В цикле интервью к 25-летию «Новой Сибири» — разговор с предпринимателем, начинавшим в газете как журналист.
В очередной раз напомним, что газета «Новая Сибирь» в этом году отмечает свой юбилей. И в очередной раз мы беседуем с бывшим сотрудником газеты — на этот раз с человеком, который однажды принял решение бросить карьеру журналиста ради бизнеса.
— Юлия, вот ты девятнадцать, кажется, лет назад начинала как журналист в той самой газете, в которой это интервью будет напечатано.
— Меня занесло в «Новую Сибирь» осенью 1999 года в начале второго курса журфака НГУ.
— Тебе же тогда и двадцати лет еще не было?
— Восемнадцать. Так вот, в том году все лето я провела в попытках устроиться на телестанцию «Мир», где проходила стажировку и даже получила предложение работать корреспондентом. Но я тогда мнила себя телеведущей, мне очень хотелось находиться именно в кадре, а не где-то сбоку от него. Потом вдобавок оказалось, что их график работы совершенно несовместим с моей очной учебой. И где-то в октябре я решила попробовать себя в газете.
— По объявлению?
— Нет, просто так. Тогда были такие времена, что можно было просто прийти в любое средство массовой информации и сказать: вы мне нравитесь, давайте я у вас тут поверчусь немного, поизучаю процесс. Насколько я помню, и собеседования тогда никакого особенного не было, сразу нашли мне занятие, а месяца через два взяли в штат.
— Ты сразу была настроена на журналистские расследования или что-то в этом духе?
— Да что ты. В таком возрасте все девушки хотят писать про культуру, светскую жизнь и прочую лабутень. Но очень скоро стало понятно, что все это не мое, и опытным путем я прибилась к разделам «политика», «экономика» и «общество». Адаптироваться мне помогали тогда Таня Албаут и Оля Кочетова — они были немного постарше меня.
— А писать тебя никто не учил?
— Я не очень хорошо понимаю, что такое «учить писать».
— Имеется в виду так называемый формат «Новой Сибири», по-своему знаменитый в свое время и в какой-то степени навязанный главным редактором и «группой товарищей». Это когда чуть ли не в каждой второй статье непременно нужно было рассказывать анекдот — для общего оживляжа. Я, кстати, не так уж сильно преувеличиваю.
— Этот так называемый формат, если честно, мне никогда не был органичен. Как я поняла позже, в нем очень часто форма доминировала над содержанием.
— Хорошим тоном считалось подпустить в тексты побольше иронии, а то и сарказма, а ты, как я понимаю, предпочитала подпускать побольше фактов и аналитики.
— Что бы я там не предпочитала — ситуация часто складывалась патовая — как бы ты не написал свою статью, все равно она в последний момент переделывалась главными редакционными шутниками.
— Главными — в том числе и по должности.
— Особенно это касалось первой полосы. Если принималось решение сделать из моего текста передовицу, некий высший разум превращал заметку в чуть ли не фельетон.
— А ты была ответственной девушкой, которая серьезно относилась к журналистике?
— Мне нравилось колупаться в деталях. То есть не просто обработать пресс-релиз, пришедший по факсу, взять пару комментариев — и в печать. Понемногу я стала заниматься вопросами, требовавшими большого количества разговоров с ньюсмейкерами, разной аналитической «невидимой» работы с документами и цифрами.
— И первым разочарованием на твоем пути стала «Новая Сибирь», из которой ты ушла в 2002 году?
— Просто я тогда получила предложение от человека по имени Александр Роготень, который стал первым редактором «Ведомостей» в Новосибирске. А в «Новой Сибири», как и в других местных газетах, на тот момент заметно изменился формат. Иногда приходилось писать какую-то муть, и я стала от этого уставать. А про «Ведомости» вообще слышала только краем уха и, честно говоря, очень мало чего знала о таком жанре, как деловая журналистика. Но тут мне объяснили, что эта газета работает по западным стандартам, и главенствуют в ней интересы читателей, а не политических партий или владельцев медиа, или еще каких-нибудь «уважаемых людей». Все это мне показалось довольно любопытным, я быстро увлеклась и включилась в стартап «Ведомостей».
— И как долго вы готовились к старту?
— Целых полгода газета выпускалась «в стол» — это был единственный в моей жизни такой длительный период пилотирования, психологически очень тяжелый. Мы каждую неделю делали несколько текстов, они верстались в полосу, полоса вывешивалась на стене в редакции — выстраданная такая стенгазета. Головная московская редакция все время оставалась чем-то недовольной, и мы продолжали делать эти пробники. Кое-кто просто не выдерживал такой нервной и бессмысленной работы: например, Антон Сарайкин, человек очень эмоциональный, доходил до стадии, когда начинал швыряться телефонами и хлопать дверью.
— Так и фигуранты, о которых вы писали, они ведь тоже должны были входить в ваше сложное положение.
— Да, дурацкая ситуация, когда после беседы человек спрашивает: «Когда можно будет прочитать статью?», а в ответ приходилось отвечать: «Никогда». Наконец, в начале 2003 года мы начали выходить «живьем», и, надо признать, что я была в коллективе самым слабым звеном — мои тексты чаще всего снимались, меня даже чуть было не уволили.
— Может быть, эти проблемы были последствиями стилистической школы «Новой Сибири»?
— «Ведомости» кто-то когда-то назвал газетой-гербарием. Для сухой деловой газеты это было, в общем, довольно точным сравнением — конечно же, она была совершенно другой. Ощущение «живости» возникало за счет большой концентрации «полезности» на единицу площади.
— Года через три из «Ведомостей» ты ушла в журнал «Деловой квартал», но уже в качестве руководителя.
— Екатеринбургский издательский дом сделал мне предложение стартапить журнал «Деловой квартал — Новосибирск», который к тому времени уже издавался в нескольких миллионниках. Это был второй в моей жизни тяжелейший опыт, поскольку психологически не была готова к такому испытанию. Мне тогда исполнилось двадцать четыре года, а все сотрудники, которых я сама, собственно, и нанимала, были старше меня, некоторые — существенно; имели больший профессиональный стаж, и редакторский опыт тоже кое у кого из них был. Очень накрывало непосильной ответственностью и сомнениями, не зря ли работодатель выбрал меня. Несколько месяцев я находилась в постоянном «бодряке», спала буквально по два-три часа в сутки. В тот период я установила свой рекорд беспрерывной работы — 52 часа без перерывов на сон и отдых.
— «Делового квартала» тебе тоже хватило года на два?
— Да, и ушла я, наверное, в основном из-за личностного внутреннего конфликта. Честно говоря, мне изначально казалась не совсем понятной аудитория этого издания, я никак не могла разобраться, для кого мы все это делаем и кто этот журнал читает. И хотя в нем была интенсивная модель взаимодействия с аудиторией (проводились и бизнес-завтраки, и круглые столы, где я пару раз в месяц видела десятки наших читателей и разговаривала с ними), но все равно целостная картина у меня в голове не выстраивалась. Чем дальше, тем больше меня это беспокоило.
— То есть в «Ведомостях» тебе было проще?
— Там-то для меня все всегда было ясно и прозрачно. Поэтому когда мне предложили вернуться в «Ведомости» в качестве редактора Сибирского бюро, я решила согласиться. Зато «Деловой квартал» подарил мне лучшую подругу, которая впоследствии стала и моим партнером по бизнесу. Аня Смирнова работала в «Деловом квартале» очередным директором, уже третьим по счету — поскольку директора там постоянно менялись, никто не приживался. Кстати, она пришла совершенно из другой сферы — не из медиа, а из страхования.
— Вот она тебя в итоге и подстраховала от работы в этом издании.
— Мы написали заявление в один день и ушли оттуда вместе, таким образом обезглавив журнал. По счастью, все обошлось, никто не умер, поскольку и в редакции, и в коммерческих службах уже были подрощены люди, которые вполне могли со всем справиться и без нас. Вернувшись в «Ведомости», по второму кругу проработала там три года с хвостиком — до осени 2010-го.
— Во времена СССР был такой термин, носивший негативный оттенок, — «летун», человек, постоянно меняющий места работы. Ты вот тоже, получается, дольше чем на два-три года нигде не задерживалась.
— Ну, в «Ведомостях» за два захода получилось шесть лет. И к чему это советское мерило? Ты же не настолько старый! В XXI веке летунами называют тех, кто меняет работу каждые несколько месяцев. Просто я привыкла задавать самой себе и окружающему миру много вопросов. А когда долго не получала ответов или ответы не удовлетворяли, теряла интерес и начинала искать что-то новое.
— И никогда не стремилась достигнуть состояния покоя и комфорта?
— Для меня состояние комфорта подразумевает наличие какого-то постоянного движняка, когда ставишь перед собой цели, а когда достигаешь их, тут же ставишь новые. Такой вот вечный неравный бой.
— Скажи, а в рамках профессии журналиста ты всегда занималась только тем, что тебе было так или иначе интересно, или тебя все же как гражданина волновали вопросы социальной справедливости?
— Человеком, которого могут беспокоить такого рода материи, как социальная справедливость, я впервые ощутила себя, когда случилась история со штрафстоянками.
— Тебе до сих пор, как я слышал, благодарны многие новосибирские автомобилисты.
— Началось все в марте 2010 года. И непосредственным фигурантом в этой истории, кстати, выступал ваш нынешний редактор Костя Кантеров. Мы сидели с ним в каком-то кафе, и в этот момент вдруг быстро эвакуировали мою машину. Несколько часов я занималась вызволением своего автомобиля со штрафстоянки, и это было связано с таким неимоверным унижением моего человеческого достоинства, что естественным было стремление разобраться со всем этим безобразием. Я очень спокойный человек, меня трудно вывести из равновесия, но тут меня пробило настолько глубоко, что я предприняла не просто однократное действие, а несколько месяцев разбиралась в нормативной базе, пытаясь поломать эту порочную систему. Писала жалобы в надзорные органы, антимонопольную службу, нашла общественную организацию, которая по моей просьбе выступила в качестве истца, и мы подали в суд на оператора штрафстоянок.
— Суть была в том, чтобы заставить их работать круглосуточно?
— И штрафстоянки, и ГИБДД. На тот момент получить отметку в ГИБДД о выдаче автомобиля можно было 10 часов в неделю, а собственно забрать машину — 40 часов в неделю. А нахождение задержанного автомобиля на штрафстоянке при этом оплачивалось 24 часа в сутки.
Схема, конечно, и сейчас осталась коррупционной, но возможностей обирать автовладельцев, попавших в эту беду, стало немного меньше. Ситуация была оздоровлена. Провели конкурс на выбор подрядчика, в котором, разумеется, победила все та же компания, поскольку она владела всеми нужными ресурсами. Но главное, что режим работы штрафстоянок и подразделений ГИБДД, выдающих те самые отметки, стал круглосуточным, что значительно снизило возможности для злоупотреблений.
— Получила удовольствие и от процесса, и от конечного результата?
— Я, по счастью, давно научилась испытывать удовольствие не только от результата, но и от самого процесса, что всегда меня существенно гармонизировало. А конечный результат состоял еще и в том, кстати, что благодаря этой истории я познакомилась со своим мужем.
— На штрафстоянке встретились?
— Нет, не совсем. Я ведь тогда несколько месяцев вела в сети блог по этой теме, и там собралась довольно большая тусовка людей. Среди них встречались и юристы, которые начинали включаться в эту борьбу и проявлять полезные инициативы — в частности, и судиться уже по своим личным ситуациям.
— Да, ты тогда хорошо разворошила муравейник.
— Так вот. И одним из пострадавших автомобилистов оказался человек по имени Саша, с которым мы с тех пор и вместе.
— И поскольку у тебя стали складываться новые человеческие отношения, ты решила завершить свой затянувшийся роман с медиа?
— Я не могу сейчас точно вспомнить, было ли так очевидно в 2010 году, что медиаотрасль в России умирает как вид. На новосибирском рынке в том его секторе, который мог для меня представлять интерес, уже лет пять ничего нового не происходило, а в связи с кризисом 2008-го началась вообще какая-то атрофия. Но глобальной кончины еще не было видно, мне кажется. Мое решение было продиктовано причинами личного характера. Была и естественная усталость от того, что без конца занимаешься одним и тем же. И с возрастом становилось все очевиднее, что мне тяжело поддерживать то количество социальных контактов, которое необходимо поддерживать в силу специфики профессии, — по природе я закрытый человек, с годами все более окукливаюсь.
— Наверное, у тебя был и вариант отдохнуть от самого Новосибирска.
— Уезжать в Москву или в Питер мне не хотелось. Моя сестра живет в Новой Зеландии, это был открытый канал, но туда что-то тоже не тянуло. Зато зудило ощущение, что вот уже одиннадцать лет занимаюсь «вторичным производством», и было бы здорово попробовать сделать бизнес, а не только писать о бизнесе.
И подруга моя Аня тоже начала откровенно тяготиться работой по найму, так что интересы наши в какой-то момент совпали, и мы стали придумывать, чем бы нам таким заняться. Так и появилась компания «Мягкий подарок».
— Это стало уже третьим стартапом в твоей жизни.
— Поначалу всей организацией занималась Аня, а я старалась обеспечивать финансирование из своей зарплаты, поскольку никаких сбережений ни у кого не было.
Меня долго одолевали страхи остаться без гарантированного дохода, поэтому уволилась я с работы только через девять месяцев — после того, как пошли первые серьезные заказы. Первое время мы предлагали только сувенирку из текстиля: игрушечки, подушечки, пледики и тому подобное. Время показало, что идея в целом была нормальная, но слишком узкая, так что впоследствии мы расширились в смежном направлении — шьем одежду. У нас свое производство, работаем под заказ, только с корпоративными клиентами.
— Свободы в жизни стало больше, чем на редакторской работе?
— Свобода — это вообще миф, у наемного работника ее куда больше — он, в конце концов, в любой момент может уйти.
— Есть такое мудрое высказывание: «Постарайся получить то, что любишь, иначе придется полюбить то, что имеешь». Ты, как я понимаю, стараешься жить по правильному принципу.
— Мы сами кузнецы своего счастья.
— По этой же причине ты, человек с устоявшимся имиджем очень деловой женщины, вдруг родила дочку?
— Долго зрела до материнства, да. Родила прекрасную Зинку.
— Сколько ей сейчас?
— Год и четыре. Очень кайфовая девчонка получилась. Сейчас я работаю часов по двадцать в неделю, но надо активизироваться — свой бизнес требует большего участия. В недалекой перспективе хотелось бы сделать какой-то новый проект. Я не из числа тех людей, которые могут десятилетиями заниматься одним и тем же. Так что мне снова хочется что-то замутить, но опять в какой-нибудь другой сфере.
— То есть пока ты находишься в стадии «замутнения».
— Есть такая потребность, и есть ощущение, что ресурсов хватит.
Александр САМОСЮК (АХАВЬЕВ), «Новая Сибирь»
Фото из личного архива Юлии ДРОКОВОЙ
