В цикле интервью к 25-летию «Новой Сибири» — беседа с двумя представителями литературно-акционной группы, прославившей газету не меньше, чем газета прославила этот творческий коллектив.
Строго говоря, ПАН-клуб — это товарищество литераторов и креативщиков, в разном составе проработавших на страницах газеты «Новая Сибирь» буквально со дня ее основания до начала 2000-х. Страница, которую они заполняли текстами и картинками, была популярна много лет — как и уличные акции, организуемые ПАН-клубом в свободное от писательской деятельности время. Сегодня на вопросы газеты отвечают бывший управляющий делами ПАН-клуба Георгий Селегей (ныне драматург и сценарист) и бывший штатный поэт «Новой Сибири» Дмитрий Рябов (тоже драматург, но еще и общественный деятель).
Георгий Селегей и Дмитрий Рябов в поисках не то входа, не то выхода (23.07. 2018)
— Когда нас в 90-х годах довольно регулярно звали на телевидение — то на 1 апреля, то на Новый год, чтобы мы жизнерадостно веселили публику, мы, как я помню, вместо того чтобы заранее юмористически подготовиться, всегда рассчитывали на импровизацию, и, скажем так, не всегда из этого что-то получалось.
Д. Р.: Получалось разгильдяйство. Потом… Что значит не готовились? Вон, Гера, наверное, готовился. Правда, в какой-то момент про всю эту подготовку забывал.
Г. С.: У нас всегда был неопределенный статус. Серьезные литераторы воспринимали нас как кэвээнщиков, а для кавээнщиков мы были слишком литературные.
— Ну, мало ли кто нас тогда не любил и кто нам завидовал.
Г. С.: Я сказал не «любить», а «воспринимать», — это разные вещи.
— Да назови хоть «любить», хоть «воспринимать» — все один черт. Недавно вот Дима с помощью интернета продемонстрировал мне, что нас крайне не любило литобъединение «ШОРОХО». В интервью поэта Станислава Одаренко впрямую сказано, что они «люто ненавидели весь ПАН-клуб».
Д. Р.: Да я про это знаю исключительно из данного интервью! По-моему, эти ребята появились, когда мы уже лет пять как закончили своими делами заниматься. Сами виноваты: надо было раньше заявляться — глядишь, и заняли бы хорошую нишу.
— К нам, помню, приезжали и представители Конторы братьев Дивановых — чтобы напечататься или попытаться что-то замутить вместе…
Г. С.: Прости, Саша, я хотел уточнить: мы сейчас начали заниматься самовосхвалением?
— Пока что только самолюбованием, мне кажется.
Д. Р.: Так ведь такой был здоровенный рупор, который каждую неделю, 52 раза в год тиражом чуть ли не 100 тысяч экземпляров…
— Ну, потом уже было 50 и 30 тысяч…
Д. Р.: Да какая принципиальная разница! И так — лет шесть. Или восемь…
— В общем, мы оказались в каком-то непонятном статусе, к которому даже не были готовы…
Публичное выступление в филармонии в связи с 5-й годовщиной ПАН-клуба в 1997 году (слева направо: И. Филиппов, Г. Селегей, А. Королёв, Ю. Богатырёв, А. Ахавьев, Д. Рябов, Ю. Чепурнов)
Г. С.: Нам скорее не завидовали, а старались относиться высокомерно. Я имею в виду серьезных нахмуренных литераторов. Когда мы в 1995 году (в феврале была проведена жеребьевка в ресторане «Созвездие рыб», а в конце марта вышел газетный разворот с готовыми сонетами. Прим. Ред.) организовывали коллективное написание венка сонетов в элитном полубандитском ресторане, то позвали туда кого угодно, только не двух величайших поэтов города.
— Или даже трех.
Г. С.: В этом мероприятии принимали участие выдуманный персонаж по имени Дядя Боря и даже сочиняющий стихи компьютер. И тогда два уязвленных знаменитых поэта сели и написали в пику какой-то свой альтернативный венок сонетов. Настолько все было серьезно.
Д. Р.: Я думаю, что к нам творческая интеллигенция относилась, как к обезьяне с гранатой.
Г. С.: А милейшая Лена Калужская как-то раз пошутила, назвав ПАН-клуб «братской могилой талантов».
—Упоминались разные виды вооружений. Помню, Владимир Алексеевич Берязев в середине 90-х напечатал в «Вечерке» статью под названием «Гера в сарае нашел пулемет…». Про то, что мы цинично топчемся на костях великой русской литературы.
Г. С.: Мы на какой-то пьянке придумали организовать с ним газетную дискуссию. Он честно отписался в свойственной ему стилистике, а я так ничего и не ответил печатно.
Д. Р.: А Берязев, кстати, включил эту статью в свой пятитомник.
— Старый афоризм: «Нам Вова Берязев нужен, потому что он антагонист».
Г. С.: Звездным временем ПАН-клуба, наверное, можно считать 94-й, 95-й, 96-й годы. Я думаю, все это тогда работало, потому что возникала некая обратная рефлексия на привычку к советской печати.
— Неожиданный эффект, когда вместо чего-то привычного, чего читатель ожидал увидеть в газете, там обнаруживалось что-то довольно безумное и непредсказуемое. Иногда вообще за гранью человеческого понимания. Эта абсолютная неуправляемость смущала даже ко всему привычное руководство газеты.
Г. С.: А потом просто сменилась эпоха, страна стала другой.
Д. Р.: Ах, если бы в те времена был интернет…
Г. С.: Интернет требует полного пересмотра жанра. Там все эти наши штуки пришлось бы подавать совершенно по-другому.
Д. Р.: Да, там не прошли бы все эти по-своему знаменитые таблицы и графики.
Г. С.: Ну почему же, как раз таблицы прокатят. А вот всякие длинные тексты будут уже смотреться тяжеловесно и занудно.
— В разговорах с некоторыми литераторами и художниками до сих пор звучит некоторое разочарование: почему мы так легкомысленно относились к своему, с позволения сказать, бренду и даже не пытались сделать из него коммерческий продукт.
Г. С.: Вообще-то, я с самого начала воспринимал наши забавы как некую экспериментальную площадку, которая априори должна быть несерьезной. Во все это можно играться до какого-то возраста, а потом нужно остановиться. Если брать за пример художников, которые занимаются концептуальным искусством, то некоторым из чего-то подобного удалось создать вполне респектабельный жанр. Конечно, и из нашего, с позволения сказать, наследия осталось кое-что настоящее. Остальное — руда и поденщина. Ведь еще Борис Стругацкий говорил, что из всего, что делается на свете, 90 процентов — это фуфло.
— А вот Виктор Шкловский говорил, что очень трудно объяснить вкус дыни человеку, который всю жизнь жевал сапожные шнурки. Это еще одна проблема.
Г. С.: У нас была вот какая ошибка — мы мало писали манифестов. Никак руки не доходили. А надо было их писать, писать и писать — как разные Бурлюки и прочие дадаисты.
Д. Р.: Ну, тогда пришлось бы создавать специальное подразделение «манифестантов», чтобы они только этим и занимались. Сдается мне, что все сложилось совершенно нормально. Документов, фотографий и видео почти не осталось, и мы таким образом перешли в категорию мифов и легенд. Остался эдакий миф — плюс три фотографии.
Г. С.: Собирать собственный архив — постыдное занятие.
Д. Р.: Почему? Многие люди в городе часто спрашивают: а почему, мол, мы все это не издаем отдельным изданием. Им действительно нравится многое из того, что было тогда написано.
— Если копнуть в глубь десятилетий, то что было в начале?
Д. Р.: Это было осенью 1992 года — первая в своем роде в Новосибирске акция концептуального искусства, когда группа людей, позиционирующих себя как поэтов, шла по центральной улице города, и по ходу движения один из них влезал на каждый столб и оттуда декламировал «Быть знаменитым некрасиво…» Пастернака. Там тогда присутствовали Максим Туханин, Андрей Королев, Георгий Селегей, я присутствовал, а собственно влезал на столбы Михаил Галкин — тогда студент театрального училища, ныне актер театра кукол.
— Это ваше объединение появилось, насколько я знаю, в 1989 году — как рефлексия на вашу работу в КВН?
Г. С.: Большая часть нашей компании когда-то училась в пединституте: я, Максим Туханин и Юрий Богатырев — на филологии, Андрей Королев на истфаке, Иван Филиппов — на инъязе. Но мы еще не были все знакомы между собой. В «педе» тогда было очень сильное кэвээновское движение, так что мы в самом конце учебы создали совместную самостоятельную команду и поехали в Днепропетровск на первый фестиваль КВНа, где все и подружились. Потом задружились и с газетой. И Вячеслав Досычев, тогда работавший в ней ответсеком, как-то раз чуть ли не из собственного кармана спонсировал нашу игру в новосибирском КВНе. Вы же все тогда по нашим понятиям в бабле просто купались.
— Что ты. Мы в нем даже проводили заплывы на денежные призы.
Г. С.: Мы тогда назывались «Клуб одиноких сердец им. поручика Ржевского» и раза три печатались у вас.
— А потом, насколько я помню, Вячеславу Михайловичу сильно разонравилось ваше длинное название и совместно было придумано название «ПАН-клуб» — на манер международной писательской организации ПЕН-клуб.
Г. С.: Слушай, а ведь нам ни разу не приходило в голову расшифровать эту аббревиатуру… Ну, к примеру, «Писательская ассоциация негодяев».
Д. Р.: Ну, нам много чего не приходило в голову.
— Как я помню, еженедельно выпускать целую страницу было поначалу сложно, и к небольшой банде постепенно подтянулись из театрального училища Дима Рябов и Юра Чепурнов. Да и мне тоже пришлось однажды влезть в ваш творческий процесс.
Д. Р.: Мы созвонились и встретились на улице Революции, 6, прямо за зданием училища. В песочнице. Было жарко. А эти пришли с водкой. И Макс Туханин, разливая водку по емкостям, сказал: «Пора взрывать этот город к чертовой матери». Ну, выразился он, конечно, не «чертовой матери», а словами, вместо которых нынче ставят точки.
— В последнее время Гера стал декларировать идею, что ПАН-клуб уже давно пора забыть как страшный сон.
Г. С.: Сейчас все объясню.
Д. Р.: Извини, забыть-то уж точно никак не получится. Если бы всего этого не было, сейчас бы, поди, все поздоровее бы были.
Г. С.: Да. Это все осталось, это все проросло. Но. Радикально сменилась эпоха. Сейчас вспоминать ПАН-клуб — все равно что в 30-х годах прошлого века вспоминать какой-нибудь журнал «Сатирикон», который выходил на 20 лет раньше и тексты его за это время превратились в архаику.
Д. Р.: Ну, не знаю. По мне так очень даже можно вспоминать. К примеру, сейчас в моде «винтажные» советские песни 50-летней давности.
— Не стоит забывать, что мы, помимо написания текстов, проводили еще и вполне радикальные публичные акции, до масштабов которых современные бузотеры так и не доросли. К примеру, реабилитационная дуэль Пушкина, когда он на Черной речке под Искитимом наконец застрелил Дантеса. Спасибо, кстати, актерам театра Афанасьева, что работали у него в том 1994 году.
Г. С.: После трех-четырех качественных акций к ним привыкли. Формат исчерпал себя.
Акция из серии «Восстановление исторической справедливости»: первая страница газеты «Новая Сибирь» от 19 февраля 1994 г.
Д. Р.: Ты вот, Гера, кстати, почему запретил нам с Чепурновым расстреливать из зала театра «Старый дом» фашистов на сцене — прямо по ходу спектакля?
— И запустить в Союз писателей поросенка по имени Свинопегас с прикрученными скотчем к туловищу гусиными крыльями?!
Г. С.: ……........………………… (Длинная непечатная реплика про то, что оба собеседника Г. С. хамы и свиньи.)
Д. Р.: Сейчас уже можно смело утверждать, что все эти неосуществленные безобразия мы успешно осуществили в свое время. Мы ведь и соврем — недорого возьмем.
— Я вот вспомнил про гигантскую стрелку на снегу под мостом, что мы сделали в 1994 году, в феврале. Ну, которая указывала направление течения Оби. Могу заявить, что аналогичные стрелки появлялись потом на нескольких сибирских реках — Енисее, Лене...
Г. С.: Но ведь это неправда. И этому нет никаких доказательств.
— Ну а я, допустим, буду утверждать, что правда.
Д. Р.: А я, допустим, такую видел своими глазами! В Барнауле, на реке Оби!
— Вот тебе и доказательство, Георгий.
Г. С. ................................................................................................................................................................................ (Еще более длинная и еще более непечатная реплика.)
Д. Р.: Надо еще обязательно заявить, что после нашей акции «275-лет открытию коррупции в Сибири» такие же виселицы в натуральную величину по всем стране начали ставить.
— Тут надо пояснить, что тогда мы отмечали юбилей повешения первого сибирского казнокрада князя Гагарина — естественно, возле станции метро «Гагаринская». По спецразрешению горсовета, кстати. Настоящую виселицу с помостом для выступлений нам собрал на лесопилке хороший человек Михаил Шипилов.
Г. С.: Есть такая пошловатая фраза, что, мол, и баловством нужно уметь заниматься очень серьезно... ну и бла-бла-бла.
— Вот так и старались. Что же касается бесплодной иронии, в которой нас постоянно тогда обвиняли, то, к примеру, пан-клубовец Андрей Королев никогда никаким иронизированием, собственно, и не занимался. Он порой, по выражению Пушкина, поверял алгеброй гармонию. Если вспомнить его длинный исследовательский текст «Можно ли перетрахать полгорода», то он совершенно честно проводил арифметические вычисления и делал соответствующие выводы. Какая тут, простите, может быть ирония…
Г. С.: Королев из нас из всех был самым витальным, из него иногда просто перло все вот это. Прямо как изо Льва Толстого, «глыбы и матерого человечища».
Д. Р.: Он просто чутьем унюхивал потребности публики. И, кстати, именно Королев в те далекие годы очень хорошо разработал так называемый язык подонков, который позже стилистически взорвал весь интернет.
— Ну вот, опять ты про обезьяну с гранатой. Как там у Королева… «Вся аллея в крови, разбежались мартышки…»
Д. Р.: Его коротким прозаическим шедевром про то, как попа пошла погулять, весь интернет до сих пор забит.
Г. С.: Это была простая стихийная мощь. Но вот не стал Андрей заниматься литературой профессионально и начал зарабатывать деньги другими способами, менее творческими. Хотя все равно по нему было видно, что его человеческая порода всегда требовала писать и сочинять.
— Еще нужно вспомнить недавно умершего Александра Пименова, который был вас двоих сильно постарше, а к тому же и крупным русским поэтом. Поэтому он от коллектива несколько дистанцировался.
Г. С.: Я Пименова, в отличие от тебя, всегда воспринимал как человека из другого поколения. И он все же сильно опирался на ту славу, которая у него была в молодости.
— Как говорили, одной ногой он остался стоять в 80-х.
Г. С.: Вот примерно от чего-то такого я и предостерегаю, когда вы начинаете вспоминать о золотых временах ПАН-клуба.
Д. Р.: Зато можно вспомнить, что было весело, например.
— В том-то и дело, что жизнь Саши превратилась в трагедию, а жизнь ПАН-клуба — почти что в комедию.
Единственная сохранившаяся фотография членов ПАН-клуба 1949 года (слева направо: А. Ахавьев, Г. Селегей, Д. Рябов)
Г. С.: Помню, как Кирилл Наконечный присутствовал при нашем выступлении в 42-й школе, после чего подвел резюме: «У вас все только про секс и про смерть». То бишь про танатос да про эрос.
— Как-то раз, помнится, втайне от начальства кое-кто выпустил за деньги страницу для заведения, где работали девушки легкого поведения. Лично я тогда по-пуритански отказался в этом участвовать.
Д. Р.: Так в номере тогда и было указано: «Except Александр Ахавьев».
— Да, был все же в нашей гоп-компании некий элемент бескомпромиссности и… Как там это называется умным словом…
Д. Р.: Креативности? Детерминированности?
Г. С.: Аддикции?
Д. Р.: Имманентности?
— Нет. Перфекционизма. А потом мы как бы избавились от этого?
Г. С.: Не то чтобы избавились. Просто перфекционизм иногда принимал странные формы. То есть, когда требовалось что-то сделать по распи…
— По разгильдяйски?
Г. С.: Ну… да, пусть будет так. Так вот, это «по-разгильдяйски» должно было быть сделано безукоризненно.
— Ну а как насчет рекламы Октябрьского моста на всю газетную полосу? Ну, которым настоятельно советовали пользоваться? Ведь по легенде ты, Гера (и кто-то еще) в день выпуска номера болел с похмелья и спас ситуацию вот такой вот креативной идеей.
Г. С.: Это легенда. И она должна оставаться легендой. И именно тогда родился афоризм: «Похмелье — единственная болезнь, которую легче вылечить, чем предотвратить».
Д. Р.: А давайте лучше поговорим про долг в 49 миллионов, которые газета так и не заплатила ПАН-клубу!
Г. С.: Что ж, можно вспомнить о том, как мы чуть ли не год втроем работали бесплатно. А можно не вспоминать.
Д. Р.: Не совсем бесплатно, нам изредка выдавали заработок мануфактурой.
— И сомнительной славой. Есть такой анекдот, когда к Макаревичу подходит карлик и говорит: «Я вырос на ваших песнях». Вполне применимо к ПАН-клубу, учитывая наше ироническое отношение к самим себе.
Г. С.: С карликами все вообще не так просто. Например, для молодого поколения юмористов нынешний КВН еще хуже, чем для нас Петросян.
Д. Р.: А я слышал, как люди в метро ругают нынешний рэп и бурчат, что, мол, вот в наше-то время были исполнители! Киркоров, Наташа Королева! — настоящие, мол, музыканты! И с этим приходится жить.
— Хотел концептуально завершить интервью анекдотом, так ведь не дали, сволочи.
Александр САМОСЮК (АХАВЬЕВ), «Новая Сибирь», бывший исполняющий обязанности управляющего делами ПАН-клуба
Прим. ред. Кстати, перечень всех акций ПАН-клуба (1994—2002) есть на странице Siberia Ncca в Facebook и здесь.
