Пантеон самых значимых новосибирских художников до сих пор не вполне сформировался. Но у каждого понимающего человека, конечно, существует в голове свой список из полудюжины имен, в который, скорее всего, входит и имя Сергея Мосиенко, которому в самой середине июля исполнилось 75 лет.
Читать далее Сергей Мосиенко: В этой жизни не только мы играем, но и нами кто-то играет
Июнь вошел в театральный календарь как месяц «Больших гастролей», соединивших в одном межрегиональном проекте два города возможностей и два крупнейших драматических театра страны. Новосибирский «Красный факел» впервые за последние полвека побывал со своими сценическими бестселлерами в Тюмени, а Тюменский Большой драматический театр сыграл в столице Сибири четыре знаковых спектакля своего репертуара. О том, что дает обмен сценами, как преодолеть зрительскую инерцию и почему лето не повод уходить в отпуск, в интервью «Новой Сибири» рассказывает директор, актер и продюсер ТБДТ Сергей Осинцев.
— Насколько вашей артистической команде интересен Новосибирск как точка на гастрольной карте страны?
— Для нас визит в Новосибирск, как приезд домой, да и сцена «Красного факела» нам почти родная. В вашем городе мы были много раз. Сначала принимали участие в фестивале «Сибирский транзит», потом играли спектакли на «Ново-Сибирском транзите», но такие продолжительные гастроли у нас в Новосибирске прошли впервые. Хочется надеяться, что первый опыт не станет последним. Мы будем дружить регионами, театрами и регулярно меняться спектаклями и сценами.
— Успех мюзикла «Семейка Аддамс», который вы показывали в Новосибирске прошлой осенью в рамках фестиваля «Другие берега», мы прекрасно помним. Как вас встретил новосибирский зритель на этот раз?
— Мы были очень рады теплому приему, хотя первый выход на сцену нас немножко напугал. Новосибирские зрители иначе восприняли нашего «Тартюфа» и по-другому реагировали на спектакль. Казалось бы, Мольер, комедия, все сразу должны смеяться, а зал молчал и внимательно слушал. Зато в антракте раздались такие аплодисменты, как будто спектакль уже закончился. У нас так между действиями не аплодируют, поэтому мы были сражены наповал. В финале зал вообще встал. Раздались крики «браво». Мы даже не считали, сколько раз выходили на бис ‒ кланялись и кланялись. Тоже самое, кстати, происходило и у новосибирских артистов в Тюмени. Оба театра почувствовали, как их ждали и как им были рады.
— А если говорить о технической стороне: как вы сработались со сценой «Красного факела»?
— Мы изначально выбирали спектакли, которые могли технически и художественно без потерь пройти на чужой площадке. Большая сцена «Красного факела» позволила нам максимально сохранить художественное оформление всех привезенных спектаклей. Порадовала прекрасная акустика. Если в своем родном зале мы работаем с головными микрофонами, то в Новосибирске звукорежиссеру пришлось звук микрофонов уменьшать, потому что нам акустическое наполнение зала давалось слишком легко. Конечно, не все спектакли встали бы на сцену «Красного факела», но мы всегда работаем в этом направлении. И, если это возможно, от поездок в другие города не отказываемся. Например, у нас проработана интересная форма сотрудничества с Пермским академическим «Театром-Театром»: мы обмениваемся премьерами, регулярно ездим друг к другу ‒ и делаем это за счет собственных средств, заранее просчитывая доходы и расходы. Такие гастроли не приносят много прибыли, но театр вообще не может быть прибыльным делом. По крайней мере, мы покрываем свои затраты на гастроли и даем зрителям возможность увидеть в течение сезона больше новых спектаклей. Для нашего региона это очень важно. У нас мало театральной публики, и нужно все время показывать что-то новое. Благодаря премьерному обмену мы обеспечиваем зрителей новинками сполна.
— Какие еще формы работы со зрителями использует команда ТБДТ?
— В нашем театре есть отдел маркетинга. Он называется «Отдел притяжения», потому что притягивает не только тех, кто проходит мимо кабинета, но и зрителей, с которыми ведет постоянную работу. У нас есть большой клуб любителей театра. Это независимая команда зрителей, которые смотрят и обсуждают спектакли, снимают видеоролики, ведут социальные сети и даже вручают свою театральную премию. Еще один интересный проект — сотрудничество с амбассадорами «Пушкинской карты». У нашего театра более 100 амбассадоров. Они посещают культурные мероприятия нашего города бесплатно, но при этом призывают других молодых людей покупать билеты по «Пушкинской карте». Мы внимательно следим, как работают эти люди. Читаем их посты и комментарии. Приглашаем для них театроведов и театральных критиков. Проводим мастер-классы. И убеждаемся, что у нас очень образованная и сведущая в театральном искусстве молодежь. Еще один наш проект – доступные билеты для студентов любой формы обучения: в день спектакля они могут приобрести билеты по фиксированной цене почти на любые места. Все начиналось с 50 рублей за билет, и очередь в наши кассы выстраивалась, как в мавзолей к Ленину. Сейчас стоимость студенческого билета составляет 300 рублей. И эта акция также позволяет нам дополнительно получать полные залы.
— В рамках обменных гастролей вы привезли в Новосибирск спектакли разных жанров, стилей и форм. Какова репертуарная стратегия Тюменского Большого драматического театра?
— В Тюмени очень мало театров: театр кукол, наш драматический, небольшой авторский театр «Ангажемент» и молодежный центр для экспериментальных театральных проектов. Поэтому, когда в 2011 году наша команда пришла управлять ТБДТ, мы выбрали концепцию «театра для людей». Эту строчку мы украли у Джорджо Стрелера, подразумевая, что театр должен быть разным и в художественном плане, и в смысле привлечения зрительской аудитории. К примеру, в Тюмени нет музыкальных театров. Мы поставили перед собой задачу развиваться в этом направлении. Наш мюзикл «Семейка Аддамс» впервые за всю историю Тюменской области принес театру «Золотую маску». Зрители на него первым раскупают билеты. Другие города хотят видеть этот спектакль у себя на гастролях. Когда мы ставили «Семейку», честно говоря, не рассчитывали на такой успех, а теперь очень гордимся спектаклем и ищем новые эффектные названия для постановки. В нашем репертуаре есть и драматические, и музыкальные, и детские спектакли. В следующем году планируем реализовать большой кукольный проект. Кто-то удивится такому разнообразию, а наши продажи показывают, что интерес у тюменской публики к театру просто огромный. В нашем здании работают четыре сценические площадки, рассчитанные в общей сложности на две тысячи мест, и при этом почти не бывает свободных кресел.
— На сегодняшний день в Новосибирске не осталось ни одного театра без главного режиссера. Справедливо считается, что для полноценной работы театральному организму нужен художественный лидер. Между тем, ТБДТ много лет работает без главного режиссера. Это принципиальная позиция коллектива?
— В нашем театре не предусмотрена должность главного режиссера. Это решение наша художественная команда приняла еще в начале работы. Каждый сезон у нас получает свое направление, концепцию и название, ориентируясь на которые, мы формируем будущий репертуар и приглашаем на постановку разных режиссеров.
— Обменные гастроли показали, что Новосибирск и Тюмень прочно связаны режиссерскими именами. Роман Габриа, поставивший в ТБДТ спектакль «Каренин А.», приглашен в «Красный факел» на постановку «Собачьего сердца». Александр Баргман, чей «Тартюф» открывал гастроли, хорошо знаком зрителям по спектаклям «Жар и холод», «Отцы и сыновья», по работам на сцене Городского драматического театра.
— У нас в этом смысле действительно интересные связи с Новосибирском. Например, в нашем театре когда-то поставил «Женитьбу» режиссер Павел Южаков. Спектакль долго шел в репертуаре театра и пользовался популярностью у зрителей. А еще благодаря Паше мой заместитель по художественно-творческой деятельности Кристина Рудольфовна Тихонова стала актрисой. Режиссер увидел ее и сказал, что хочет, чтобы она играла у него в спектакле. Теперь она одна из самых востребованных артисток. А режиссера Александра Баргмана, чей спектакль «Тартюф» открывал наши гастроли, мы по праву называем «нашим». Именно тюменский театр когда-то дал ему старт для постановок на большой сцене. Эта история началась в 2011 году. Когда я стал директором, совершенно не знал, где брать режиссеров. И от безысходности написал объявление у себя в социальных сетях — ищу режиссера. Александр Баргман появился у нас по объявлению и сейчас работает над десятым спектаклем с нашей командой. После удачного опыта в Тюмени он как режиссер пошел по стране, и в том числе нашел общий язык с Новосибирском.
— Еще одно пересечение с театральным Новосибирском ‒ артисты. В вашей труппе работают выпускники Новосибирского театрального института. Как складываются взаимоотношения с новосибирской театральной школой и ориентирован ли ваш театр на то, чтобы дать дорогу молодым?
— Новосибирская театральная школа прекрасна. Сейчас у нас работают два выпускника НГТИ. Это ‒ Женя Казакова, одна из наших ведущих актрис, и Роман Гусак ‒ очень перспективный молодой артист. Рома проработал у нас всего один год, но уже имеет несколько главных ролей. Сейчас, например, занят в репетициях спектакля «Наш городок». У нас много молодых ребят в труппе. Все они представляют разные театральные школы ‒ Красноярск, Новосибирск, Саратов, Тюмень. В прошлом году мы набрали семь артистов, этим летом объявили кастинг и еще примем два-три актера. И нам очень приятно, что молодежь хочет работать в нашем театре. Тем более что у нас правильная концепция. Во-первых, мы уже в первый год даем молодым достаточное количество ролей. Во-вторых, считаем, что артисты на сцене примерно должны соответствовать возрасту персонажей. Это в советское время девушку могла играть возрастная примадонна, а сегодня зритель, приходя на «Ромео и Джульетту», хочет видеть историю про молодых. Поэтому мы тщательно подбираем молодых актеров в труппу и сразу бросаем их в океан театральной жизни, чтобы они имели возможность показать себя. И чаще всего получаем очень удачный опыт.
— Ваш театр легок на подъем? Любите гастролировать?
— Мы — выездной театр. Очень часто выезжаем на гастроли и по стране, и по области. У нашего департамента культуры разработана грантовая поддержка для театральных постановок, и мы регулярно получаем гранты, на которые создаем спектакли, приспособленные для работы на других площадках. Благодаря мобильным декорациям, которые не нужно крепить к стационару, мы проехали все субъекты нашего региона, все большие города, все ДК и колонии (был и такой опыт в Год театра). Но основные точки, конечно, Сургут, Ханты-Мансийск, Тобольск. Самая тяжелая и дальняя наша площадка ‒ Салехард. Туда можно добраться только на самолете. Других дорог нет. Поэтому, когда появляется возможность изготовить декорации для нашего спектакля прямо в Салехарде, мы берем в ручную кладь костюмы, летим и играем спектакли там.
— Какие у ТБДТ планы на лето?
— Мы очень много работаем, даже по понедельникам, когда у всех театров выходной. В этом году впервые приняли решение уйти в отпуск в августе, потому что в Тюмени большой поток туристов, и в самый напряженный туристический месяц, июль, наш театр просто не может быть закрыт. Кстати, эта идея родилась неслучайно. В прошлом году, когда все ушли в отпуск, а у меня как у директора летом отпуска не было, я водил по театру экскурсии. Провел более 20 экскурсий и заработал для театра много денег. Оказалось, что такой формат очень интересует зрителей. С тех пор экскурсии идут у нас несколько раз в месяц, и билеты на них как на самые востребованные программы раскупаются заранее.
— Тюменский зритель активно идет на ваши эксперименты и новшества?
— Принято говорить, что мы воспитываем зрителя, на самом деле мы его выращиваем. Когда 12 лет назад к управлению театром пришла наша команда, мы поставили перед собой задачу получить зрителя, который будет одинаково воспринимать и сложные, и несложные спектакли. А для этого его нужно вырастить. Собственно, поэтому у нас и появилась специальная программа для студентов, ведь уже сегодня нужно затягивать в театр тех молодых людей, которые завтра станут взрослыми. Да, в будущем он не будут ходить в театр по 50 рублей, но театр к тому времени обязательно полюбят. И мы уже сегодня наблюдаем в Тюмени положительную тенденцию. Люди стали чаще ходить в театр на сложные постановки. Яркий пример ‒ новосибирский спектакль «Тайм-аут» на нашей сцене. У нас нет таких спектаклей, где бы переплетались мультимедиа, драма и сложная концепция, и зрителю нужно было одновременно и смотреть, и слушать. Это новый для нашей публики опыт, но зал взорвался аплодисментами. Если бы 12 лет назад, когда мы только начинали, на нашей сцене был показан такой спектакль, половина зала бы встала и вышла. Они бы просто ничего не поняли. Знаете, с чего мы начали строить свой репертуар? Мы убрали почти все комедии, которым театр жил до нас. Тогда наш театр беспощадно эксплуатировал Рэя Куни и другие низкопробные комедии. Публика на них исправно покупала билеты, артисты играли комедии и играли, а потом вдруг произошел катаклизм. Зрители перестали ходить в театр ‒ им надоело развлекаться. Вот поэтому мы и начали с постановки сложных спектаклей.
— Не страшно было идти против широких народных масс?
— Первые отзывы были очень категоричные. Зрители кричали, что режиссера надо отправить в дурдом, артистов — на лечение, а авторов ‒ расстрелять. Но постепенно они стали менять свое восприятие ‒ осознали, что в театр нужно ходить не только для того, чтобы развлечься, но и подумать. Мы очень много говорили о том, что зритель для нас тоже соучастник действия. Он должен не просто смотреть на сцену, а работать вместе с нами в спектакле. Просветительская работа со зрителями велась постоянно. Мы не давали публике поблажек. Только спустя 11 лет позволили себе выпустить первую комедию «Только для женщин». Я знаю, что в «Красном факеле» эта пьеса идет много лет. У нас ‒ второй сезон, но зрительский поток не иссякает. Этот успех объясним не только качеством постановки. Мы выпустили комедию в сложные постковидные времена, и зрители благодаря этому спектаклю стали снимать накопившееся напряжение. Огромное количество женщин приходят и радуются. Даже завели свою забавную традицию: приносят в сумочке бюстгальтеры, чтобы помахать ими на поклонах артистам.
Юлия ЩЕТКОВА, «Новая Сибирь»
Фото Полины СЕКИСОВОЙ и из архива Тюменского Большого драматического театра
Недавно в новосибирском ЦК19 завершила работу выставка «Образ жизни», которую назвать ретроспективной можно было бы только формально. Как поясняли устроители, сам образ жизни Андрея Курченко имеет свою художественную ценность: он творит стихийно, во имя космологического детерминизма, опуская такие мирские вещи как документация художественных актов в виде личного архива.
Читать далее Андрей Курченко: Есть такая формулировка: «привлекать из небытия в бытие»
В Москве на исторической сцене Большого Театра России в двадцать девятый раз прошли праздничные мероприятия фестиваля Benois de la Danse. Председатель жюри и художественный руководитель Программы — звезда мирового балета Светлана Захарова, президент — выдающийся хореограф Юрий Григорович. Этот проект, реализуемый при поддержке Министерства культуры РФ, уже почти три десятилетия поддерживает лучших из лучших артистов балета.
Читать далее Никита Ксенофонтов: Балет — не про пируэт и не про прыжок, а про внутренние ощущения
Авторские вечера ведущих композиторов города в Камерном зале Новосибирской филармонии стали уже традицией. Героем такого недавнего творческого вечера стала Ираида Сальникова, лауреат международных и всероссийских конкурсов, автор музыки к масштабным проектам, ставших событием в культурной и общественной жизни не только Новосибирска, но и всей страны. Ее кантаты «Александр Покрышкин» и «Заступник земли Русской», оратория «Святой Владимир — Креститель Руси» были представлены к памятным датам на самых престижных сценах города, на площадках городских праздников, транслировались на всероссийских телеканалах.
Читать далее Ираида Сальникова: Считаю за честь писать музыку о героях, которыми гордится страна
Новосибирская прима-балерина, художественный руководитель хореографического училища и руководитель балетной труппы НОВАТа рассказывает о своих профессиональных планах. Читать далее Анна Одинцова. Стремление завтра быть лучше себя вчерашней
Весна в Новосибирске прошла под знаком Городского драматического театра. Впервые за всю историю своего существования «любимец городской интеллигенции» выбрался из камерного пространства чужих стен и получил в собственность большой зал на 209 мест, просторное зрительское фойе и два этажа театрального счастья. О том, с чего началось томительное ожидание, бациллах правды, группе крови в профессии и атмосфере праздника, который всегда с тобой, в интервью «Новой Сибири» рассказывает главный режиссер и художественный руководитель театра Сергей Афанасьев.
— Сергей Николаевич 35-летнее ожидание собственного здания, наверное, стало самым продолжительным за всю историю театрального Новосибирска. Когда возникла мысль обрести свой большой дом?
— Когда мы обосновались в «Кобре» — в маленьком зале на 28 мест, где родились «Чайка», «Гамлет», «Утиная охота» и другие спектакли, наша популярность быстро взлетела до небес. Мы тогда работали, как черти, пили, как черти, мечтали, как черти. С нами хотели общаться. Мы засиживались с гостями в театрике до утра. Было очень много обещаний помочь, но, к моему великому сожалению, это были только обещания. Давших их то сажали, то убивали — 1990-е годы. Наши реальные надежды начались в 1996 году, когда тогдашний мэр города Виктор Толоконский посетил наш театр и пообещал заняться поиском помещения. Какие варианты нам только не предлагали — и кинотеатр «Заря», и Дом офицеров, и ДК Дзержинского, и Клуб Жиркомбината, и Клуб имени Кирова, ставший со временем Домом национальных культур. Наконец, нам пообещали помещение на первом этаже в новом строящемся здании на улице Орджоникидзе, где сейчас располагается парфюмерный магазин, но и эти площади заняли другие люди. Потом мы играли в кинотеатре «Победа», переехали в подвал, рассматривали какие-то новые варианты. Ждали, работали, не унывали.
— Ваша двадцатилетняя жизнь в подвале на Вокзальной магистрали стала своего рода городской легендой про детей театрального подземелья. И все же, когда реконструкция нового здания подходила к концу, вы сожалели об атмосфере подвальчика и говорили, что придется стереть у зрителей ностальгическую память о прежнем месте.
— Когда Сан Саныч Карелин спросил, не боюсь ли я потерять атмосферу, я честно ответил, что боюсь и не боюсь. Потому что атмосфера — это не место, а люди и состояние души. Когда мы пришли в новое здание, несколько дней понадобилось на то, чтобы не чокнуться и понять, что теперь мы будем жить здесь. Зато, когда артисты вышли на сцену и заиграли, то выяснилось, что никуда прежняя атмосферочка не исчезла. Она словно преумножилась — стала еще более камерной, честной, интимной, наполнилась радостью. И артисты изменились. Они внутренне стали собраннее, дисциплинированнее, ответственнее по отношению к сцене и друг другу. Поняли, что надо соответствовать тому, что люди видят, переступая порог нашего театра, и сделали это способом своего существования.
— У вас была красивая идея открыть новое здание возрождением вашей нашумевшей «Чайки». Планы изменились?
— «Чайка», как и все пьесы Чехова, обязательно должна идти на нашей сцене. И я постараюсь до того, как скачусь в бездну, решить этот вопрос. Сейчас мы восстанавливаем старый репертуар, чтобы начать выполнять госзадание, но ни «Гамлет», ни «Чайка» от нас никуда не денутся. Я не из тех режиссеров, которые годами ищут пьесы. Меня всегда разрывает от обилия драматургии, которую мне нужно успеть поставить. И начинать нужно прямо сейчас. Впереди у нас Шекспир, Лесков, Островский, которым пора уделить время.
— Если заглянуть в прошлое, помните, что подвигло вас не идти по проторенному пути, работая на постановках в «чужих» театрах, а собрать свою труппу?
— Я оканчивал Щукинское училище — оставалось только защитить диплом. И, естественно, для защиты я выбрал Новосибирск. Можно было бы попроситься в какие-то московские театры, но я почему решил так. Приехал в город, пришел в «Красный факел» и, имея на руках направление и письмо от своего мастера, обратился к его ученику и тогдашнему главному режиссеру театра Михаилу Резниковичу. Он посмотрел на письмо, отшвырнул в сторону и сказал: «Молодой человек, для того чтобы работать в нашем театре, надо знать, как минимум, действенный анализ. Единственное, что я могу вам позволить – это сидеть рядом со мной год, два или три, пока вы не научитесь этому. Вот тогда и сделаете свой диплом». Более циничного профессионального разговора в жизни моей не было. Я вышел оттуда и сказал, что никогда моя нога не переступит порог этого театра.
— Но ведь были в Новосибирске и другие театральные коллективы?
— Моим кумиром в молодости был, конечно, Изяслав Борисов. И вообще вся эта замечательная троица — Борисов, Фатеев, Гоберник, которые тогда творили в «Старом доме». Они выпускали какие-то очень тонкие, пронзительные спектакли, которые создавали особый театральный мир – негромкий, нефееричный, непраздничный, но очень душевный и откровенный по части разговора со зрителем. Ставили они современную на тот момент советскую драматургию. Я ходил на их спектакли и безумно завидовал тому, что у них есть такой маленький уютный домик, есть атмосфера черного кабинета с яркими тонкими лучами фонарей, которые позволяют концентрировать внимание зрителей там, где тебе нужно. У меня ничего этого тогда не было. И я подумал, что хотел бы создать что-то подобное: небольшой камерный театрик, который был бы частью интимно-духовной, а не общественно-социальной жизни новосибирских зрителей. Так я принял решение создавать свой театр.
— Как искали единомышленников?
— С кем и как я это буду делать, я еще не знал. Но мой тогдашний друг, замечательный человек и мастер каламбура Вадим Иванович Суховерхов сказал, что у него есть приятель, который работает в театре юного зрителя: он не доволен репертуарной политикой и хотел бы уйти. Мы встретились. Это оказался Володя Соколов, муж актрисы Ирины Нахаевой. Они пригласили из «Красного факела» своих друзей — Юру Александрова и Пашу Харина. С ними пришла Маша Александрова, тогда еще студентка театрального училища. Мы сели, поговорили о том, как будем создавать новый театр, и начали работать. Выпустили в рамках конкурса самостоятельных работ в СТД спектакль «Сорок первый» по Лавреневу, и после этой работы поняли, что нам есть о чем репетировать, разговаривать, спорить, думать и размышлять. Так и пошло-поехало. Появились новые спектакли, подтянулись новые люди. Из Норильска приехал Коля Соловьев и поставил «Неудавшийся спектакль» по Хармсу. Потом я поставил «Звезды на утреннем небе» Галина. Играли мы на сцене Дома актера. Потом руководство Дома актера сочло, что мы засоряем эфир их жизни, и нас оттуда просто вышвырнули.
— У вас был запасной вариант?
— Мы погрузили в маленькую тележку свой нехитрый скарб и поехали в ДК Октябрьской революции. Его руководителем была моя однокашница по Кемеровскому институту культуры, тоже режиссер — Надежда Григорьевна Лобанова. Она сказала: приезжайте и работайте у меня. Мы приехали, выбрали себе место и в этом уголке, ни у кого не спросив, как говорится, в три топора построили маленький уютный театрик на 28 мест. И с каждым спектаклем убеждались, что это — наш театр со своим лицом, стилем и мыслями. Но самое главное, это тот театр, который было необходимо тогда создать. Мы чувствовали необходимость своего существования каждый день.
— Чем было вызвано это чувство?
— Это происходило в конце периода застоя, когда один за другим умирали вожди, а с репертуаром в театрах Новосибирска все было очень сложно. Спектакли в основном выпускались мертворожденными, пропагандистскими, идеологическими. Про революцию. Про то, что мы все-таки не зря побеждали. Первая протестная интонация появилась в тюзе, куда пришли молодые хорошие режиссеры, и началось несмелое волнение. Чувствовалось, что грядут перемены. И так получилось, что носителем новой идеи стал наш театр.
— Какую идею вы тогда несли в массы?
— Это была идея живого и открытого театра. Мы не кричали со сцены о том, что хотим разрушить старый мир и построить новый, но существование актеров и режиссерская эстетика были принципиально другими. Этот театр превращал зрителя в партнера, соавтора. Грубо говоря, возвышал над действительностью. Для меня до сих пор большая загадка, какое огромное место театр занимает в социальной жизни. По крайней мере, в России — это фронт, на котором всегда что-нибудь происходит. Кого-то убирают, назначают, сливают, меняют, прикрывают, открывают. Почему власть так много уделяет этому времени и сил, а, главное, денег — я тогда не знал, но интуитивно понимал, что театр — тот канал, через который люди общаются с тем, кто выше власти. Я смело говорил о том, что, когда в советское время была разрушена церковь и уничтожена религия (не вера!), на смену ей пришел театр. То есть главное место в духовной жизни народа занял театр. Не всего, конечно, не у всех, но у интеллигенции совершенно точно. Вспомните Таганку. Они были выше власти, и народ, который туда ходил, понимал, что он выше власти. Поэтому они были дерзки, смелы, позволяли себе быть свободными и творить так, как не творил никто.
— Кто еще тогда вас вдохновлял?
— Мое режиссерское становление как раз совпало с возникновением и рассветом Малого драматического театра в Ленинграде — театра Льва Додина. Его ошеломляющие спектакли оставили во мне след на всю жизнь. Это же невозможно было осознать, до какой степени из тебя вырывают сердце, ничего не делая. Я до сих пор благодарю Вениамина Фильштинского за то, что своим спектаклем «Муму» он заложил в меня бациллу правды — настоящего, высокого, чистого театра, занимаясь которым, ты чувствуешь уважение к себе.
— Сегодня такой театр по-прежнему важен и нужен?
— Сейчас вкусы и понимание театра очень разделились. Кто-то идет в сторону актуального театра, кто-то пытается остаться на своем месте. Я никогда не следовал моде. Я всегда следовал своим учителям, даже если они, как Додин и Някрошюс, не знали о том, что я их ученик. Одним из самых великих моих учителей был Зиновий Яковлевич Корогодский, но с ним мы дружили. Это не было круглосуточное и дотошное обучение, это была какая-то внутренняя связь: мой вопрос — его ответ, его лекции — мое судорожное, беспощадное к себе погружение в материал. Именно Корогодский открыл и оживил для меня метод действенного анализа, без которого я просто не знаю, как работать и с какой стороны подходить к произведению. Вот такой театр, пришедший ко мне через учеников и последователей от самого Станиславского, мне нравится, — и я ничего с этим не могу поделать. Да, в последние десятилетия появился новый театр с ноль позицией, сомнительными приемами и иными режиссерскими принципами. У него есть поклонники и даже фанаты. Но мне не зашло. Мне нравится заниматься тем, чем я занимаюсь.
— А чем вы занимаетесь?
— Я рассказывал и рассказываю историю — историю жизни, на которую автор потратил огромное количество сил и энергии. Как я могу взять и поправить Чехова? Я не могу это сделать, потому что придерживаюсь другой системы ценностей. Классика признана веками и людьми, потому она интересна и актуальна всегда. А взять автора, подмять под себя, поплясать на могиле и доказать, что ты круче его, — это я считаю недостойным и неуважительным для себя. Я, наоборот, всегда радовался, когда мне удавалось вступить с автором в партнерские отношения. То есть, не разрушая текста, пересказать его современным театральным языком, который был бы понятен зрителю. Чтобы зритель сказал: «Ой, Чехов всегда был для меня самым скучным и занудным автором в школьной программе, а оказывается в нем все так интересно».
— Этот подход вы стремитесь передать своим ученикам? Или они вольны в своем выборе метода?
— Для меня ценность того театра, который я проповедаю, никогда не пошатывалась, никуда не исчезала и ни капли не девальвировалась. Она всегда была моим внутренним достоянием, гордостью. Этого я держался и этому учил своих учеников. У меня их тоже огромное количество. В основном, студенты-выпускники театрального института, лучшие из которых остаются в моем театре. Но последние несколько лет к ним прибавились и участники Лаборатории академической режиссуры, где я обучаю методу действенного анализа. Он дает отличный результат. Хочешь ты или не хочешь, но погружаешься в художественный процесс и становишься его соавтором. Не все этот метод понимают и принимают. Но те, кому он подходит по группе крови, становятся его поклонниками на всю жизнь. Я считал, считаю и буду считать, что театр – это о человеке и для человека. Ничего загадочнее и прекраснее человека на земле не существует. Сколько бы мы не увлекались технологиями, сколько бы мы не думали, что человек изменился, это все не более, чем игра. Но, оставаясь наедине с собой, человек не меняется. Он все равно думает о боге, даже тайно от самого себя.
— Вы религиозный человек?
— Нерелигиозный и невоцерковленный, но глубоко верую. Не в дедушку с бородой, а в то, что создается мной самим. Когда твоя жизнь переходит в фазу заката, ты понимаешь, что, много лет занимаясь богоборством или богоискательством, на самом деле занимался созданием бога, который помогал тебе в трудные минуты. А их у меня было ох как достаточно. Когда я возвращаюсь к своим любимым Достоевскому и Толстому, то вижу, что всю жизнь они создавали своего бога, потому что их не устраивал тот сказочный и мистифицированный бог, о котором говорят все. И я, считая себя творческим человеком, понимаю, что все эти годы создавал не только театральный мир, в котором живу 25 часов в сутки, но и образ бога, который для меня единственно живой. Кажется, мне удалось разгадать и познать его. Это огромная сила, которая дает мне энергию, чтобы сохранять достоинство, нести свой крест и веровать.
Юлия ЩЕТКОВА, «Новая Сибирь»
Фото Виктора ДМИТРИЕВА и из архива Театра Афанасьева
Прима-балерина Санкт-Петербургского академического театра балета Бориса Эйфмана Мария Абашова — яркая звезда современной балетной сцены и невероятно многогранная личность. Она не только заслуженная артистка России, лауреат международных конкурсов и премий, но и мама троих детей, и успешный блогер с многотысячной армией подписчиков. В труппе Бориса Эйфмана балерина с 2002 года, в репертуаре артистки театра множество ярких ролей, принесших ей признание специалистов и любовь публики.
Читать далее Мария Абашова: Я понимаю, что участвую в большой творческой миссии театра Эйфмана
Александра Денисенко с момента ухода в конце марта текущего года можно и должно причислить (уже навеки) к плеяде больших русских поэтов второй половины 20-го столетия. Его самобытность, ему одному лишь присущее смиренно-нежное молитвенное простодушие, его якобы неправильность и душевное нищебродство — все это, несомненно, в свободном прирастании присоединяет к русской поэзии целую страну-территорию под названием «Денисенко из Мотково».
Читать далее Александр Денисенко. Блаженный Макар и телята словес
Санкт-Петербургский государственный академический театр балета Бориса Эйфмана в апреле снова выступит на Большой сцене НОВАТа.
Читать далее Борис Эйфман в пространстве русского психологического балетного театра
