25 ЛЕТ «НОВОЙ СИБИРИ»: В цикле интервью к 25-летию «Новой Сибири» — человек, успевший за четверть века поработать в газете едва ли не во всех ее разделах.
В ШТАТЕ газеты «Новая Сибирь» с момента ее основания поработала едва ли не сотня журналистов. Если бы мы делали интервью с каждым из них, цикл бы затянулся. Поэтому приходится отбирать для беседы самых одиозных — в лучшем смысле этого слова — кандидатов. И один из них — Марк Готлиб, который в газете всегда был самым первым по возрасту и далеко не самым последним по заслугам.
— Когда-то Григорий Распутин написал книгу «Мои мысли и размышления». Звучало весьма значительно. Свои мысли и размышления в прошлом интервью уже изложил наш бывший главный редактор. Ты идешь вслед за ним. Это тебя не настораживает? Надеюсь, разговор не получится слишком серьезным?
— Помню, когда мы готовились к десятилетию «Новой Сибири» в начале 2000-х, мне предложили написать так называемый «вижн» развития газеты, — говоря по-русски, изложить свои взгляды на то, как можно двигаться дальше. И вот там, в частности, я предлагал делать интервью с нашими сотрудниками, чьи имена известны в городе. Ведь что-то подобное в то время делали и телеканалы, и разные медиахолдинги.
— И вот, как говорится, не прошло и пятнадцати лет, как у тебя взяли интервью для родной газеты. Только сначала тебе пришлось перейти на работу в сферу кинодокументалистики.
— Мне уже под семьдесят. Надо же еще что-нибудь попробовать.
— И все же в «Новой Сибири» ты проработал почти четверть века и был в числе так называемых «инсургентов» — людей, ушедших в 1993 году из «Молодости Сибири», чтобы издавать собственную совершенно независимую газету.
— Как уже говорил наш редактор Вячеслав Досычев, началось все, на первый взгляд, чисто случайно. Тогда ведь было время, когда вдруг появилась редкая возможность самореализовываться, и подобрались люди, которые очень хотели этим заняться.
— Насчет того, что в жизни что-то может происходить случайно, очень скептически отзывался психиатр Карл Юнг.
— Вот и я тоже журналистом стал отчасти случайно, отчасти закономерно. С одной стороны — тяжелая генетика: и дедушка, и папа были журналистами, а с другой — я в юности эту профессию получить не мог.
— Это почему же?
— В ту эпоху, чтобы поступать на журфак, кроме газетных публикаций нужно было иметь два года трудового стажа, а у меня их не было. И все же я иногда что-то писал в газеты. Был забавный эпизод. Когда в 1968 году Новосибирске случился бардовский фестиваль…
— Тот самый, скандальный, с Александром Галичем?
— Ну да. И вот я, семнадцатилетний наивный молодой человек, написал в «Вечерку» небольшую рецензию о выступлении бардов. Написал, отдал и сижу, жду, когда же получу свой честный гонорар и спущу эти пять рублей в кафе «Отдых». А вместо этого через несколько дней в газете появилась разгромная статья Николая Мейсака «Песня — это оружие», положившая конец остаткам хрущевской оттепели. Кстати, в «Новой Сибири» этот текст мы однажды перепечатали безо всяких комментариев.
— И в конце 60-х ты, как я понимаю, решил завязывать с газетами.
— Да, я понял, что никогда не стану журналистом. Я пошел другим путем, который, правда, все равно привел меня в газету.
— И попал ты в эту газету через экологию.
— До начала девяностых все данные о загрязнении атмосферы — и все такое прочее — являлись закрытой информацией. А в процессе перестройки об этом вдруг стало можно писать. Чем я, собственно, немедленно воспользовался и стал этим вполне профессионально заниматься, поскольку работал в комитете по экологии. Как говорил когда-то мой папа, гораздо ценнее журналист, который имеет экономическое, юридическое, инженерное образование, нежели тот, кто просто закончил журфак. Так что я считал себя почти что корифеем, и когда мы все вместе организовали новую газету, был совершенно уверен, что буду продолжать заниматься в ней своим профильным делом.
— А вместо экологии тебе подсунули… ну, не свинью, конечно, но нечто совершенно иное и непредсказуемое.
— Неожиданно для меня наш мудрый редактор сказал: на хрен твою экологию, будешь заниматься сервисной информацией. Спорить с Михалычем я не стал, но очень забеспокоился: ведь на первых порах для заполнения восьми страниц формата А3 у меня под рукой были всего два человека. А интернета ведь не было! Как с помощью телефона и ног можно было в таком составе забить разделы «Экономика», «Туризм», «Товары-услуги», «Развлечения»?
— Ну ведь забивали же каким-то образом. И вполне качественно.
— Нет, потом, конечно, стало попроще. Особенно когда я заманил в газету старого приятеля Сергея Белоусова, детского писателя. К тому же стали рождаться новые креативные идеи. Ведь мы, намного опережая даже Центральное ТВ, начали проводить, например, редакционные дегустации. Договорились с лабораторией в тогдашнем торговом институте, которая предоставила нам профессиональных дегустаторов, и проверяли качество и напитков, и продуктов. Причем абсолютно честно!
— Никто из производителей за это нам никогда денег не платил, насколько я помню.
— Все эти материалы были не заказными. Продукты мы покупали на редакционные деньги и проверяли их на вкус, на цвет и на нюх. Дегустации были «слепыми», поэтому некоторые профессионалы даже остерегались в них участвовать, дабы не облажаться. Были и «народные» дегустации. Например, в ту пору основными производителями водки были «КАОЛВИ», «ВИНАП» и «Сибирский бальзам». И все эти напитки мы прямо на улице разливали из черных пакетов по стаканчикам и предлагали прохожим попробовать и сравнить их качество. Тогда это было реально интересно: качество товаров и продуктов порой могло различаться просто дико.
— О времена, о нравы… Сейчас такое с рук бы не сошло. Да, к тому же, кому сейчас такое нужно.
— А вот помнишь, как в рамках рубрики «Проверено на себе» семья журналистов Дмитрия и Татьяны Ткаченко с месяц ходила в ботинках Новосибирского обувного комбината? Или как мы развенчали, тоже сперва проверив на себе, методику изучения английского Илоны Давыдовой? Разумеется, чем-то подобным в наши дни уже никого не удивишь. Но ведь во многом четверть века назад мы были первооткрывателями. Придумывали черт знает что, а много спустя те же идеи кто-то реализовывал как брендовые проекты уже в Москве.
— До сих пор жалею, что мою чудесную идею выпускать носки с надписью «Они устали» не удалось реализовать.
— Зато реализовали другую — более благородную — выпустили с полсотни золотых значков с двухголовым медведем — для награждения сотрудников редакции.
— То есть, как я понимаю, тебя не печалит тот факт, что пришлось бросить экологию. Ведь на ниве журналистики ты пошел далеко: стал членом правления местного Союза и получил сразу две медали к 80-летию Новосибирской области.
— Да, у меня и вправду оказалось две таких медали. Вышло как-то случайно, да я и не против, раз уж так получилось. Я, просил тогда Владимира Филипповича, чтобы он мне, как дважды герою, установил бюст на Родине при жизни.
— Как говорил Карл Юнг насчет случайностей…
— Знаешь, Саша, но ты уже достал со своим Юнгом. Давай лучше закончим с Союзом журналистов. Мои отношения с ним — это вообще отдельная смешная история. Когда «демократ» Борис Коновалов выгнал нас всех из «Молодости Сибири», то нашу самую антикоммунистическую газету приютил коммунист, председатель СЖ Федя Якушев. И потом, когда Боря решил занять место Феди, то Якушев попросил всех нас стать членами Союза журналистов, чтобы мы смогли поддержать его. Слава Досычев произнес тогда свою любимую фразу: «Я мозг, а не член», — и отправил Лешу Кретинина, Арсения Суховерхова, Мишу Калужского и меня писать заявления. Так что наше коллективное вступление в СЖ тоже своего рода случайность.
— Хорошо, тогда от Юнга перейдем к Фрейду. Среди многочисленных конкурсов и турниров под эгидой «Новой Сибири» (организованных и тобой, в частности) был женский турнир по преферансу «Мемориал Анки-пулеметчицы». Кто придумал тогда расписывать «пульку» именно по гендерному принципу?
— Да даже не важно, кто. Наверное, Андрей Юфа. Главное, что это было легко и весело. И с призом все решалось просто. Приходишь к Мише Паршикову и говоришь: «А дай, пожалуйста, красивую картину для победительницы!» — «Победительницы чего?» — «Турнира по префу». — «На!». Коротко и ясно.
А разные интересные штуки придумывали, конечно, многие — кто лучше, кто хуже…
— Да, дух соревновательности, как это называлось при советской власти, был на очень высоком уровне.
— Не столько соревновательности, сколько коллективного творчества масс, если уж пользоваться советскими газетными штампами. К тому же во многом креативные успехи газеты объяснялись еще и тем, что к нам регулярно приходили люди со своими интересными идеями, потому что больше с этими ноу-хау и идти вроде как было некуда. Именно так пришли однажды люди с предложением провести массовый переплыв через Обь. Один раз они попытались это все организовать, но собрали что-то около двух десятков пловцов, вот и пришли к нам в газету за помощью. Я тогда, не задумываясь, говорю: мол, отлично, поможем, только пусть это будет называться «Переплыв на приз газеты «Новая Сибирь»». С тех пор у нас число участников доходило и до полутысячи. Заметь, что все эти мероприятия мы проводили, не рассчитывая ни на какой барыш. Это уже со временем во все щели полезла коммерциализация.
— Кажется, так же спонтанно возник теннисный турнир «Белокуриха open», который благополучно просуществовал несколько лет.
— Многое, конечно, осуществить не удалось, жаль. Была, например, задумка собрать вместе нашу редакцию, гостиницу «Сибирь» и авиакомпанию «Сибирь», с которыми мы дружили, и общими усилиями привозить со всего мира интересных людей и делать с ними интересные встречи. Но как-то не срослось. Тогда вообще была очень странная эпоха: нам самим все это было делать интересно, и тем, кто с нами работал, — тоже. Поэтому с обеих сторон очень многое делалось совершенно бесплатно, чисто на эмоциях.
— Дикий эмоциональный капитализм.
— Часто нас поддерживали из-за личных симпатий, а иногда потому, что нравились идеи. К примеру, несколько помещений, в которых мы сидели, пока не обосновались капитально, нам предоставляли за просто так. И залы для проведения мероприятий давали, и… даже клетки из зоопарка для знаменитой акции «ПАН-клуба», когда решили под мостом поймать Гитлера с хвостом.
— Как же, помню. Я тогда вместе с тобой ездил к Ростиславу Шило в зоопарк, что располагался на месте нынешней «Галереи Новосибирск».
— И реагировал Шило совершенно спокойно: «Нужны грузовик и клетка для Гитлера? Пожалуйста. Только за бензин заплатите». К тому же эпоха тогда была глобально бартерная. С чего бы еще, например, наша газета привезла из Китая в Новосибирск олимпийскую женскую сборную по шахматам?
— С чего бы? Наверное, мы были не жадные.
— Допустим, не жадные. Но еще мы работали по бартеру с могучей по тем временам турфирмой «Полярная звезда», а билетов на самолет она могла предоставить очень много — чартерных рейсов с «челноками» тогда летало множество, свободных мест хватало. Ну вот мы и решили рационально использовать эти билеты. И китайцам хорошо, и «Звезде» хорошо, и новосибирскому спорту тоже.
— А как ты думаешь, эпоха бартера в стране уже не повторится?
— Надеюсь, что вряд ли. Ведь все бартерные отношения тогда были в лучшем случае «серые». А теперь с налогами все гораздо строже.
— Иными словами, и редакционного бара в «Новой Сибири» уже никогда не будет.
— Сейчас в «Новой Сибири» появилась зарплата в денежном эквиваленте. А во второй половине 90-х она куда-то пропадала, как ты помнишь. Зато в баре у нас была лучшая продукция мясокомбината, коньяки, «мартини», португальские портвейны. И все это можно было потреблять не сходя с рабочего места и уносить домой…
— Так сказать, «под запись».
— …И уносить домой на радость голодным семьям. Как-то раз у меня праздничный стол украшало блюдо с бартерными лобстерами и гигантскими креветками. Красиво, но как теперь мы знаем, в этих морских гадах основной объем занимает несъедобный панцирь, так что хорошо, что в морозилке лежал про запас изрядный кусок соленого сала. А еще на память о бартерной эпохе у меня в шкафу висит практически ненадеванный смокинг. Иногда вместо зарплаты больше взять было нечего…
— Но ведь отсутствие наличных не было следствием того, что мы плохо работали.
— Тогда уже начало многое меняться, и мы, как казалось, поспевали за временем. Когда рекламные отделы в других местных газетах пытались продавать банальные оригинал-макеты, мы уже начали серьезно заниматься имиджевой рекламой. Как-то раз я поехал на какой-то рекламный семинар в Питер. Посидел, послушал: слов много незнакомых и мудреных. Но продрался сквозь термины и понял, что все это мы в газете давно делаем, только называем это словами попроще. Тогда я осмелел, вышел на сцену и устроил прямо-таки сольное выступление с примерами из нашей рекламной практики. Которая была реальностью, а не теорией, как у них на этом семинаре.
— Вот ты успел за эти двадцать пять лет в «Новой Сибири» побывать чуть ли не во всех ее частях — от рекламного отдела до отдела культуры. Поэтому кому как не тебе задать этот вопрос. Говорят, что бумажные газеты умирают. А вот скажи, чисто теоретически можно было бы сегодня создать новую — бумажную, но популярную газету?
— Скажем так. Сегодня может рассчитывать на успех только честное независимое издание.
— Прямо вот свободное?
— Ну, скажем так… Относительно свободное. Это единственный путь сделать популярную в массах газету, которая жила бы не за счет каких-то спонсоров, а делала бы то, что сама считала бы нужным.
— И чтобы еще у нее не было интернет-версии, только на бумаге, эксклюзивно. И еще можно выстроить через Обь каменный мост, на котором бы были по обеим сторонам лавки, и чтобы в них сидели купцы и продавали разные мелкие товары, нужные для крестьян. Так, кажется, у Гоголя?
— Согласен, в большей степени это, конечно, маниловщина.
— В какой момент случилось нечто, что повредило хребет всей российской независимой прессе?
— Мне кажется, у нас в городе систему мягкого подчинения прессы ввел милейший Виктор Александрович Толоконский, когда стал губернатором. Тогда он пришел в гости в независимую «Новую Сибирь» в сопровождении милейших людей — Якова Самохина и Ирины Левит. И говорит: я совсем, мол, не обижаюсь, что вы меня на выборах не поддерживали, но у меня есть единственная просьба — не рисуйте больше таких карикатур, на которых я представлен в совершенно непотребном виде… Вот так, вполне вкрадчиво и деликатно губернатор начал обрабатывать наше издание.
Я думаю, что лучшие времена «Новой Сибири» все же приходятся на тот период, когда она никому ничего не была должна кроме тех журналистов, которые ее выпускали. Но тогда существовало твердое правило: не важно, бесплатно или за деньги мы защищаем чью-то позицию, — мы непременно должны эту позицию разделять. И не врать. И не передергивать.
— А может быть, все дело в том, что поскольку в этой честной редакции прибавочную стоимость было некому присваивать, то и система производства постепенно начала разваливаться?
— Знаешь, давай уж лучше про Юнга, чем про Маркса…
Александр САМОСЮК (АХАВЬЕВ), «Новая Сибирь»
