Одна из ведущих сольных исполнителей мира, выступавшая на Транссибирском арт-фестивале, рассказывает о малоизвестных проблемах фортепианной педагогики и о музыкантах-вундеркиндах.
В новых сложившихся условиях карантина седьмой Транссибирский арт-фестиваль Вадима Репина прошел молниеносно. Множество выступлений иностранных исполнителей было перенесено на сентябрь, произведены замены солистов — чтобы хотя бы в онлайн-режиме слушатели могли насладиться несколькими концертами, прошедшими в зале имени Арнольда Каца. Для исполнения с Новосибирским академическим симфоническим оркестром Концерта Бетховена для скрипки, виолончели и фортепиано в компанию солисту и организатору фестиваля Вадиму Репину были приглашены Александр Бузлов и Полина Осетинская.
Полина Осетинская стала известна в 80-е годы благодаря незаурядным пианистическим и музыкальным способностям: еще в детском возрасте она завоевывала самые крупные филармонические залы СССР, а потом и постсоветского пространства. Сейчас Осетинская — одна из ведущих сольных исполнителей мира. Первым педагогом Полины был ее собственный отец — как ни странно, не умеющий играть на фортепиано. Но тем фантастичнее выглядели концерты юной пианистки-вундеркинда. В 2007 году пианистка написала книгу «Прощай, грусть», в которой описывает все подробности своей жизни с отцом и трагедии, связанные с этим.
— Полина, хочу выразить мнение многих о том, что вы не только прекрасный исполнитель, но и очень органичны на сцене, — слушая вас, получаешь эстетическое удовольствие: у вас нет никаких отвлекающих движений, нет излишней импульсивности. Свое искусство вы преподносите публике с большим достоинством и чувством меры. Даже если зрители по ту сторону экрана, когда концерт транслируется в формате онлайн.
— Спасибо. Да, это был необычный опыт. Конечно, мы все трое — я, Вадим и Александр — слегка по-разному ощущаем эту музыку Бетховена, но в условиях дефицита времени для полноценных репетиций я считаю, что мы пришли к какому-то единому компромиссу и вполне достойно сыграли «тройной концерт».
— В нынешних непростых «карантинных» условиях вы дали еще и мастер-класс юным исполнителям в рамках программы «Общайся со звездой». Наряду с работой над произведениями, которые демонстрировали молодые пианисты, большое внимание уделялось простым на первый взгляд вещам — например, тому, в каком положении исполнитель сидит за инструментом. Поясните, пожалуйста, почему это так важно?
— Дело в том, что есть базовые вещи, которыми в фортепианной педагогике нельзя пренебрегать. Это постановка, посадка, физиологически правильное положение тела, которое позволяет в будущем предотвратить начинающему пианисту большие проблемы, связанные с его здоровьем. Мне кажется, что педагоги недостаточно уделяют этому внимание, а должны, тем более в музыкальной школе. Если упустить эти моменты, то у ученика начнутся зажимы, ненужное напряжение в мышцах. Педагогам по фортепиано, как врачам, чтобы квалифицированно понимать все эти проблемы, нужно прочитать не одну книгу, хорошо знать физиологию процесса игры на инструменте, анатомию. Зачастую преподаватели просто натаскивают своего ученика в погоне за победами в конкурсах, выступлениях на концертах, а работа над постановкой пианистического аппарата уходит на второй план, поскольку это достаточно нудное и кропотливое занятие, которое не даст быстрого результата, так как это труд на перспективу, а не на мгновенный эффект.
— Что именно послужило толчком для создания «Центра по поддержке профессионального здоровья музыкантов Полины Осетинской»?
— Этот центр я основала после того как сама столкнулась с тем, что «переиграла» руки в 2015 году, а когда занялась поиском специалистов, которые могли бы мне помочь, сделала большое открытие: в природе не существует волшебной таблетки, которая избавит вас от этой проблемы. И пришла к выводу, что этим лекарством может быть только ваша осознанность, желание работать, а также понимание, что этот недуг складывается не из одного компонента, а из комплекса состояний вашего организма. Осознание этого было болезненным. Потратив десятки тысяч евро на различных специалистов и на то, чтобы пройти все виды медицины (традиционной, нетрадиционной, доказательной), я выяснила, что профессиональные заболевания у музыкантов не всегда являются физиологическими проблемами. Например, причиной может быть нарушение баланса каких-то микроэлементов, сбой биохимического гормонального фона. К примеру, высокий уровень кортизола (его называют гормоном стресса) и нехватка магния может привести к тому, что у вас начнут спазмироваться мышцы. Также огромное значение в возникновении профессиональных заболеваний у пианистов имеет психоэмоциональный стресс перед выходом на сцену, он играет ровно такую же роль в проблеме мышечных зажимов, как и нехватка каких-то микроэлементов. Все это необходимо решать в совместном «сотворчестве» с грамотным терапевтом, эндокринологом, чем, увы, у нас практически никто не занимается. Если бы я в начале своего пути встретила тех специалистов, которые мне попались уже после многочисленных мытарств (к тому времени я уже принимала кучу гормональных препаратов, назначенных мне немецкими врачами), то нашла бы прямой путь выхода из ситуации.
— Полина, вы не принимаете участие в академических музыкальных конкурсах. Это ваша принципиальная позиция?
— Да, это моя принципиальная позиция. Было, правда, одно исключение, когда в 1995 году я поехала в Брюссель на конкурс имени королевы Елизаветы. Но не прошла далее первого тура. Я подробно об этом малоприятном событии написала в своей книге «Прощай, грусть». Ни для кого не секрет, что есть профессора, к которым в класс идут потому, что знают, что те помогут продвинуться в карьере. А есть педагоги, которые занимаются только музыкой, а не музыкальным бизнесом. Когда я попала к своему преподавателю Марине Вениаминовне Вольф, она была очень далека от всех этих целей, связанных с конкурсами. Точно так же, как и мой педагог в аспирантуре Вера Васильевна Горностаева, хотя она и гениально готовила для таких профессиональных соревнований. Нужно понимать, что конкурсы вообще не для всех, потому что в музыке, так же как и в жизни, существует огромное многообразие человеческих типажей, психотипов музыкантов. Например, есть те, которые сродни спортсменам, — им важно сыграть быстрее, громче, прыгнуть дальше в октавах и других фортепианных техниках... От этого они испытывают драйв, азарт! А есть люди, для психики которых даже один конкурс может быть просто губительным и погрузит его в бесконечную депрессию, нанеся психологическую травму на всю жизнь.
Поэтому нужно понимать, какая психофизика у ребенка, подростка. Второй вопрос — подбор подходящего репертуара для конкурса, который будет соответствовать его внутреннему темпераменту и предрасположенности к той или иной музыке. Музыканту, который хорошо чувствует Шопена, не нужно ехать, к примеру, на Рахманиновский конкурс. Конечно, есть исполнители, которые являются универсалами в хорошем смысле слова, способные одинаково хорошо, без потерь качества и стилистически верно играть произведения абсолютно разных композиторов, но их очень мало. Конечно, по большому счету, конкурсы — это ресурс, с помощью которого о музыканте может узнать большое количество людей, это способ продвижения. Тем более что сейчас есть множество онлайн-трансляций, где помимо зрителей, которые сидят в зале и слушают отборочные туры, есть и те, кто в разных точках мира сидит у экранов. Поэтому, даже не получив медали на каком-то топовом конкурсе, можно хорошо о себе заявить.
— Среди сольных исполнителей женщин очень мало, по пальцам можно перечесть, хотя дело тут вряд ли в степени одаренности по гендерному признаку. Почему так происходит: это мужской мир, и женщинам там не место? Или женщины сами выбирают другой путь после того, как закончили консерваторию? Ведь в музыкальные вузы (после музыкальной школы и училища) всегда поступает больше девушек.
— Потому что в свое время мамы отвели их в музыкальную школу, так как хотели, чтобы дочери получили достойное образование, имели отношение к искусству, приобрели хорошие манеры. Девочки всегда старательнее, им врожденное чувство ответственности не дает бросить учебу и стимулирует идти до конца. Точно так же, как впоследствии не дает отодвинуть интересы своей семьи и детей в пользу своей карьеры. Мужчины свои личные задачи ставят выше, а женщина, как правило, живет обязательствами по отношению к близким ей людям. И путь артиста — это путь одиночки. Приходится выбирать между ролью матери-кукушки, которая наплевала на своих чад, или оставлять карьеру, потому что нет времени заниматься на инструменте, а для музыканта важно постоянно находиться в профессиональной форме. Также нельзя недооценивать физические и психические нагрузки исполнителя, перелеты, недосып, репетиции — все это достаточно серьезные энергетические затраты, не каждая женщина способна их выдержать. Поэтому до верхнего профессионального уровня, где возможно конкурировать с мужчинами, добирается не каждая, а только те, кто чем-то пожертвовал в этой жизни. И эта дилемма стоит перед всеми женщинами-музыкантами.
— В каком амплуа музыканта вы себя ощущаете? Сольный исполнитель, исполнитель камерной музыки, педагог, концертмейстер? Именно такие специальности указываются в дипломе при выпуске из консерватории.
— Преподаю я не на постоянной основе, а в режиме мастер-класса, потому что, зная себя и мое отношение к делу, не могу этим заниматься без полной отдачи сил и времени. При моих немногочисленных уроках с учениками могу сказать, что часто получаю отзывы, что на моих занятиях ребята получают большое количество важной информации, которая хорошо профессионально и музыкально продвигает их в будущем. Ну а если бы я занималась всем этим в регулярном режиме, тогда пришлось бы оставить все остальные направления моей деятельности. Что касается моих внутренних ощущений, то, конечно, я чувствую себя сольным исполнителем. Но очень люблю камерную музыку, хотя там немного ниже ответственность, а также необходимо идти на множество компромиссов. Камерная музыка для меня — это как роскошь, которую я могу себе позволить время от времени, особенно с теми людьми, с которыми я больше всего люблю играть. С некоторыми из них даже репетировать не нужно, просто садимся и исполняем. И играть с музыкантами такого уровня дарования и профессионализма действительно для меня огромное наслаждение.
— Кто такие вундеркинды? Не искусственно ли созданное понятие?
— В 90 процентах случаев — это чистый маркетинг и амбиции родителей. Нужно понимать, что по-настоящему гениальных детей очень мало. Остальные — это уже проявление родительского честолюбия. И мне кажется, что умение отличать зерна от плевел — задача далеко не из простых. Конечно же, всех тех, кто за счет своих детей хочет удовлетворить свои амбиции, мне хочется прибить. Когда я однажды беседовала на эту тему с директором Центральной музыкальной школы, он рассказывал, скольких талантливых детей погубили такие мамы и папы. В 8-12 лет — это сверкающие способностями чудесные ребята, а в 14 — уже психически больные люди.
— Как удалось вам пережить такую же психологическую травму, но не отвернуться от занятия музыкой?
— Я даже не знаю, как ответить на этот вопрос. Я скорее исключение из правил, как мне кажется. Очень многие люди на моем месте, наверное, сломались бы, сошли с ума и закончили заниматься музыкой. И все же пример моего жизненного опыта вселяет какую-то надежду.
Оксана ГАЙГЕРОВА, специально для «Новой Сибири»
Фото Евгения ЕВТЮХОВА и Юлии САФИХАНОВОЙ
