у вас на выставке Ильичей целая дюжина. Это такая отрыжка 1980-х, когда шутки над Лениным казались смешными и актуальными.
— На нынешней выставке иронического концептуализма Наташа Юдина вполне себе неплохого мехового Ильича предъявила. Хотя сам этот фокус с мехом еще дадаисты первыми придумали. Да и полотно «Лебединое море» у нее в тех же рамках современного искусства, игра слов в стиле «Чебурашка — Че Гевара».
— Не суть важно, кто тут был первый. Слово «парадокс» придумали еще древние греки, так и что с того? Сейчас все этим занимаются, даже в радиорекламе: берется поговорка, заменяется одно слово, и получается такой же фокус. Ничего плохого, что художники используют те же приемы. Только сейчас нужно сегодняшнюю реальность хавать, а чудесная девушка из Томска услышала где-то, что в 1980-е этим было модно заниматься, и начала повторять.
— Но ведь принципиально не только придумать, по и реализовать. Вот наши молодые художники, пока не стали «Синими носами», сидели в Доме Кондратюка, придумывали много чего, а в жизнь претворяли мало.
— А что они могли претворить? Сначала они ничего не умели… да и сейчас толком ничего не умеют. Костя Скотников преподает рисование, хотя сам рисовать так и не научился... Такие художники, кто рисовать не умел, и шли в «современное искусство». Пестовал их пресловутый Фонд Сороса, а раззадоривали СМИ, которые раскручивали всякие скандалы…
— …Эта выставка выросла из предыдущей, под названием «Соединенные штаты Сибири». Та была давно, сейчас ее дополнили художниками из Питера и Уфы, показали не только пожилых, но и молодых. Получилось что-то, так сказать, более обобщающее. Художники в провинции бедные и несчастные, им в помощь нужно постоянно проводить какие-нибудь мероприятия. Что еще сказать? Наверное, сначала надо растолковать азы. Мы — художники и занимаемся так называемым «современным искусством». Что это такое, никто не знает, только я. И сейчас могу тебе объяснить.
— Александр, прошу прощения, но я тебя перебью: давай, чтобы сразу взорвать мозги наших читателей, я цитаты из твоих программных текстов о современном искусстве за последние 15 лет помещу здесь в виде специальных порционных вставок…
ЦИТАТА № 1
«Деление на «современное» и «несовременное» искусство — условно. Это важно лишь для историков и музейных работников. «Современным искусством» называют виды и технологии, появившиеся в XX веке. Когда художники стали использовать новые средства передачи информации — фото, видео, акции и инсталляции. Но сами по себе эти технологии «искусством» не являются. …Не важно, какие средства ты используешь, важно, что ты хочешь сказать».
— Еще, видимо, нужно напомнить, с чего все началось. Как ты знаешь, в конце 1999 года всех пугали «страхом-2000». Якобы с наступлением миллениума во всем мире откажут операционные системы компьютеров. Поэтому группа новосибирских художников закрылась в бомбоубежище с целью изобрести искусство без высоких технологий. Поэтому не брала с собой алкоголь, женщин и электронику. Назвали все это фестивалем. Но оказалось, что больше всего не хватает постоянного медийного фона. Поэтому, чтоб не было скучно, надели на носы пробки от бутылей с водой и стали в таком виде снимать на камеру короткие гэги. Так и появилось название «Синие носы». Позже мы решили привлечь к подобным мероприятиям приспешников из Красноярска, Омска и Томска и устроили выставку «Соединенные штаты Сибири» — названную по картине Дамира Муратова. Но чтобы это не подпадало под статью УК о нарушении целостности Российской Федерации, я придумал другое название — «Сибирский иронический концептуализм», звучащее полемично к «московскому романтическому концептуализму». Это такой современный арт-истеблишмент. Все столичные музеи и исследователи ничего другого всерьез не воспринимают.
— Ну и в этом названии можно найти намек на сепаратизм.
— Я бы сказал, что у нас все обстоит как раз наоборот: это такое ироничное дистанцирование от навязываемых нам медийных мемов, которые придумывают про нас всякую ерунду. Вот ты, например, к сепаратизму тяготеешь?
— Да, тяготею. Но в юмористическом смысле.
ЦИТАТА № 2
«Раз художниками, о каких вещает история искусств, в силу обстоятельств времени и места рождения нам быть не суждено, самый доступный вариант — стать большим художником, проживающим жизнь маленького человека. Покупка телевизора, холодильника и стиральной машины — вот что такое искусство! Родился — хэппенинг, женился — перформанс, переехал на новую квартиру — инвайронмент!»
— В юмористическом? Это плохо! А мы не тяготеем. Отфутболиваем их с фигой в кармане. Однажды на выставке в Лондоне в Галерее Саатчи еле отбрехались от вопросов, правда ли, что нас преследует КГБ за пропаганду идеи автономии Сибири. Нашему телеканалу мы честно сказали, что это провокация врагов нашей Родины. А иностранцы без такой рекламы не могут, им от художников хоть какая-нибудь антиправительственная деятельность требуется…
— Памятники Николаю и Солженицыну придумывать — это она и есть?
— Нет, это попытка защититься от новейших идеологических помрачений. Новые памятники Ленину, Сталину, Николаю II, Ивану Грозному, князю Владимиру рано или поздно появятся. А какими они должны быть? Кто это придумает, если не я?! Я считаю, они не должны быть ерническими, а наоборот — пафосно-метафорическими. Как проект с Солженицыным.
— Помимо него кумирами поколения тогда были Сахаров и академик…
— …Лихачев. Ну, это фигуры прошедшей эпохи, объявленные тогда священными коровами, а теперь забытые. Взяли ученого или филолога и назначили эталоном духовности. С этой точки зрения наш Мизин чем-то на академика Лихачева похож. Только стилистика иная: один нес пургу в пафосно-культурной манере, а другой несет то же самое в брутально-придурошной. Ни то, ни другое смысла не имеет, искать его там — пустая трата времени. Сейчас академика Лихачева сменили новые. По федеральным каналам, бывает, такую лапшу на уши вешают, какой даже в советские времена не припомню.
— А тридцать лет назад меньше безумия, что ли, было?
— Нет, не меньше! Я, например, на романах Окуджавы вырос, на его песенках. Ну а потом все эти люди вдруг начали сходить с ума и требовать стрелять по Белому дому. Окуджава предлагал поставить памятник Шамилю Басаеву, а писатель Астафьев высказал мысль, что надо было сдать Ленинград фашистам. Это не канал «Дождь» придумал, это Астафьев еще! Почувствовал перестроечную конъюнктуру и понес. Казалось бы, все ясно: враг напал на нашу Родину, поэтому он является плохим, и рассуждать, что мы тоже плохие, — это помутнение в мозгах. Хотя я не стал бы мазать «ельцинский» период сплошной черной краской. Это была часть моей жизни, я тоже во все это верил. Когда в 1993-м в Москве стреляли из танков, я сидел в Свердловске и думал: в какое интересное время мы живем! Несмотря на то что работал я тогда в судебно-медицинской экспертизе и мог бы чуть больше соображать.
ЦИТАТА № 3
«Художник — это такой инструмент интуитивного исследования. Зеркало, которое отражает время. Я и сам отношусь к ним критически. Особенно к тем, кто симулирует осмысленную деятельность. …В столице налицо вырождение: тусовочные художники для тусовочной публики никому не понятные выставки делают, а те безучастно на них взирают. Нам же необходимо быть внятными и для пионеров, и для пенсионеров».
— Да, я слышал, что ты в молодости фотографировал покойников.
— Уволился я оттуда после того, как еженедельный максимум насильственной смертности стал ежедневным минимумом. Почему? Потому что все рухнуло — от госмонополии на алкоголь и выплаты пенсий до снабжения лекарствами и соблюдения правил дорожного движения. Ну а главное — люди потеряли смысл жизни. Я тогда жил в Березовском — это такой же пригород Екатеринбурга, как новосибирское Огурцово, — и как-то раз встретил своего знакомого, который работал официантом в кафе. Он мне сказал, что из мальчиков, с кем мы учились в 10-м классе, половины уже нет в живых. Я подумал: надо же, какое интересное совпадение! И только позже понял, что это не совпадение! В другой раз, уже в Москве, на встрече с немецкими студентами, рассказывал им, что все художники работают с расхожими мифами. Ну и в качестве примера привел советский и ельцинский периоды. Без всякого политического пафоса. В том смысле, что один принято изображать теперь черным, а другой — белым, хотя реальность всегда сложнее. За все годы советской власти к расстрелу приговорили около 700 тысяч, а теперь у нас каждый год население сокращается ровно на столько же. Переводчик говорит: я этого переводить не буду! Я спрашиваю, почему? Он: этого не может быть, потому что этого не может быть никогда. Я удивился. Позвонил приятелю. Он посмеялся: ты чего? В публичном пространстве такое только маргинал Зюганов позволяет себе выдавать.
— Сейчас любую фигню может выдавать кто угодно.
— Все мы, в том числе и художники, живем в сложные времена, когда каналов передачи информации стало куда больше, все несут чего хотят. В этом обилии все теряется. А человеческое восприятие, как всегда, пытается это упростить, в чем ему помогают политическая мифология и государственная пропаганда. Поэтому после революции у нас все почувствовали себя «жертвами царизма», после XX съезда — «жертвами сталинских репрессий», после распада СССР — «антисоветчиками» и «жертвами советской власти», а сейчас примерно такое же отношение и к 1990-м годам.
ЦИТАТА № 4
«Актуальные идеи — всегда идеи господствующих классов. А художники лишь воплощают их в силу своего ума и таланта».
— А еще в 1990-х все вдруг объявили себя жертвами советского атеизма и бросились верить в бога.
— Я тебе как атеист скажу, что отношусь к этому с пониманием. Вместе с СССР похоронили единую для всех этическую мифологию, которую перестали вбивать в головы. И рано или поздно это место должна была занять одна из оставшихся мифологических систем. Должна же быть какая-то единая система координат, чтобы все вели себя более-менее лояльно друг к другу. Форма здесь непринципиальна, я совсем не против, что это место заняла православная церковь. Ничего ж другого не придумали. Художник Вася Слонов все заработанные деньги на издание каких-то старообрядческих брошюр тратит и только что заявил в интервью «Тайге.инфо», что строительство храмов РПЦ — геноцид русского народа. Я так не считаю. Но очередные исторические мифы мне не нравятся. Когда одну часть жизни выдают за целую картину. Например, Новосибирский краеведческий музей Шаповалова — очень хороший и объективистский, а большинство прочих музеев по стране превратились в пропагандистскую фигню. В музеи-перевертыши. Период советской власти в экспозициях обычно просто отсутствует, потому что не знают, как его теперь изображать, — либо только война, либо только ГУЛаг. Зато вся Ярославская область заполнена музеями купеческого быта, показывающими, как хорошо жило это сословие. Я спрашиваю их работников: вы Островского читали? Сколько купцов, по-вашему, было в Российской империи? Вот ты, кстати, как думаешь?
— Ну, включая всякую мелочь… скажем, два процента.
— Нет, всего три десятых процента. Потомственного дворянства было 0,9 процента и личного — 0,4 процента. А что с остальным народом происходило — как бы никому не интересно. А главное — негатива у нас везде больше, чем позитива. Недавно был на Кавказе — там все наоборот, негатива — чуть-чуть, основное место занимают герои, на примере которых детей воспитывают, — и в Чечне, и в Ингушетии, и в Осетии. Поэтому, когда в России в 2024 году после выборов будут устраивать бучу, я за Кавказ спокоен, там все в порядке будет.
ЦИТАТА № 5
«Интересное наблюдение. Спрашиваю пермяка Андрея Пикалова:
— Что ты хочешь нарисовать?
— Хочу нарисовать современных счастливых людей, живущих расслабленно и свободно!..
Приносит картину «Счастливые люди в клубе». А на ней — анемичные обкуренные тела, лежащие в голубом мороке. Какая разница, что художник говорит, — рисует-то он все, как есть. Как Салтыков-Щедрин!»
— Мы вот все больше о 90-х. А ведь ты их, я слышал, подробно описал в литературной форме?
— Да, но похвастаться пока нечем. Когда я приехал в Москву, я это дело забросил. На Урале у меня дыхалки не хватало. Изначально я писал маленькие текстики, потом объединил их в большой талмуд, который мне самому целиком прочитать не удавалось. Бывало, начинаешь с утра, к вечеру доходишь до середины, потом ложишься спать, чтобы утром начать с начала. А в Москве на это времени не стало. Оказалось, нельзя общаться сразу со всеми — и с художниками, и с литераторами. Но недавно у меня жена увлеклась аюрведой и уехала на неделю в Индию. Тут-то я и понял, что семья дана человеку, чтобы мешать ему заниматься любимым делом. Взял и вычитал все целиком. Ты даже не представляешь, как выглядит молодой талантливый писатель! Я целый день ходил по квартире из угла в угол и безостановочно повторял два слова: это трендец, это трендец, это трендец! Почувствовал себя новым Шолоховым. Хотя мои московские друзья предупреждали: не говори так никому! Для них Шолохов — не писатель, а жупел. Разослал я свое сочинение по издательствам, но нигде его до сих пор не прочитали.
— Потому что ты не входишь в состав многочисленных литгруппировок?
— Ну, на любое дело надо жизнь положить. А все мои прежние редакторы уже не у дел. Меня иногда публикует только сайт «Свободная пресса», который редактируют Сергей Шаргунов и Захар Прилепин. Если б мои либеральные знакомые об этом узнали, они б меня прокляли, но, к счастью, у нас все читают только себя.
— Похоже, твои романы явно не приключенческие?
— Тот, который я вычитал, — из газетных колонок, про то, как я ухаживал за будущей женой. А есть еще штук шесть — из коротких анекдотов. Про все времена, в которые я жил: при Брежневе, Горбачеве, Ельцине, Путине, Медведеве и опять при Путине… Когда-то давно мне попалась книжка Мариенгофа «Циники», состоящая из мелких фрагментов, и я понял, что это самая удобная мне форма. Разница в том, что его «Циники» — скучная ерунда, а у меня все удобочитаемо. Только пристраивать это пока времени нет. Жизнь у тебя одна, и ты не можешь ее тратить на вхождение во все чужие структуры и иерархии. Это бессмысленно. Лучше, как мы со Славой Мизиным, создавать свои собственные.
Николай ГАРМОНЕИСТОВ, «Новая Сибирь»
Фото Евгения ИВАНОВА
