Город Новосибирск уже много лет буквально помешан на своем доморощенном конструктивизме, которым мы гордимся буквально как святыми мощами, но при этом с каждым годом нарастает ощущение, что помимо вот этого ничего более-менее интересного в Столице Сибири не было, нет и не предвидится.
Прошлогодний фестиваль-лаборатория «Конструктивизм Здесь!» был в значительной степени посвящен полузабытому 90-летнему юбилею левобережного соцгородка (или города, — называйте как хотите), который, собственно, и стал одной из главных площадок фестиваля.
В этом году в Новосибирске планировалось провести биеннале архитектуры и археологии в рамках Года культурного наследия народов России, где как раз и собирались относительно подробно осветить историю знаменитого соцгородка (соцгорода) при заводе «Сибсельмаш», но мероприятие по известным причинам пока не состоялось: в стране нашлись дела поважнее.
Да и до этого проблема коммуникабельности в общем и в целому нас в стране находилась в широко известном положении стагнации, и что в этом больше виновато — отсутствие Великой национальной идеи или угнетающее присутствие Интернета и мобильных телефонов — никто точно определить не сможет. Тем не менее, тему социальной разобщенности, идейно и духовно противоположной религиозной концепции соборности и схемой идеологической — коллективистской — было бы очень небезынтересно рассмотреть как раз на примере новосибирского левобережного соцгорода, который на фоне мегаполиса все же выглядит как не больше чем городок.
Соцгорода в Советском Союзе вырастали одновременно с соцпроектированием общества будущего — в рамках общей концепции коллективизма. Основной задачей было не только обеспечение работников предприятий необходимыми для жизни условиями, а также внедрением социалистического равенства.
Все это выглядит прямо чем-то чудовищно прекрасным на фоне нынешней социальной разобщенности, вызванной понятно чем. Именно об этом мы и составили разговор с новосибирским художником и человеком, занимающимся проблемой сохранения архитектурного наследия города Владимиром Авдеевым.
КАК БЫ ВТОРОЕ ВСТУПЛЕНИЕ
— А вот скажи мне, Владимир, почему Новосибирск продолжает позиционировать себя как столицу советского конструктивизма с нечеловеческим упорством?
— Все города, в которых есть постройки эпохи конструктивизма, считают себя его столицами. Москва, Санкт-Петербург, Екатеринбург, Самара, Нижний Новгород, Новосибирск — все претендуют на это почетное звание. Ростов На Дону, благодаря театру имени Горького, построенного в виде трактора, архитекторами Щуко и Гельфрейхом в 1935 году вообще претендует на звание мирового центра конструктивизма. В этом соревновании возникает вопрос: чем все это мерить — количеством или качеством памятников.
Любой стиль развивается на основе внутренних противоречий и внешних обстоятельств. В каждом стиле во все времена появлялись не только шедевры, но и произведения среднего уровня и вообще откровенно слабые. Конструктивизм не исключение из общего правила. В каждом из перечисленных городов есть свои архитектурные события и рядовые постройки.
— Так чем в этом контексте может похвастаться Новосибирск?
— Оценки расходятся в зависимости от вкусов. Лично я из всего наследия выделяю кинотеатр «Металлист». Здание имеет форму, построенную на сочетании разных объемов, восприятие которых возможно в круговом обзоре. Это то, о чем мечтали все конструктивисты. А так… кому-то нравится «Дом с часами», кому-то гостиница «Центральная»…
БОЛЕЕ КОНКРЕТНО ПРО СОЦГОРОД. ЧАСТЬ 1
«Город — точка узла лучей общей силы и в известной доле есть достояние всех жителей страны»
(Велимир Хлебников, 1915 г.)
— И все же, что стало причиной такого подробного исследования нашего Левобережного «Соцгорода»?
— С одной стороны все объясняется просто. Я в нем родился и прожил большую часть жизни. С профессиональной точки зрения исследователя архитектуры мой интерес — общественные здания: театры, кинотеатры, дома культуры, клубы. Все началось с исследования здания ДК имени Клары Цеткин. В начале двухтысячных я держал в руках лист проекта «Приспособления ДК К. Цеткин для театра «Красный факел» 1941 г.» Жалею до сих пор, что этот документ упустил из рук, и он теперь утрачен.
В процессе работы стало понятно, что все здания Соцгорода логически связаны между собой. Началось все с книги доктора искусствоведения Николая Федоровича Хомутецкого с длинным названием «Иллюстративные таблицы к конспекту курса истории советской довоенного периода (1917—1941 гг.)», выпущенной в 1959 году. На 17-й странице я увидел знакомые дома нашего Соцгорода, но иллюстрации были подписаны как «Жилой поселок при Горьковском автозаводе». Мне, человеку самому себе противному в своем упрямстве, стало интересно и я начал искать связь. Друзья из Нижнего Новгорода прислали современные фотографии. Сделал запрос в архив и получил ответ, в котором довольно подробно был описан процесс строительсва. К сожалению, в архиве нет проекта этих зданий. Такие вещи хранятся в управлениях капитального строительства заводов, откуда их очень сложно достать.
НИКТО НИКОГО НЕ ЗАСТАВЛЯЛ ЛЮБИТЬ ЭТОТ ГОРОД (ПРО СОЦГОРОД часть 2)
«Что украшает город? На пороге его красоты стоят трубы заводов»
(Велимир Хлебников, 1915 г.)
— Ну а как складывалась история Соцгорода?
— В 1930 году был объявлен конкурс на проект Соцгорода в Нижнем Новгороде, в котором началось строительство автозавода. Конкурс выиграл проект группы студентов МВТУ под руководством архитектора Мордвинова. Студенческий проект естественно требовал профессиональной доработки, которую провел архитектор Зильберт. Молодой архитектор создал проект, состоящего из нескольких жилых комбинатов, каждый из которых состоял из пяти зданий, соединенных между собой галереей. Для каждого жилого комбината была предусмотрена и клуб-столовая.
В это же время у нас в Новосибирске, на левом берегу Оби рядом с железнодорожной станцией Кривощеков начинается строительство завода «Сибкомбайн». В 1930 году было принято решение построить Соцгородок для работников завода. Для строительства было выбрано самое высокое место на левом берегу, на котором располагались пахотные земли соседних деревень: Кривощеково, Вертково, Ерестной и Перово. Соцгород планировалось разместить на площадке от реки Оби до сегодняшней улицы Троллейной, с востока на запад и от полотна Трансиба примерно до сегодняшней улицы Немировича-Данченко с севера-на юг. Здесь следует отметить, что революция перевернула логику многих естественных вещей. Логическая цепь строится так: сначала проект, потом строительство. В нашем случае было все иначе. З июня 1930 года газета «Советская Сибирь» сообщила о закладке левобережного Новосибирска. Началась подготовка площадки к строительству. В августе инженер «Сибкомбайна» Рукавицын привез чертежи двух жилых комбинатов от «Автостроя» в Нижнем Новгороде, о чем и сообщила газета «Советская Сибирь» на три дня позже. Я нашел в архиве еще несколько документов подтверждающих, что проект был привезен из Нижнего Новгорода.
Изначально оба запланированных жилых комбината планировались как объекты обобществленного быта, но согласно постановлению ЦК ВКП (б) от 16 мая 1930 года «О перестройке быта» второй комбинат было решено сделать в виде комплекса индивидуального проживания. Следующий парадокс заключался в том, что план левобережного Новосибирска с поквартальной разбивкой, создавался группой архитектора Дмитрия Бабенкова, с учетом уже строящихся жилых комбинатов и был представлен для общественного обсуждения.
Кстати, будущий клуб Клары Цеткин поначалу должен был выполнять не только задачи культурного центра, но и места общественного питания — там объединили клубную часть с кухней и столовой. В подвале здания была построена котельная, которая должна была отапливать жилые комбинаты. Но в таком виде клуб просуществовал не так долго: народ стал организовывать маленькие кухоньки у себя в комнатах.
МИФЫ И ЛЕГЕНДЫ (ПРО СОЦГОРОД часть 3)
«Современные дома-крысятники строятся союзом глупости и алчности. Если прежние замки-особняки распространяли власть вокруг себя, то замки-сельди, сплющенные бочонком улиц, устанавливают власть над живущими внутри»
(Велимир Хлебников, 1915 г.)
— Ты готовил свое исследование для запланированной биеннале архитектуры и археологии?
— У меня на это исследование ушло несколько лет — и думаю, уйдет еще несколько. Биеннале архитектуры и археологии в рамках Года культурного наследия хотели провести в этом году, но как-то все пока не сложилось. Я к этому имею отношение, потому что время от времени нахожу новые данные, в частности, по соцгородку, и, конечно, стараюсь ими поделиться. Эту первую биеннале как раз и собирались посвятить именно архитектуре прошлого — в том числе конструктивизму и археологическим исследованиям в Новосибирской области.
— Так почему все-таки, не состоялась эта самая биеннале?
— Нет, Саша, целью биеннале было не столько обсуждение архитектуры Новосибирска в целом, сколько исследование объектов культурного наследия, не случайно ведь инициировала все это инспекция по охране памятников культурного наследия. Идея-то изначально была хорошая, но, как это обычно бывает, тут же встала проблема с финансированием… ну, и прочее.
— Так ведь наш левобережный соцгород по легенде построил немец Эрнст Май.
— Нет, Май у нас не строил вообще ничего, если что. Да, существует легенда, что к соцгороду приложил свою руку популярный тогда немецкий архитектор. И сейчас я покажу то место, откуда начали расти эти уши... О том, что в процессе составления проекта застройки города Кузнецка архитектор Май заехал в Новосибирск 14 февраля 1931 года. Заметь: на этот момент городок «Сибсельмаша» был почти полностью построен на первом этапе. Товарищ Эрнст выразил недовольство по поводу участков с диагональной застройкой, поскольку был сторонником гипподамовой системы планировки городов, после чего просто поехал дальше по СССР.
Пока идея биеннале все еще висит в воздухе, я понемногу занимаюсь изучением этой темы. У меня есть достаточно материалов: и документы, и проекты.
Да, существует легенда, что к левобережному Соцгороду приложил свою руку этот немецкий архитектор. Это история относится к разряду, что ложь, которая повторенная тысячу раз, начинает считаться правдой. Никто не видел ни одного листа проекта подписанного этим Маем. Нет ни одного документа, подтверждающего его участие в строительстве левобережного Соцгорода, но есть другие доказывающие обратное. Вот, в журнале «Бригада художников» 1931 года есть такая короткая информация, о том, что в процессе составления проекта застройки города Кузнецка архитектор Май заехал в Новосибирск и ознакомился с процессом строительства соцгородка. Этот журнал мне достался по наследству от семьи Рогачевского — одного из первых профессиональных режиссеров и театральных художников Новосибирска.
— А что ты думаешь по поводу пресловутого сталинского ампира с дурацкими колоннами, псевдо-коринфскими ордерами и лепниной из серпов и молотов?
— Примерно так все и делалось. Оказалось, что архитектура не должна отражать социально-экономическую ситуацию в стране, а в первую очередь соответствовать коммунистической идее. Взгляд на общество будущего сильно изменился. И в связи с этим появились внутренние противоречия — одновременно с появлением жилья, в котором жить стало не слишком комфортно, а строить его было дорого.
Чем был наш монументальный классицизм интересен, так это тем, что архитекторы, а мыслили комплексами и ансамблями. со скверами, парками, детскими садами и магазинами. Взять, например, застройку на площади Станиславского, где дома занимают целые кварталы — со всей прилегающей инфраструктурой.
— Но ведь получается, что это тоже своего рода коммуны, но только более локальные и не ярко выраженные. Я-то веду к тому, что склонность к местечковости и колхозности в человеке осталась до сих пор: ведь довольно давно в центре Новосибирска стали появляться участки с огороженными домами, куда посторонним просто так не попасть. Осталось только дворника в воротах поставить, как при царском режиме.
— Так происходит все то же самое, что во все времена: человек строит себе зону комфорта. Главное это удобство и безопасность. Да, и чтобы никаких посторонних. Вообще-то, существует множество стадий развития такого внешнего благополучия. При строительстве социализма на начальном этапе пытались внушить населению, что комфорт — это обобществление и всеобщее равенство в форме коммун. Но, конечно, оказалось, что это никак не соответствует потребностям строителей нового общества, которым отчего-то хотелось иметь свой персональный туалет и кухню. В итоге новый человек со временем опять превратился в старого, в единоличника. Недаром вплоть до 80-х годов в каждом дворе еще оставались сарайки, где каждый житель дома хранил дрова и уголь, да и всякое ненужное барахло.
ПРО ЛЮБОВЬ К ГОРОДАМ
«Стройка жилищ должна быть делом тех, кто их будет населять»
(Велимир Хлебников, 1915 г.)
— У нас вокруг более-менее значимого предприятия всегда строили собственное жилье и инфраструктуру, но назвать все это городами или городками вряд ли можно, в них уже не было никакой идеи социализма. И на Расточке, и у завода Чкалова…
— В системе объектов культурного наследия Новосибирска меня смущает то, что именно на период индустриализации, с которым связан основной прирост левого берега к городу, сейчас как-то очень мало внимания обращается. С одной стороны, новосибирцы хотят, чтобы их город выглядел красивым как торт, но ведь город формируется не по кулинарным законам, и какая-то вишенка на торте город совершенно не волнует.
Мой отец жил в Новосибирске с 1919 года, когда город еще Новосибирском-то не был. Помню по отцовским рассказам, что у них просто была своя жизнь, эта жизнь имела для них какую-то ценность, и она проецировалась на пространство города. Вот и у меня особые чувства, к примеру, к ДК Клары Цеткин именно потому что с этим зданием у меня связана вся жизнь: как я пришел туда впервые в детстве, так до сих пор и занимаюсь его историей. Несмотря на то, что от той старой «Клары» уже ничего не осталось.
— Откуда появилась манера оценивать отношение к Новосибирску по схеме «люблю — не люблю»? «Любовь» ведь термин не градостроительный?
— Никто никого не заставляет любить этот город. Он ведь тот организм, в котором ты просто существуешь, у нас с ним, так сказать, обоюдная необходимость друг в друге. Я думаю, не стоит проецировать эти отношения на любовь и на дружбу. Хотя, ясное дело, без меня город будет жить точно так же, как жил и до меня. Когда еще был жив Павел Дмиртевич Муратов, наш замечательный искусствовед, я его часто пытался разговорить про старые времена, на что он обычно отвечал: «Ты знаешь, того города, в котором я жил, уже нет, а с тем, где я сейчас живу, у нас нет никаких отношений».
Да, есть в истории города интересные эпизоды. Но я понимаю, что если это интересно мне, то из этого не следует, что это кого-то еще волнует.
— Личная ностальгия играет здесь основную роль?
— Не знаю. Наша семья до 1963 года сменили несколько коммуналок. Последняя была на две семьи, а до этого были и на четыре, и на пять. И надо сказать, что такое групповое житье действовало на людей не только в отрицательном смысле. Помнишь, в каждом третьем дворе тогда стояли деревянные амфитеатры и скамейки, — там люди по вечерам собирались посмотреть кино или спектакли. В полуподвальных этажах были красные уголки или клубы — судомодельные, авиастроительные… И народ туда реально ходил, и молодежи, кстати, было много.
Можно еще вспомнить эпоху, когда стали появляться капитальные гаражи — это ведь была целая гаражная культура, мужские клубы по интересам…
— Интересы там обычно сводились к автомобилю и алкоголю. Такая «культура» и до сих пор еще держится, но ведь в общем и целом мы движемся к этой… коммуникационной деградации. Коммуникацией ведь по-умному называют… сейчас поглядим в поисковике… «Операционные системы, повседневно обеспечивающие единство и преемственность человеческой деятельности».
— Все это было, да прошло. Эти многочисленные территории вокруг промышленных предприятий нельзя было, конечно, определять как соцгородки, но каким-то подобием они все же являлись. Я вспоминаю один из своих любимых фильмов «Весна на Заречной улице». Там ведь все все доступно показано: как каждое утро люди толпами идут на завод, а вечером — с завода. Жили все они здесь же, неподалеку, и вся их жизнь связана с очень ограниченным пространством. Собирались на праздники и танцы в Дом культуры. И судьба для большинства из них была определена стандартной цепочкой: роддом, детский сад, школа, ПТУ, завод, пенсия, ну и так далее… Но в этом и состояла, наверное, руководящая роль пролетариата, как это тогда называлось.
— Интернет вот сообщает, что в словаре Даля «пролетарий» — это «бездомный или безземельный захребетник». Антисоветчина какая-то.
— Сейчас-то в центральной части города заводов не осталось, так что и все эти конгломераты давно уже развалились. Да и в целом жизнь у нас стала совершенно другая. Поэтому сейчас все социальные сообщества группируются в отдельных домах, в лучшем случае — в комплексах из трех-четырех. Каких-то объединяющих моментов больше не осталось.
— Володя, так это, как я понимаю, проблема каждого уходящего поколения, которое со временем становится несовременным и ненужным.
— Кто бы спорил. Жизнь — она меняется. И рассуждать на тему того, лучше она стала или хуже — бессмысленно, просто она становится совершенно другой. Конечно, все разговоры о том, что раньше было лучше — большая условность, какие-то вещи из прошлой жизни я бы в нынешнюю жизнь ни за что бы не взял.
***
После беседы с Владимиром Александровичем осталось ощущение какой-то недосказанности и общей неопределенности. Может даже прийти в голову, что взаимоотношения внутри нашего общества ничем хорошим однажды не закончатся. Это, конечно, не совсем прямо уж так, поскольку Авдеев скептический оптимист по натуре. И все же хотелось бы в пятый раз печально процитировать безумного поэта и теоретика Хлебникова: «Я думал про сивок-каурок, ковры-самолеты и думал: сказки — память старца или нет? Или детское ясновидение? Другими словами, я думал: потоп и гибель Атлантиды была или будет? Скорее я склонен думать — будет».
Николай ГАРМОНЕИСТОВ, «Новая Сибирь»
Ранее в «Новой Сибири»:
