Известный скрипач, дирижер, влиятельный культурный менеджер и общественный деятель ответил на вопросы «Новой Сибири».
Встреча корреспондента «Новой Сибири» с Михаилом Симоняном состоялась после слухов о его причастности к попытке скандальных кадровых решений и вслед за новостями о задержании его инструмента толмачевской таможней. Именно поэтому вопросы музыканту и председателю попечительского совета Новосибирской государственной консерватории мы задавали не о творческих планах.
— В Новосибирск вы приезжали из-за скрипки?
— Да, приехал всего на 12 часов, забрал инструмент. Теперь и на него есть документ — описание эксперта Министерства культуры и его заключение, что инструмент современный.
— Резонанс в прессе вызвало именно то, что музыкант с такой широкой гастрольной географией мог обходиться без такого документа.
— Видите ли, у меня два инструмента. Первый — скрипка Страдивари, принадлежащая американскому фонду, находящаяся у меня во временном владении. Второй — современный, который сделан мне в подарок французским мастером. (Многие, кто меня знает, видели мой двойной футляр.) На первый документы есть, на второй не было. Тот инцидент в таможне вызвал у меня, конечно, бурю эмоций, но чиновники ведомства правы: нужных, русифицированных документов на вторую скрипку у меня не было. Другое дело, что я много с ней летал и вопросов ни разу не возникало. Да я даже из Новосибирска в Китай как-то отправлялся именно с этой скрипкой. Без проблем.
Формально требования были обоснованными. Но мои нервы сдали. Когда ты летишь в Северную Корею, логистика получается чрезвычайно сложной, а мероприятие проходит на государственном уровне с участием первых лиц. Корейским коллегам даже пришлось задерживать рейс Пекин — Пхеньян.
Урегулировав вопрос, я поговорил с руководством таможни, мы договорились, что обязательно найдем формат обсуждения проблемы. Ведь она все равно есть — очень длительное прохождение таможенных процедур музыкантами, которые путешествуют с инструментами. Мы — единственная страна в мире, где на таможне спрашивают паспорт на инструменты. С этим надо что-то делать. Мне многие иностранные коллеги написали после этих новостей, что боятся к нам ехать, потому что непонятен статус их инструментов. У многих коллег до сих пор инструменты находятся под арестом.
— Есть ли смысл в таком обсуждении на уровне регионального органа?
— Конечно, есть. Итогом обсуждений, которые могут пройти в формате круглого стола с привлечением экспертов, представителей таможни и Минкульта, может стать соответствующее обращение. Я — сопредседатель комитета по благотворительности, меценатству и культуре Российского союза промышленников и предпринимателей, который может помочь с законодательной инициативой.
У меня, кстати, лет 15 назад уже был некий инцидент с таможней в аэропорту «Шереметьево». Документы были в порядке, но я попал на не совсем грамотного сотрудника. Мы выступали с нашим великим русским пианистом-виртуозом Денисом Мацуевым в Вене в тот вечер, и задержка едва не сорвала концерт. Через несколько недель я эту историю рассказал президенту.
— Владимиру Владимировичу?
— Да, он принимал нас, молодых музыкантов, на фестивале Дениса Мацуева «Крещендо», где мне посчастливилось выступать. Когда мне дали слово, я рассказал ту историю. И Путин спросил: а чем таможенник мотивировал задержание инструмента? Я говорю: тем, что это собственность Российской Федерации. И тут Владимир Владимирович пошутил: ну и молодец, все в дом.
— Говорят, после этого начальника таможни уволили. Как думаете, это связано с вашим вопросом?
— Не знаю, связано или нет, но помню, что кадровые перестановки были.
— В любом случае можно сказать, что проблему с вывозом музыкальных инструментов вы уже подняли на самом высоком уровне. Выше некуда.
— И, тем не менее, с ней снова пришлось столкнуться. Но я в любом случае был рад поводу побывать в родном городе. Отсюда уехал в Японию, на гастроли. После возвращения начнем переформатирование работы попечительского совета консерватории.
— Раз уж вы произнесли слово «переформатирование», можно подробнее?
— Например, было бы здорово следующее заседание попечительского совета провести в Новосибирске (сейчас они проходят в Москве). С виду несущественный, но на самом деле важный момент. Надо, чтобы попечители видели результат своей работы. Кроме этого, я обратился к руководству консерватории с предложением внести изменения в состав и структуру совета. Думаю, к 1 декабря мы список попечителей обнародуем.
— Нынешний состав совета сформирован в марте 2017-го. Кто появится в новом?
— Я не вхожу в круг людей, которые могут выдвигать кандидатов в члены совета. Мне бы очень хотелось, чтобы в нем участвовали представители государственной власти, мэрии Новосибирска, бизнесмены, готовые к участию в жизни вуза. За эти годы наработан неплохой опыт сотрудничества: например, с Сибирским отделением Сбербанка сделали отличный проект «Воскресная консерватория». Это цикл концертов и лекций для воспитанников центра «Созвездие» — детей, оставшихся без попечения родителей. Надо закрепить эти наработки. Очень заинтересованы привлечь представителя авиакомпании — студентам надо много летать на конкурсы, фестивали, и скидка стала бы хорошим вкладом в развитие их музыкальной судьбы.
Много лет консерватория была изолирована от местных властей. Считалось, что федеральное учреждение — это не та поляна, где они должны быть. Но последние годы показали, что их появление в составе совета — это очень правильно. Это даже визуально заметно — посмотрите, какой стала территория вокруг консерватории.
— И, тем не менее, на ремонт органа потребовались все же частные пожертвования.
— Такова принятая во всем мире схема. В учреждениях культуры должны работать не только государственные деньги. Во всех странах существуют люди, которые помогают культуре. И слава богу, что у нас тоже. Только подумайте: Михаил Сафарбекович Гуцериев, пожертвовавший через свой фонд «САФМАР» на реконструкцию органа консерватории рекордную для Новосибирска сумму в 25 млн рублей, я думаю, даже ни разу не был в городе. Я знаком со многими состоятельными людьми, но и среди них далеко не все готовы достать из кармана такие суммы. В настоящий момент первый транш денег фонд «Открытое море» перевел на счета фирмы Wilhelm Sauer, и к середине ноября специалисты приезжают на демонтаж органных труб.
— В чем причина интереса Гуцериева к нашему органу?
— Просто в доброте, в любви к музыке, в понимании сути проблемы. Государство может найти деньги на ремонт органа, но логистически это будет очень долго, сложно, а главное — с негарантированным результатом. Есть законодательные барьеры, которые вообще не позволяют определенной компании выполнять госконтракты. А тут как раз должна работать конкретно Wilhelm Sauer — именно та фирма, которая ставила орган.
— То есть если бы не пожертвования, то подрядчика необходимо было бы привлекать по правилам госзакупок?
— Совершенно верно. И выиграла бы компания, которая в этом, скорее всего, ничего не понимает.
Параллельно будет вестись ремонт большого зала консерватории — это уже за государственные средства, и подрядчик определяется по конкурсу. А еще мы ждем от государства средств на ремонт общежитий. Теперь нас в этом поддерживают и местные власти.
Новосибирск — город с великой музыкальной культурой, историей. Здесь работали и работают потрясающие профессионалы. Но все, что происходит вокруг этого, я считаю ужасным.
Вот материально-техническая база консерватории — она на сегодняшний день, мягко скажем, отвратительная. Совершенно не соответствует уровню мастерства преподавателей, контенту, который они несут. Я помню, сколько для меня хорошего сделали эти люди, знаю, сколько было выпущено фантастических музыкантов, поэтому действительно хочу и буду стараться помочь.
У нас не существует системы поддержки молодых преподавателей. Это, я считаю, вообще срочно надо на законодательном уровне менять. Молодой преподаватель, устраиваясь на работу, получит минимальную зарплату. Поэтому очень многие талантливые артисты и транслируются в западные страны, где могут без проблем сесть в оркестр класса «Б» и получать больше, чем здесь.
Вот я в последний раз был в Новосибирске 12 часов, но все равно нашел время зайти посмотреть, как проводит свой мастер-класс один из наших известнейших дирижеров, народный артист России Марк Борисович Горенштейн. По нашей просьбе он встретился и с оркестром, и с дирижерами. Я хочу, чтобы таких моментов было гораздо больше.
Я не хочу видеть, в каком состоянии находится общежитие. Это просто страшно. А ведь там живут люди, которые будут представлять нашу страну в мировой культуре.
— Вот этот ваш пафос и уровень влияния на дела в консерватории, видимо, и снискали вам славу «серого кардинала» новосибирской культуры. И. о. ректора Жанну Лавелину называют вашей креатурой. А недавнюю историю с аттестацией Александра Марченко — следствием ваших кадровых интриг.
— Послушайте, ну это просто бред, отвратительный бред. Какие-то анонимные люди, которые ведут блоги, утверждают, что я делаю кадровую политику Министерства культуры России? Вы серьезно?
Я с искренним и совершенно огромным уважением отношусь к Александру Тихоновичу Марченко. Если мне не изменяет память, в последний раз видел его лет 12 назад. Все. На этом фоне даже как-то неловко напоминать, что я, вообще-то, музыкант, а музыкант не может иметь принципиального влияния на решения министра, тем более всей аттестационной комиссии. Мне вообще хочется, чтобы люди слушали, как я играю на скрипке, и знали меня именно с этой стороны, а не зачитывались сплетнями и баснями.
Мне кажется, в такие сложные минуты, какие пережил Александр Тихонович, общественность консолидируется вокруг проблемы.
— Но если откровенно: у вас есть свой кадровый резерв?
— Я не могу заниматься кадровыми вопросами на территории, подведомственной министерству. Кадровыми вопросами я занимаюсь у себя в фонде культурных и образовательных программ «Открытое море», и там у меня, безусловно, большой кадровый резерв.
Я буду участвовать в процессах, связанных с музыкальной культурой Новосибирска, — я ведь имею отношение к ним, я их часть. Буду помогать привлечь дополнительные силы к развитию консерватории, она для меня очень дорога. Но не преувеличивайте мою роль.
Я, кстати, очень рад, что в консерватории появилась молодая команда, и мне нравится с ними работать.
— Насчет «людей с блогами» вы правы: нам удалось найти один блог. Он анонимный, активно ведут его примерно с мая 2019 года. Действительно, это проект лично о вас и имеет весьма, скажем так, заданную позицию.
— Я бы сказал — клеветническую и лживую, а не просто заданную. Имею право так сказать, потому что я — вот он, а это — анонимка. Про отношение к необъективной, оголтелой критике говорят: «Собака лает, караван идет». Но собака — животное уважаемое, а те, кто «лает» исподтишка, анонимно, напоминают не собаку, а другое существо. Хрюкающее.
— Вы же говорили про великую музыкальную культуру Новосибирска — так вот вам и великие дрязги.
— Новосибирск действительно уникальный музыкальный город, и количество наших музыкантов, известных на весь мир, это подтверждает — Антон Бараховский, Максим Венгеров, Илья Коновалов, Вадим Репин и многие другие. Посмотрите, сколько делают они для культуры Новосибирской области. Все знают Транссибирский арт-фестиваль Вадима Репина. Но вокруг всего этого такое количество мерзости и негатива, что иногда со злости хочется спросить: а нам это надо?
В Северной Корее я был совершенно поражен уровнем обеспеченности консерватории. В каждом классе стоит новый рояль Yamaha, в аудиториях, где занимаются вокалисты, — специальная акустика, фантастический совершенно симфонический оркестр. Было бы здорово, если бы они пригласили наших замечательных преподавателей поработать там, тем более что у них в бюджете для этого предусмотрены средства. Проект, в котором я участвую, предполагает такие выезды.
— С Северной Кореей связана еще одна история, благодаря которой ваше имя недавно трепали в соцсетях. Это открытие мемориальной доски Ким Чен Иру в новосибирском метро.
— Вы тоже думаете, что она установлена нашим фондом? Конечно, нет. Это было по инициативе корейской стороны, вопрос согласовывался в российском МИДе. Меня пригласили на открытие, потому что я на тот момент уже участвовал в проекте, в который меня пригласило посольство КНДР в Москве. Его сотрудники вышли с предложением оказать помощь — страна хочет построить консерваторию для самых талантливых детей. Я согласился помочь. Точнее так: я не соглашался до тех пор, пока туда не доехал.
— Что там можно такого увидеть, чтобы ваше мнение изменилось?
— Если в двух словах, там все не так, как мы слышим. Ну и вообще — давайте просто проявим уважение к соседям. Это как минимум вежливо.
Когда про мое участие в открытии мемориальной доски по случаю визита в Новосибирск Ким Чен Ира кто-то пишет, что я пропагандирую диктатора, мне хочется повторить слова, которые я сказал на той церемонии: давайте будем с уважением относиться к традициям и к истории соседнего государства. Тем более что для Новосибирска этот визит важен не только с точки зрения международного сотрудничества и личности руководителей Северной Кореи, а потому, что это ведь и наша история. Яков Тихонович Новиченко, который спас жизнь Ким Ир Сену, жил в Новосибирске, здесь живет его семья.
И это, если смотреть без вот этого провинциального снобизма, очень замечательная история. Она и про патриотизм, и про особый дух русского воина, и про Новосибирск. И я свой город знаю и люблю именно таким — интеллигентным, терпимым, тактичным.
Константин КАНТЕРОВ, «Новая Сибирь»
Ранее в «Новой Сибири»:
